Разбежавшись...

      Мужчина мрачной тенью поднимался по скрипучей, чудом уцелевшей в огне лестнице, клубы пыли и пепла поднимались в воздух, оседали на его брюках и плаще, но ему было все равно. Уже все равно.       Он поднимался и старался не вспоминать, как когда-то давно, кажется, еще в прошлой жизни, десятки, сотни лет назад по этой лестнице поднимались они, как ее голос звенел от страха, поторапливал его бежать еще быстрее. Прочь от сцены, от перепуганной трупом Бюке толпы… и от того, кто неслышной тенью последовал за ними.       Мужчина тихонько, зло хохотнул. Глупцы! Несчастные даже не заметили его присутствия! Почему же он не явился перед ними — виконтом, который наивно полагал, что его, Призрака Оперы, не существует и играл в благородного рыцаря, и Кристин, которая так наивно полагала, что ее Ангел Музыки не узнает о ее милом разговоре с мальчишкой?       Мужчина замер, переводя дух, а затем шагнул на крышу Оперы Популер. Точнее того, что было Оперой. И как крыша-то еще держится!       Призрак поднял голову и снял свою маску, позволяя бледным и холодным лучам луны осветить его уродливое лицо.       Он любил ночь. В ней была какая-то загадка, она была полна тихими, вкрадчивыми звуками, манила своими тайнами… но в ней не было лжи. Луна была холодна и недоступна, но она была Призраку милей Солнца.       Ночью он мог смело выходить на крышу Оперы, которую он считал своей, и снимать маску, позволяя прохладному ночному ветру доносить до него шумы ночного Парижа и приятно обдувать кожу.       Он не любил дня, не любил Солнца. Все это ассоциировалось с людьми, которые никогда не были близки к нему, ненавидели его — и все только из-за его лица…       Свет… Призрак усмехнулся. Все эти дамы и господа, задирающие свои носы и называющие себя благородными, были всего-навсего пустышками в красивой обертке. О, Он прекрасно помнит, как они кричали, когда увидели труп пьяницы Бюке, раскачивающийся на веревке. Как они кричали, когда Кристин сорвала с него маску…       Кристин!       Мужчина зарычал, как раненый зверь, и пинком отправил какой-то кусок деревяшки в свободный полет.       Она предала его! Но за что? Разве он заслужил все это? Эти боль и унижение, одиночество — за что они ему, за какие грехи? Ведь все это Призрак терпит всю свою сознательную жизнь, с трехлетнего возраста!       Перед глазами мужчины пронеслась вся его жизнь- смутный образ матери, цыгане, толпа зевак, которые глазели на него через прутья клетки, Антуанетта, театр, Персия, Надир, снова театр, маленькая Кристин, уроки пения, дебют Кристины, ее первый визит в его дом на берегу подземного озера, скандал Карлотты, « Il Muto», Бюке, Кристина и виконт на крыше театра, бал, дуэль на кладбище, «Дон Жуан», тот поцелуй…       Призрак усмехнулся. Его неверная Муза так рвалась спасти своего ненаглядного мальчишку, что поцеловала мужчину, о котором она знала так мало — и так много… но она не знала его имени, даже не подумала о том, что у такого, как ее Эрик, может быть имя!       Впрочем, теперь уже поздно жалеть. Уж ему — точно. А вот Кристин пожалеет. Не сегодня, так завтра, но она вспомнит того, кого отвергла! Вспомнит и пожалеет! О, да пожалеет! Ведь о таком событии она обязательно услышит. За этим он, собственно, и пришел на крышу, хотя вполне мог сделать это и в своем убежище.       Эрик снова усмехнулся и подошел к краю крыши. Ветер тут же ударил его в грудь, словно отговаривал от этого безумного поступка. Мужчина в ответ лишь рассмеялся, надел маску и поправил перевязанную черной лентой розу, которая вместе с предсмертной запиской лежала в его кармане.       Всего-то и надо — разбежаться и прыгнуть. Или просто шагнуть в эту пропасть. А что его держит здесь? Ничего. Ни друзей, ни возлюбленной, ни любимой работы. А там… кто знает, может быть, небеса будут милостливы и дадут ему покой, которого несчастный не знал с рождения.       Мужчина сбросил плащ, который ветер тут же отнес на середину крыши       Ты уже на краю.       Осталось только разбежаться и прыгнуть. Пересечь эту заветную черту, за которой нет пути назад.       Эрик в последний раз посмотрел на луну, прикрыл глаза и шагнул.       Ты уже не на краю.       Ты уже за чертой.       Пути назад уже нет.