Однажды в Новаке

      Мэнни Варгаса будит настойчивый стук в дверь. Он резко садится в кровати, сердце колотится, как будто он совершил марш-бросок от каньона Ред-Рок до Коттонвуд-Коув. Мэнни переводит дух и пытается осознать, что происходит.       В комнате темно, а значит слишком поздно или слишком рано для визита вежливости. Что-то случилось, думает Мэнни, хватаясь за пистолет. Его тяжелая рукоятка привычно ложится в ладонь, успокаивает.       За окном ни звука. Если бы напали Легионеры – он бы услышал. Все бы услышали выстрелы Крейга Буна.       Значит, ничего не случилось, думает Мэнни, стук просто приснился. Ночь тихая, самая обычная ночь.       Но стук повторяется.       За дверью стоит Джесап. Джесап и Макмерфи, зажимающий рану в плече. Ночью. На его пороге. В Новаке.       — Вашу ж мать, — с чувством ругается Мэнни, пошире распахивая дверь и пропуская их в номер.              — Как вы нашли меня?— спрашивает Мэнни, прикидывая, чем бы перевязать рану Макмерфи.       — О, мы просто проходили мимо, — отвечает Джесап. Макмерфи, привалившись к нему здоровым плечом, с глупой улыбкой пялится на ободранный потолок.       — Решили заскочить на огонек? Здесь вам не рады, — кисло сообщает Мэнни, сам знает, что бессмысленно, но промолчать не может. — И чем это он обдолбан?       — Немного того, немного этого… домашний рецепт.       — Отлично, вы еще и дурь с собой принесли. Проваливайте.       — А что мне оставалось делать? Макмерфи вообще-то руку прострелили, ему больно. И куда нам идти, брат? Если мы попадемся НКР – нас убьют.       — Я знаю, – сквозь зубы бросает Мэнни. Они недолго молчат.       — Черт. Ладно, оставайтесь пока. Но следующей ночью вы должны уйти.       — Спасибо, брат, я знал, что ты не подведешь! — радуется Джесап, поправляя Макмерфи, медленно сползающего с кровати на пол.              Спать этой ночью Мэнни больше не может. Сначала они вместе с Джесапом промывают и перевязывают рану почти бесчувственного Макмерфи. Затем Мэнни ищет, где бы уложить незваных гостей. А потом долго крутится на жесткой постели – кровать по праву раненого и несчастного досталась Макмерфи.       Мэнни лежит на полу на старом дырявом одеяле поверх худого матраса, и разные мысли бродят в его голове, не давая уснуть.       Как только на небе появляются первые признаки рассвета, Мэнни бесшумно исчезает из номера.              Возвращаться домой после утомительно дня, проведенного на посту, совсем не хочется. Невольно придется говорить. Сначала о Дамбе и Вегасе, затем о Легионе и НКР, о племени, братьях, каньоне Ред-Рок и, конечно же, Биттер-Спрингс. И Мэнни оттягивает этот момент как может.       Говорить о Биттер-Спрингс Мэнни пока не готов. Вряд ли вообще когда-нибудь будет. Он поступил тогда как мальчишка: сказался больным, чтобы не видеть знакомых лиц, не отвечать на вопросы, на которые нет ответа. А ведь если б не его малодушие, он бы мог кого-то спасти… Наверняка мог, окажись он в нужном месте в час икс. Или поймать пулю от НКР. Интересно, ему бы умиралось легче, знай он, что его пристрелил кто-нибудь из своих. Крейг Бун, например.       — Да к черту этого Буна, — ворчит Мэнни и сплевывает через перила обзорной точки. У него и без мыслей о Буне и Биттер-Спрингс забот хватает. Например, забот о Джесапе.       Джесапе и Макмерфи, из-за которых все в Новаке могут узнать, кто он такой.              На полигоне РЕПКОНН заводятся гули. Сообщает об этом старый Нелай, а потом и другие. Гули – это проблема, из-за них Новак станет городом-призраком. Мэнни думает об этом, пока дежурит на вышке, и не знает, что делать. В одиночку идти на гулей ночью – безумие, а днем он не может оставить вышку: Легион захватил Нельсон.       А вот Буну плевать на гулей, если ты не легионер, то ты вряд ли достоин внимания Крейга Буна. Его «я вижу красное – я стреляю» давно уже превратилось в «я вижу красное и только тогда выхожу из тяжелого кататонического ступора и стреляю». Но Бун не говорит об этом Мэнни, они вообще не разговаривают ни о чем после гибели Карлы.       Бун винит в ее смерти Мэнни, или весь мир, или себя. Мэнни себя виноватым не чувствует и не считает, что виноват Бун. В сложившихся обстоятельствах застрелить ее было верным решением. Жестоким, но единственно верным.       