То, во что он не верил.

      Тихий цокот лишь слегка царапающих прочное металлическое покрытие пола когтей ничуть не нарушал установившейся в помещении тишины. Хотя бы потому, что меха, не имевшим абсолютного, идеального слуха был не слышим. Только он мог чётко представить себе этот незаметный для многих звук.

Цок-цок… «Скрип!»

      Когти проскребли по резко сменившей ориентацию поверхности – он забрался куда-то выше, неприятно, неожиданно неловко царапнув по стене. Оттенок страха растаял в искре, звук показался ему оглушительным в такой привычной тишине. Но никто не заметил, – кому было замечать? – и он, раздражённо отбросив глупые мысли, продолжил свой неторопливый поход, должный остаться никем не замеченным.       Таков план. План? Когда для чего-то подобного нужно было составлять «план»? Наверное, когда ты находишься на борту вражеского корабля, где каждый третий если не опасается тебя, то презирает или ненавидит. За знак. За выбранную сторону. За желание сражаться на стороне тех, кто когда-то давно решил бороться. Бороться за своё будущее, за то, чтобы строить его своими собственными руками.       Ох, нет… Только не сейчас. Дискуссии на тему необходимости прошедшей – ещё не до конца затухшей – войны можно продолжать вечно. Но не для этого он здесь. Задаться философскими мыслями можно и позже, оставшись в одиночестве, наедине с собой или же в компании бессменного лидера. Сейчас же…       Что-то громко стукнуло по металлу, прокатилось со скрежетом и замерло в стороне, обозначая свою остановку постепенно затихающим равномерным стуком. Удобно разлёгшись на балке – или что это тут ещё? - под самым потолком, – вот как специально для него монтировали! – он с оттенком любопытства свесил голову, всматриваясь в происходящее внизу. Уронила, констатировал с беззвучным хмыком он, наблюдая, как лазурная фембот торопливо подбирает с пола выпавший из манипуляторов предмет: лист металла округлой формы. Лениво колыхнулся интерес, что же это за вещица такая, но быстро угас. Во все тонкости происходящего – хотя бы в этот раз – вникать отчаянно не хотелось. Намного занимательнее было сейчас представлять выражение фейсплейта этой забавной фем: она наверняка выглядит вспугнутой неожиданным происшествием, недовольной, может, слегка – но только слегка – раздражённой – хотя точно сказать он не может, глядя со спины. Однако даже представлять было это приятно. Просто представлять, не то что видеть.       Она подцепила край тонкой пластинки, подняла и вместе с ней выпрямилась сама, направляясь дальше по своим делам. Он даже не дёрнулся, только лениво махнул тонким сегментированным хвостом, чётко контролируя, чтобы тот ничего случайно не задел, ненужным звуком выдавая даже не местоположение, а просто его здесь присутствие. Фем никуда не уйдёт. За то время, что он осторожно наблюдал за ней, он сумел составить её точное расписание.       Медбэй Велосити в ближайшие часы не покинет точно.       Как не ушла она в прошлый раз. И позапрошлый. И десятки раз до этого. Статистика, которой не доверять не хотелось. И он всегда, каждый раз, просто приходил и наблюдал. Часами, как сейчас, неподвижно замерев на практически сроднившейся с ним балке-или-как-там-её, ни разу так и не указав хоть мимолётно на своё присутствие, свой интерес. Медбот суетилась внизу, что-то переставляла, по нескольку раз проверяла итак идеально отлаженную аппаратуру, зачитывалась содержавшейся на датападах информацией о пациентах – двухстах безголовых механоидах, заботу о здоровье которых ей пришлось взвалить на свои плечи, за отсутствием других медиков на корабле – и даже не замечала, как, читая, начинает бродить по медотсеку, выписывая совершенно неожиданные траектории. И настолько увлекалась, что, опомнившись, часто удивлялась тому, что закончила разбор очередной медицинской карты в отличном от того, где она начинала, уголке медбэя.       Он не мог наблюдать за этой забавной фем без усмешки. Она действительно веселила его, была настолько необычной, что своим странным поведением быстро перестала раздражать. Да даже первое время скалился он – и продолжает огрызаться при посторонних – по привычке, по инерции, не желая рушить устоявшийся в чужих процессорах образ самого себя. Но это её «Котик»! Милое, ласковое – не применимое к нему! Десептиконскому разведчику, способному нанести вреда больше, чем некоторые более габаритные сознаковцы – прозвище, вызывавшее целую бурю эмоций, такую непривычную, что её едва удавалось скрывать за вполне естественным возмущением, негодованием и собственной ершистостью.       Он оскалился, едва не зашипев, собственным мыслям, резко, дёргано шевельнул хвостом. Дополнительная, многим кажущаяся лишней, конечность с едва слышимым лязгом, самым кончиком прошлась по металлу его импровизированного насеста. Фем, конечно, услышала этот довольно громкий для него звук и обернулась к источнику, почти идеально определив направление. Чуть левее и выше, мысленно фыркнул он, однако, замерев и заметно подобравшись. Велосити несколько кликов сверлила скрывавший его корпус мрак взглядом, и только когда серво болезненно заныли от напряжения, отвела жёлтую – почти золотистую – оптику, покачав головой и улыбнувшись произнесённым вслух мыслям о «слишком сильной загруженности, и вызванных усталостью глюках». Неловкой попытке фем успокоить себя он не поверил, поэтому, провентилировав тихо, тщательно охлаждая отчего-то нагревшиеся системы, поднялся на лапы и отправился в обратный путь к своему отсеку.       Уходя, Рэведж чувствовал разливающееся в Искре тепло, но списал это, несомненно, приятное чувство на последствия резкого скачка температуры корпуса. Да, ему было приятно посматривать за забавной алозначной фем, но более глубокой подоплёки его причуда не имела.       Он твердил это, но так же, как в самовнушения медика, не верил.