Когда-нибудь

Жизнь уходила на то, чтобы на неё зарабатывать. ©

Расскажи о себе? Этот вопрос всегда ставит Чонгука в тупик. Рассказать о себе? Что Чонгук может рассказать о себе? Кто он такой? Кто может ответить на этот вопрос вот так сразу? Чонгук. Он просто Чонгук. Чонгук — это шесть букв в имени. Темные глаза и почти такие же, как и глаза, темные мешки под глазами. Чонгук — это тот парень в троллейбусе, что вечно сидит на задней площадке у окна и всегда внутренне просит, чтобы к нему никто не подсел. Не потому, что боится людей или ненавидит их. А потому что, просто не надо. Потому что дайте уже побыть одному. Чонгук — это литры кофе днем и ночью. У него та жижа струится по венам и уже почти ни капли не бодрит. От неё со временем лишь появляется одышка, а ночью, перед самым сном, как-то уж слишком громко бьется сердце в груди, отдаваясь в ушах торопливыми стуками. Напоминающими нетерпеливый топот ног в пустом коридоре. Расскажи о себе, да? Чонгук смотрит на свои ботинки. На бежевые такие ботинки. Сколько он их уже носит? Хрен его знает. Чон отмечает, что качество обуви отменное. Ведь точно уже давно не новые. Изношенные, но все ещё живые, все ещё на ходу. Прямо как он сам. Почти что. Какой твой любимый цвет? Его голос напоминает обновления. Не те, что приходится устанавливать, а те, что уже давно пора было. Но сейчас не о том. Сейчас же о цвете. О его любимом цвете. Быть может, бежевый? Чон переводит взгляд на свои ботинки и ремешок часов на левом запястье. Скорее всего. Скорее всего, это и есть его цвет. Любимый цвет. Как твои дела? Приходит от него сообщение Чонгуку на смартфон с треснувшим экраном. Уже давно следовало бы его сменить, подмечает Чон и трет большим пальцем ту линию излома, тут же думает, что это подождет. Когда-нибудь позже. Не сейчас. Вопрос, конечно, до ужаса банальный, и отвечать на него, если честно, нет ни единого желания. По венам журчит минутами ранее выпитый кофе. Чонгук стоит и тупо обводит глазами буквы в вопросе. Скорее всего, стоит чуть дольше положенного. Экран гаснет и выводит его из небольшого оцепенения. Так, как там его дела? Какие дела? Он это сейчас о работе? О проектах, которые Чон все не может закрыть? О почти заброшенной учебе в финансовом? А каких именно делах он спрашивает? И зачем отвлекает? Неужели не понимает, что отвлекает? Чонгук и так ничего не успевает. Кофе журчит, стучит в ушах, топая небольшими шажками. Сливается с тем топотом соседей сверху. С чьим-то бегом по квартире в то время, когда уже давно пора бы спать. Сам же Чон не спит. Потому что работу надо сделать. Проект. Прочитать, дописать, перепроверить. Проект надо доделать уже. Хотя бы один из них. Да, он сам взял сразу несколько. Но он справится, раньше же справлялся как-то. Получалось же. И сейчас получится. Сон подождет, как и то сообщение, до сих пор оставшееся без ответа. Когда-нибудь он на него ответит. Когда-нибудь он выспится. Позже. Какое твое любимое время года? Время года? Чонгук призадумывается. И правда, какое же? Как-то раньше Чон не думал об этом. Осень? Нет, не осень. Осень Чонгук проводит в ожидании, когда же уже, наконец, дадут отопление. Носит махровые носки, которые ненавидит. Осенью Чонгук опаздывает на троллейбус, не успевает на автобус и забывает расписание электричек. Осенью под его ногами хрустят опавшие листья. Мертвые листья. Они напоминают ему о конечной. Напоминают, что если не выйти на последней станции метро, потом придется платить штраф, а у Чонгука с деньгами и так туго. А ведь ещё же и за ипотеку платить. И за кредит. За непонятно зачем купленную микроволновку, которую он терпеть не может. Так что, нет, это определенно не осень. Зима? Вряд ли. Зимой Чонгук ходит без перчаток. Все никак не находит времени зайти и купить их уже. Он прячет руки в карманы и думает, что и так пойдет. Затем пересаживается с электрички на автобус и понимает, что нет. Не пойдет. Пальцы, обхватывающие холодный поручень, дубеют мгновенно, и Чон как можно незаметнее морщится, стараясь не показать, как