Кровавый поцелуй

      Лучи заходящего солнца рассеивают сигаретный дым. Пылинки путаются в этих золотых нитях, медленно оседая ниже. Веки безумно тяжелы. Пепел, словно звёздная пыль, созведиями рассыпан по розоватой простыне. Тяжёлая гнетущая тишина давит так сильно, что, кажется, ещё чуть-чуть и голова взорвётся.       Девушка медленно поднимается с измятых простыней и одеял, которые смешались в одну кучу на этом огромном надувном матрасе.       Что-то обрывается внутри.       Крик.       …Таблетки. Много белых таблеток, белого порошка, белых сигарет и один белый холст. Чёрная гитара, чёрные волосы, чёрное бельё и чёрные краски на холсте. Красная дорожка из носа, кровавые лабиринты на губах, алая россыпь на паркете. Вибрация телефонов, сплетения тел, прикосновения губ, касания пальцев, летящая по ветру одежда…       Как долго это продолжалось? Насколько она выпала из своей обычной жизни снова. Снова?       Сколько раз это уже происходило? Когда это закончится?       Вечность.       Шаг. Ещё шаг. По ковру осколков бокалов и шипов роз шатающейся походкой к пластиковой баночке.       Боль пропитала всё. Сознание, тело, душу. Всё мечется в агонии. В этой вечной предсмертной агонии.       Может, это конец? Сейчас, ещё чуть-чуть… Пару секунд… Неужели миг перед смертью растянулся в вечность?       Туман перед глазами, очертания расплывчатые…       Чёрные точки… Чёрные дыры… Они огромны…       — Ты рядом, — пухлые губы со смазанной бордовой помадой дрогнули в улыбке, больше напоминающей судорогу.       Он крепко сжал её пальцы. Так крепко, будто это был его последний шанс вернуть всё, что он сумел потерять, исполняя невиданные танцы страсти и ныряя с головой в бездну наслаждения. То хрупкое счастье, что было у него изначально. Ещё до того, как он познал все соблазны, ещё до того, как он вобрал в себя всё порочное, что есть только в человеческой сущности.       Но что такое счастье..? Что означает это слово, которое теперь так труднопроизносимо и непонятно?       Он забыл. Смысл перестал существовать. Произношение казалось ему диким, инородным, несуществующим. Непонятным набором букв, звуков.       Этот ад, это извечное существование на тонкой грани жизни и смерти, эта вечная мука, всё это стало его домом. Его храмом, где в жертву приносился он сам, раз за разом, вновь и вновь, уже… Вечность?       Но однажды, когда-то давно, кажется, много столетий назад, появилась она. Она вошла с ним в его мрачную обитель и принесла в жертву себя, поделив тем самым с ним его бремя страданий.       Прекрасное стройное тело рухнуло, словно карточный домик, ему на руки.       Расчистив участок на паркете кроссовками от мусора, стекла и цветов, подаренных ей, он уложил бледную девушку на пол. Грудь, обтянутая тонким чёрным кружевом, вздымалась вверх-вниз, пальцы, изрисованные татуированными кольцами, крепко сжали его руку.       Как же она прекрасна.       Он запел ей песню, перевода которой не знал ни один из них, и запустил свои пальцы в её волосы. Она распахнула карие глаза и громко рассмеялась.       Её смех… Будто вопли шотландской волынки. Он пронзил те ошмётки, которые остались от его сердца, вновь.       Опять. Снова. Ещё раз.       Он любил её. Он снова и снова овладевал ей. Он полюбил её всей своей отравленной любовью, которой только мог. И она подарила ему своё не потемневшее от грехов сердце. Но яд, которым была пропитана вся его сущность и все его чувства, посеял своё смертельное семя в её чистейшей любви. Распустились чёрные розы в ней и растерзали свет внутри девы в комья, и, словно лужица нефти в океане, растекалась тьма по венам её, убивая всё мирное внутри.       В глазах его снова загорелся безумный огонь.       Их губы слились в невозможно нежном поцелуе. Он взял её на руки и вынес из квартиры.       Прочь. Прочь!       Жизнь без неё не имела смысла.       Она вновь исчезнет!       Нет! Не в этот раз. Никогда. Мы будем вместе. Вместе всегда.       Ноги несли их по ступенькам наверх, на крышу этого уродливого бетонного кубика.       Он вытащил раскладной нож из заднего кармана джинс и вырезал сердце на её груди. Она приняла из его рук лезвие и нарисовала копию. Кожа, покрытая мурашками от ледяного ветра, покраснела. Словно багряный дождь, сначала каплями, а потом ручьями полилась кровь. Словно потёкшая акварель на бумаге, оставляли рубиновые дорожки следы за собой на телах двух безумцев.       И полетели они, словно израненные птицы, сливаясь в страстном поцелуе, вниз.       И кровь их смешалась в одно огромное пятно на сером асфальте.       И остатки их тел смешались в одну неразделимую массу.       И теперь они вместе навеки и никто не способен разлучить их.