Справедливости нет

Это очень странно — падать вверх. Какой-то частью разума Мако понимает, что на самом деле она чувствует движение спасательной капсулы, поднимающейся на поверхность, несущей ее к солнечному свету, прочь от Разлома... еще обжигает ее кожу, его кожу, такая знакомая боль, он помнит, как это было раньше, но сейчас хотя бы нет пустоты ...но она почему-то не одета больше в драйв-сьют и пилотскую броню — почему-то вместо блестящего черного панциря на ней бледно-голубое платье с оборками, с белым фартучком и нижними юбками, как на тех девочках, которых она видела в Токио — в день, когда кайдзю Онибаба навсегда изменил ее будущее. Ее туфельки — лаково-красные... — Ну надо же, — произносит женский голос — молодой и отрывистый, выговаривающий слова с рафинированным английским акцентом. — Это что-то новенькое. Ты еще не мертва. она выживет, и будет жить, и с ней всё будет хорошо, и этого достаточно Мако поворачивает голову, чтобы посмотреть, кто это говорит; многослойные юбки трепещут под ней — она падает вверх, к поверхности и открытому пространству, к небу и воздуху, что ожидают ее там. Незнакомка выглядит юной, но ее волосы полностью белые — с единственной черной прядью, начинающейся надо лбом и прошивающей аккуратно заплетенную косу. Она одета в черное — почти такое же платье, как и на самой Мако: с узкой талией, широкой юбкой, с носками до колена и блестящими туфлями — только ее наряд черный весь, целиком. Но зато ее глаза, пристально глядящие на Мако — пронзительно-голубые. Светло-голубые, как у Райли — но с ослепительно сияющей точкой в центре, как в глазах кайдзю — хотя эта женщина точно не кайдзю. перевод на ручное управление завершен, самоуничтожение через шестьдесят — Еще не мертва, — говорит женщина, и легкая морщина пересекает ее лоб. — И к тому же не одна. Не знаю, как они смогли это сделать — по правде говоря, я не уверена, что это разрешено... ПИСК. Мако моргает: рядом с ними парит маленькая фигура. Выглядит это как скелет грызуна, одетый в крошечный черный плащ с капюшоном. — Что ты имеешь в виду «между мирами»? ПИСК. — Нет, я не хочу беседовать о теории множественных... Послушай, — торопливо говорит женщина. — Она не мертва, хотя тот, второй, — с которым она связана — уже почти... кружится голова, жжет легкие, обжигает плечи и спину, каждое движение отдается болью, он мог бы отпустить всё это — просто упасть, как упал Йенси У Мако перехватывает горло, когда понимание расцветает в ее груди. — Та-что-приглашает, — шепчет она — не хватает ни дыхания, ни мыслей, чтобы назвать богиню на английском. — Ты не можешь забрать его! Сэнсея больше нет, и нет Чака, и еще стольких людей, которых она звала своей семьей. Она не может — не позволит — потерять еще и Райли! Но, как бы Мако ни старалась, она не в силах приблизиться к женщине, парящей рядом с ней. Голубые искры в зрачках богини вдруг вспыхивают. ЕСЛИ ЕГО СРОК НАСТАЛ, ЗНАЧИТ, ЕГО СРОК НАСТАЛ. Мако замирает — голос эхом отдается сквозь плоть и кость, сквозь душу и дух, расшатывая что-то внутри нее; но женщина фыркает так, как совсем не подобает богиням. — Эта связь вообще не должна быть возможной. ПИСК, говорит крыса. — Квантовая что? — резко переспрашивает она. — Аудиторов удар хватит. А это никогда не заканчивается ничем хорошим для всех нас. Последняя из проблем этого мира... ой! Голубые искры в ее глазах становятся ярче, и ее очертания колеблются, черные кружева становятся острыми и жесткими, похожими на панцирь насекомого, ее голова вытягивается и превращается... в нечто чуждое... Мако непроизвольно втягивает воздух. Но мгновение спустя женщина снова становится человеком — во всяком случае, выглядит как человек. ЭТО БЫЛО НЕПРИЯТНО. Она встряхивает головой, точно пытаясь избавиться от ненужных мыслей. — Кажется, этот... Разлом, как вы его называете... просочился. В несколько миров. Включая мой. И это объясняет, что я здесь делаю. И заодно — почему мы так одеты и падаем вверх по кроличьей норе. Хотя, — добавляет она, взглянув наверх, — ненадолго, я думаю... Мако смотрит туда же. Над ними нависает чернильная тьма. Она наконец находит слова на английском, хотя и подозревает, что эта... женщина... поняла бы ее на любом языке. — Что это? — Пути расходятся, — женщина снова смотрит на нее. — Однажды мы увидимся снова. Просто не сегодня... — Райли... — начинает было Мако и останавливается, когда женщина качает головой. — Мне жаль. У него нет времени, и я не могу помочь ему. Мако не может дышать; ее накрывает отчаяние, и тьма окутывает ее. Она приходит в себя, чувствуя, как раскачивается на волнах. С шипением открываются замки, и ветер свистит над ней, и волны плещут о борт ее капсулы. В ушах звучит голос Тендо: «Сигнал отслеживается. Жизненные показатели в порядке...» Мако садится посреди пустого моря и оглядывается в поисках Райли, но не может найти его нигде. Позже — много месяцев спустя — Мако просыпается, увидев сон. Райли беспокойно ворочается рядом с ней, и она протягивает руку, успокаивая его, успокаивая себя. Он поворачивается и обнимает ее, притягивает к себе; она прижимается щекой к его плечу. — А я ведь был мертв. — Я знаю, — Мако прижимается к нему ближе — теплому, настоящему, живому. «У него нет времени, и я не могу помочь ему». Она никогда не рассказывала ему про богиню смерти и про то, как она падала из Разлома. Он никогда не рассказывал ей о сне, который видел — про стеклянное додзё и мужчину, стоявшего напротив. Его одежда была соткана из ткани пространства, усеянного звездами, и развевалась на ветру, которого Райли не ощущал. «Моя жена говорит мне, что у тебя нет времени. — У мужчины было молодое лицо, но глаза, изучавшие Райли, выглядели очень старыми. — К счастью, давно было записано: нет справедливости, есть только мы».