сильно вместе с тем стучат зубы. Снег скапливается в капюшоне горкой, как и на крыше домов. Чон уже давно не лепит снеговиков, он уже давно не ребенок. А желания хоть раз поребячиться так и не возникает, даже когда он ему предлагает. Под ногами громко хрустит снег, липнет к подошве изношенной обуви. Похоже, Чонгук опять безбожно опаздывает. Да что же происходит? Ведь специально же раньше вышел. Раньше же никогда не опаздывал. Раньше его пунктуальности можно было только позавидовать. Зимой Чон часто скользит на обледеневшем асфальте и только чудом не падает. Зимой Чон кутается в плед, ибо отопление хоть и дают наконец, но особой разницы — между «есть и нет» — не ощущает, если честно. Стены по-прежнему шепчут о холоде, а замерзающие часто кончики пальцев с ними соглашаются. И мешает ему в доделке очередного проекта. А его, как ни крути, надо завершить. Надо. Начальство, оправдание, вроде — «Извините, не успел, ибо руки не слушались из-за холода» вряд ли устроит. Неважно как, им всем неважно. Главное, чтобы работа была сделана. И он делает, вливает в себя наркотик под названием кофе, к которому давно, уже впрочем, привыкание, и сколько ни прибавляй к дозе, эффективнее от того то не становится, и продолжает. Он справится. Раньше же справлялся. За окном скрипит ветер и тянет свою неизвестную ноту на пару октав ниже. Чонгук не любит зиму. Это точно не она. Весна? Весной у Чона намокают ботинки, и он старается не забыть на ночь поставить их на батарею. А то, если забудет, с утра опять придется идти в сырых. Весной у Чона не расцветает, со всем этим оживающим пейзажем за окном, желание вдохнуть по-новому. Полюбить, найти новых друзей, прогуляться по парку или вдоль реки, наблюдая за садящимся на горизонте солнцем. Весной Чонгук скорее спешит домой и думает о сроках. О сроках платежей по очередному кредиту за купленную пару месяцев назад плиту и об ипотеке. Он думает о том, чтобы, не дай бог, не опоздать. Чонгук ощущает, как намокают носки в изношенных ботинках, и не сразу понимает, что шлепает по весьма большой луже. Чон недовольно кривится, отходит к бордюру и продолжает свой путь. Отсчитывает дни до зарплаты, вычисляет возможные задержки и крайнее число по оплатам. В ботинках хлюпает вода, вызывая не самые приятные чувства, но парня больше в тот момент волнуют сроки. В конце концов, это всего лишь обувь, это всего лишь носки. Высохнут. Это всего лишь очередная смс-ка из сотни других — Чон может ответить и позже. Когда-нибудь позже. Подождет. Но вернемся к вопросу. Любимое время года? Так все же, какое? Остается только лето. Лето? Чонгук вздыхает и смотрит в окно. Нет, и не лето тоже. Летом жара душит его в своих тесных объятиях. Она не даёт поспать, даже те жалкие пару часов, что Чонгук выделяет для сна. Летом Чонгуку кажется, что он тает. С него пот рекой. И так поджимают сроки. Летом его постоянно затаскивают на заднюю площадку, давят этой массой в душном автобусе, и Чон часто не успевает выбраться на своей остановке, пробиваясь через это нескончаемое количество липких тел. Нет, Чонгук совсем не любит лето. Летом он немного путается в днях, опаздывает на день в плате по кредиту и набегают проценты. Чонгук скрипит зубами и чувствует, как раздражение нарастает, оно наполняет его, заливает быстрее, чем кипяток растворимый кофе в его чашке. И исчезает подобно пару, вместе с ещё одной трещиной, образовавшейся на экране телефона. Чонгук вглядывается в слова, в то, как написаны эти буквы, рассматривает их как дитя, только начинающее понемногу осознавать, зачем взрослым нужны те или иные вещи. И как это же дитя, порой ошибаясь в придуманном предназначении. Летом он пишет ещё больше. Он — Тэхен, зовет его развеяться. Он кидает ему очередные слова, что строятся в предложения и заканчиваются знаком вопроса. А Чонгук вновь не спешит отвечать. Когда-нибудь позже, тот ведь понимает, что Чон занят, в конце-то концов. Ничего страшного не случится. Если он еще немного подождет. Чонгук открывает форточку, раскрывает окно, но пускает