Часть 1
26 октября 2017 г. в 23:30
Этим вечером небо похоже на давленую чернику в сливках: необычный фиолетовый оттенок становится гуще к горизонту, где, сгрудившись отарой овец, висят слишком белые облака.
Пролитое вино пятном крови растекается по ткани, и в его запахе вместо винограда мерещится вяжущая нота болотной клюквы. Ричард смеется неуклюжему герцогу, пасынку короля. Мальчишке тесно в своем теле, душно в черно-белом королевском колете, одиноко среди толпы солдат и придворных. Должно быть, поэтому сейчас он только морщится на смех и не уходит к своему сопровождению, предпочитая кровника всем остальным. Дурное небо сегодня тревожит и его, ведь все лучше опостылевшей желтизны монотонных голых гор.
Желтые раскаленные небо, дорога, трава, река смазываются к вечеру, золотыми кругами пляшут под веками в захваченной болью голове, выцветают в серое тенями под глазами и синяками на коже после утренних разведок, рыжеют отблесками заката на стенках палатки.
Размеренная неспешность армии убивает нетерпеливого Рамиро и усыпляет, угнетает Ричарда. Болезненно-желтый вливается в него с каждым шагом коня, с каждым поднятым клубом пыли, с каждым впивающимся прямо в сознание пронзительно ярким бликом на желтой от глины воде бурного Изониса. Но сегодняшний вечер другой. Фиолетовый и красный, не режущий глаза, словно цвета приглушили, заодно переменив палитру.
Фиолетовое небо стекает вниз чернилами темноты, заливает ущелье и людей в нем ночной прохладой, дарит мгновения отдыха и пахнет, пахнет черникой. Ричард уверен, что знает с десяток примет, связанных с таким небом, но сегодня, именно в этот вечер, ему все равно. Он не верит в приметы. Он просто смеется не «над», но «для» мальчишки с расплывающимся красным пятном на рубашке. Чтобы показать, что ничего такого в разлитом вине нет. И Рамиро понимает, в свои восемнадцать он знает побольше многих, но постоянно не про то, что нужно. Вот и теперь только кривится на кислое северное вино, но даже не думает вспыхнуть ненавистью к смеющемуся врагу, не вскакивает, не вызывает на дуэль, даже не отворачивается: наоборот, дрожит уголками губ — неродившаяся улыбка или задавленное недовольство? И стягивает испорченную рубашку. Свет тут же обнимает его голый торс, оглаживает ладные мышцы мужчины, начинающего входить в силу, глубокими тенями обрамляет выступающие косточки ключиц. Ричард решительно душит неуместное желание ущипнуть герцога за бок — просто хочется пощупать, успело ли за две недели в армии нарасти мясо. Глупое желание. И он ведь не особо пьян. Или нет? Сколько было вина? Бутылка, бокал? Ричард не хочет думать и вспоминать. Чутье подсказывает ему, что скоро большой бой. Бароны Гаунау уже порядком давно кишат на границах, а завтра еще вылазка к Глэнтайрт. Как бы удержать любопытного мальчишку в безопасности?
Рамиро ежится, обхватывая себя, — вечера в горах холодные, из теснин солнце уходит рано, и ветер, блуждающий между вершин, пробирает до самого нутра. Сопротивляться этому вечеру невозможно. И Ричард задумчиво взвешивает «за» и «против». В голове разворачиваются варианты возможных последствий, и все они кажутся не такими уж страшными и непоправимыми сейчас. Отставив бокал, он пересаживается вплотную и обнимает, ловя руками мелкую дрожь. Острые лопатки сходятся под гладкой кожей спины, когда Рамиро жмется ближе. Сам. Обхватывая за пояс и утыкаясь головой в плечо. Таким его хочется любить. И просто хочется.
Под прикосновениями Рамиро абсолютно настоящий. Не пьяный, не сонный, даже не взволнованный. Ричард смотрит, как от его пальцев по незагорелой коже предплечий разбегаются мурашки, вздыбливая волоски. Губы Рамиро красные, как разлитое вино, и отдают горечью клюквы. Где бы нашел? Ричард давит на них пальцем и ждет, что брызнет сок, но Рамиро, как норовистый жеребенок, мотает головой, чтобы тут же потянуться целовать. И Ричарду почти стыдно за свои мысли: какие ягоды, право слово, о чем он вообще? Целуется Рамиро хорошо, вдохновенно, иногда со смешливой улыбкой откидывая голову и глядя рассеянными, влажно поблескивающими глазами, и Ричард гонит от себя мысли о столичных куртизанках.
Он узкий до невероятного — такой, что с внезапным волнением страшно навредить. Растягивая его, Ричард сам почти дрожит, не понимая от чего именно. Ему жарко, словно в кузне, и целый ворох эмоций, ощущений и мыслей плавится в его голове от этого жара. Рамиро обрывает стон, зажав себе рот ладонью. Он напряжен, по виску скатывается капелька пота. Ричард убирает прижатую ко рту руку и целует неподатливо сжатые губы, проходится языком по небу, зубам. Входит внутрь там, внизу. Солено пахнет оружейной смазкой, перед глазами носятся яркие искры. Мгновение, еще одно. Икры, прижатые к бокам, расслабляются, острая пятка болезненно впивается в поясницу. Движения сначала даются с трудом, но потом все как-то выправляется. Мир зацикливается в бесконечном повторении одного и того же мига, до тех пор, пока он не становится слепяще ярким, обжигающим. Перед тем как излиться, Ричард выходит из Рамиро, пачкая семенем походную койку. И, положив руку на горячий, налитый кровью ствол, быстрыми ломаными движениями доводит до конца и его. Рамиро кусает губы и шумно выдыхает через нос, липкое белое растекается между ними. Слабость сковывает мышцы приятной усталостью, а по венам вместо крови, кажется, течет перебродивший черничный сок.
Вечер разлетается в ночь пеплом от костра, тлеющего снаружи. Ричарду вставать еще до утренней зари, и заснуть он даже не пытается, а Рамиро спит крепко, спокойно, во сне обхватив его за руку. Юный герцог, принц и будущий король спит, и на лице его темнота рисует следы грядущих перемен: вот тут лягут морщины — на лбу и возле рта, вот тут скулы обретут жесткость, вот отвердеет острый подбородок. Хочется укрыть мальчишку, спрятать от разочарований, бед и войн. Но Ричард видел огонь, горящий в нем, — не ему сдерживать это пламя…
Едва первый свет ложится серым и желтым на ткань палатки, Ричард встает. Целуя на прощанье темную макушку, он корит себя за излишнюю нежность, но уже поздно. Глупая птаха в груди стукнулась в грудную клетку — она выбрала, кому верить и быть верной. Рамиро оставался спать в его палатке, в безопасности до поры. А потом они поговорят и решат, что делать дальше. Но это будет потом.