К тому же Карла была той еще хитрой сукой. Но этот довод не то, что Мэнни считает нужным озвучивать вслух.              Джесап и Макмерфи гостят у Мэнни уже три дня. И Мэнни не знает, как бы подоходчивее указать им на дверь.       Макмерфи – ужасный неудачник. Его рана, просто царапина на самом деле, начинает гноиться. Джесап ходит мрачнее тучи, а у Макмерфи начинается жар.       Мэнни заходит к Аде Штраус за аспирином, мед-Х и на всякий случай за стимулятором. Ада беспокоится за него, ее головорезы за его платежеспособность, и Мэнни приходится отговориться походом в РЕПКОНН.       — Тебе своих забот мало? — ворчит один из них, закуривая.       — Должен же кто-то узнать, что там творится, раз вы не чешетесь, — улыбается Мэнни.       — А это не наше дело, — сердится второй головорез, Мэнни так и не запомнил их имена, — пусть ваш шериф этим занимается, ему за это платят. Или ребята из «Чарли»…       — … вот уж ребятам из «Чарли» точно есть чем заняться, пока вы, дураки, штаны протираете, — смеется Мэнни. Иногда он вообще не понимает, что делает в этом проклятом Новаке, среди людей, которым ни до чего нет дела. Ах да, это же теперь его дом.       — Эй, Варгас, заткнись не нарывайся, а…       — Да прекратите вы уже наконец! — сердится Ада Штраус,— читать мешаете, —и охранники притихают.       Из своего номера выходит Бун, как всегда мрачнее мрачного, и Мэнни спешит уйти.              Рука Макмерфи заживает, но Джесап не торопится уходить.       Мэнни снова на вышке, наблюдает за пыльной, разогретой солнцем дорогой.       По дороге идет человек. Тащится еле-еле, пока слишком далеко, чтобы разобрать кто он. На торговца он не похож, для рейдера слишком хорошо одет и слишком неуверенно держится. Мэнни целится путнику в голову, задерживает дыхание, но курок не спускает.       Путник доходит до мерцающей вывески «мест нет», останавливается. Запрокинув голову и заслоняясь от света, смотрит на динозавра. Мэнни из своего укрытия разглядывает незнакомца.       Ничего особенного: просто бродяга.       Бродяга улыбается и машет Мэнни рукой.              Бродягу зовут Дин Гордон, и целый день он шатается по Новаку и задает вопросы. Мэнни это нервирует, он думает, что это НКР наконец-то вспомнила про них с Буном и прислала шпиона. Или, что хуже, шпиона прислал Легион.       Но когда Дин со своими вопросами и улыбками доходит и до него, Мэнни понимает, что ошибся. Дин просто любопытный и все его вопросы – безобидный треп. Дин ищет попутчика, который дойдет с ним до Вегаса и на которого можно положиться в пути. Расспрашивает про какого-то Бенни в клетчатом пиджаке… Про Бенни и про банду Джесапа.       Но в Новаке не особенно любят болтать, во всяком случае с незнакомцами. Мэнни забавно наблюдать, как отделывается от расспросов старый Клифф, а когда приходит его черед, с радостью болтает с Дином о том и о сем, умалчивая, впрочем, про своих незваных гостей. Избавиться от них подобным образом Мэнни не позволяет совесть. И Дин, вынужденный слушать про приплод браминов, урожай брюквы или сувениры старого Клиффа, быстро скисает и отстает.              Вечером Мэнни сидит в баре, попивает виски и настроение у него хуже некуда. Джесап и Макмерфи торчат в его номере как пришитые, да еще и насчет чертовых гулей его, видимо, никто не собирается слушать.       — Чего ты зря людей пугаешь? — ворчит бармен, и Мэнни сердито кривится.       — Ну да, давай я буду молчать пока сраные гули не отгрызут кому-нибудь голову. Надо собрать отряд.       — Надо для начала разведать, посмотреть, что там и как, — пожимает плечами бармен. Он определенно не выглядит впечатленным, — вдруг там и нет никого, так, пара задохликов…       — Ну, конечно… — сердится Мэнни, — я, наверное, все выдумал…       — Может быть, я схожу в этот… Рипкорн… Или как там его? Разведчик из меня хоть куда, — заявляет Дин, подсаживаясь поближе.       Мэнни, сдерживая смех, изучает его нахальную физиономию. Физиономия сияет как лампочка.       Надо предупредить бармена больше не наливать этому парню.       — Ты хоть знаешь, что такое РЕПКОНН?       — Да, — уверенно кивает Дин, — место, где водятся гули.       Мэнни вздыхает. Все отчаянные смельчаки, которых он знал, оказывались банальными дураками. Бун не в счет, он исключение. Правда этот парень пришел со стороны Ниптона, в одиночку, значит все-таки на что-то способен.       — Ну так что? – улыбается Дин, нагло наливая себе из бутылки Мэнни.       — Ладно, согласен. Но уговор такой – только разведать.       — Ага, — хитро прищурившись, соглашается Дин. — Есть и другой вопрос: что мне за это будет?       Он недвусмысленно подмигивает и снова тянется за бутылкой.       — А что ты хочешь? — улыбается Мэнни и залпом допивает свой виски. Дин оживляется.       — О, ну, например, узнать, что за мрачный красавчик дежурит на вышке ночью?       — Пф, он не для тебя, — отвечает Мэнни, мрачнея. И не для меня. Вообще ни для кого, если быть честным, прибавляет он про себя. — Но, если ты вернешься живым, я расскажу тебе все о Крейге Буне. А теперь – извини.       Он отодвигает пустую бутылку и отправляется домой. Дома его ждут головная боль и Джесап. Джесап и Макмерфи, которые наверняка уже разорили алкогольные запасы и развели костер из его книг прямо на ковре.              Дин возвращается потрепанный, но довольный.       — С гулями покончено! — радостно отчитывается он, как только поднимается на смотровую площадку. И снова улыбается как кинозвезда с довоенных плакатов.       — Крейг Бун – совсем не тот, кто тебе нужен, — с невольным сожалением произносит Мэнни, и Дин смеется.       — А ты значит тот?       — Смотря для чего… — Мэнни берет азарт, он готов поддержать эту игру, чем бы она не закончилась, — но в целом, да, я не против, — соглашается он на еще не озвученное предложение, — почему бы и нет?       Дин кокетливо заправляет за ухо отросшую прядь. Это смотрится нелепо, слишком по-женски, но и чертовски мило одновременно. Шляпа Дина съезжает на один бок. Мэнни не может сдержать улыбку.       — У тебя просто ужасная шляпа, — говорит он.       — А у тебя классный берет, — отвечает Дин. — Цвет, конечно, не мой, но…       — Хочешь примерить?       — Вообще-то мне надо в Вегас, но я не тороплюсь…       Дин сияет так искренне что Мэнни на миг кажется — податься вместе с ним на Стрип не такая уж плохая идея.              Когда Мэнни утром заглядывает в свой номер, чтобы привести себя в порядок и переодеться, там пусто. Нет ни Джесапа, ни Макмерфи, ночью они ушли, оставив после себя лишь разобранные спальники и грязные бинты. Мэнни наконец-то может вздохнуть спокойно.       Но по-настоящему спокойно он вздыхает, когда Дин уводит Буна на Стрип. Конечно, надо будет искать замену на вышку, но это мелочи.       Жизнь начинает налаживаться, думает Мэнни. Он надеется, что у Буна тоже. Бун теперь в надежных руках, и может быть встретит кого-то получше Карлы.              Мэнни Варгаса будит настойчивый стук в дверь. Он вскакивает с постели, забывая про пистолет, и крадется к двери.       — Джесап?       Нет, говорит он себе, показалось, это все уже было. Расслабленно вздыхая, он возвращается обратно, но стук повторяется.       За дверью стоит человек. Лысый и мрачный, но, если приглядеться – чертовски смущенный.       — Меня зовут Крис Хеверсем, — говорит он. — Я от Курьера. Был гулем. Они улетели, а я остался. И теперь мне совершенно некуда идти.       Крис Хеверсем. Ночью. На его пороге. В Новаке. Да кто он, мать его, вообще такой?       — Проходи, — говорит Мэнни, —но учти, только до завтра.       Хеверсем согласен на все.       Мэнни предупреждает, что в ванной нет света – в мотеле что-то с проводкой, а из-под раковины после недавних гостей начала сочиться вода. Хеверсем заявляет, что без проблем все починит, только с утра, а еще смажет дверь, чтобы не скрипела как старый гуль. Но сейчас он устал, он слишком долго слонялся по округе, не решаясь вернуться к людям, которые его ненавидят.       Мэнни пожимает плечами и стелет ему на кровати, а себе на полу.       — Спокойной ночи, — говорит Мэнни, а сам долго лежит в темноте и не спит, смотрит на стену, прислушиваясь к чужому дыханию. Тоже не спит, вздыхает. Принесла же нелегкая… — Эй, Хеверсем, готовить умеешь?