в дом далеко не прохладу, а поток горячего воздуха. Над головой, там, у соседей сверху, слышится топот ног. Даже скорее резвых ножек, иногда чудится, что они бегают прямо по его потолку, они напоминают ему о набежавших процентах. Чон оттягивает ворот липкой футболки и думает, что надо взять еще один дополнительный проект, еще работы на дом. Надо в следующем месяце заплатить по кредитам побольше. Надо подобных опозданий больше не допускать. Скорее, время не ждет. И да, Чонгук не любит лето. Совсем. Получается, что у него нет любимого времени года. = = = — Ты опять не ответил, — говорит он, размешивая сахар в чае. Говорит, просто напоминая, без тени обиды. Его длинные пальцы убирают ложечку из чашки, и он касается керамического края губами, вдыхает аромат, на секунду прикрывает глаза. Чонгук же сжимает свой кофе обеими руками и думает, что с утра надо пить кофе, а не чай. Не понимает он всех этих чаепитий с утра. — Был занят, — кидает в ответ и тоже чуть отпивает из чашки. Прогоняет по крови очередной лживый допинг. — Ты всегда занят, — звучит опять же лишь как утверждение, а не обида, — пошли, пройдемся, до работы ещё есть немного времени. Ким делает ещё пару глотков чая и отодвигает его от себя, не выпив, по сути, и половины. Чонгук же кивает, немного обжигается, но свой кофе допивает. Тэхен часто напоминает Чонгуку ребенка. У того ещё слишком наивный взгляд на жизнь. Он встречает что-то новое с присущей детям любознательностью. У него в глазах ещё горит тот самый огонек. Не зря тот все ещё лепит снеговиков зимой, носит варежки и странную шапку с кисточками, напоминающую ушанку. Тэхен, правда, в душе тот ещё ребенок, хотя по возрасту даже старше Чонгука. Он ребенок, а у Чона нет времени его воспитывать. Он лишь может прийти и порой немного с ним поиграть, да даже не поиграть, а так, немного побить носком ботинка по соседнему сугробу и уйти домой — большего от него ждать не стоит. Вместе он того снеговика лепить не станет. Не его это, и руки быстро мерзнут, да и время, кажется, уже пора. -… только хуже, — улавливает лишь конец фразы Чонгук, выплывая из своих раздумий. Тэхен сидит напротив и ломает пирог на части, из всей той массы съедая лишь ягодку, что была сверху. — Извини, задумался, повтори, что ты сказал? — просит Чонгук, отвлекаясь на чужие движения. Тэхен вдруг застывает, поднимает взгляд, и на пару секунд Чон вылавливает в его взгляде нечто схожее с печалью. Или же даже разочарованием? — Забей, — кидает он и откладывает вилку на салфетку. К разломам пирога на тарелке больше не возвращается. Ким отводит взгляд в сторону какой-то картины, висящей на стене, и ненароком облизывает губы. Кажется, они у того часто пересыхают. Чон чувствует ладонями, как в чашке остывает его кофе, и звенит колокольчик у входа в кафе. Гук обводит взглядом Тэхеновы пальцы, ногти длинной формы. Большие красивые руки. Вдруг на ум приходит, что он мог бы играть на каком-нибудь инструменте. А почему мог бы? Может, уже играет? Чонгук ведь, по сути, сколько с ним уже знаком, так толком ничего о нем и не знает. Как-то не интересуется, в отличие от самого Тэ. Ладно, ничего, когда-нибудь позже он об этом спросит. Об этом и о многом другом. Сейчас же Чон скользит взглядом по его шее. Длинной шее. По линии подбородка. У Тэхена оказывается не просто приятная, а очень выразительная внешность. Как-то раньше Чон не обращал на это особого внимания. Да и про родинку на кончике носа не знал. Хотя, может, знал, но как-то подзабыл со всей этой «бытовухой». За разглядыванием Кима парень пропускает момент, когда Тэхен переводит взгляд на него. И тоже смотрит, долго, не произнося ни слова. — Когда-нибудь? — вдруг говорит он через некоторое время и выдергивает этим Чона из гущи эстетических наблюдений. — Что когда-нибудь? — недоумевает Чон. Тэхен чуть усмехается, приподняв уголки губ, поднимается со стула и просит счет у проходящей мимо официантки. Снимает с вешалки ранее повешенные туда шарф и пальто и кивает Чонгуку на выход. — Пошли проветримся, хватит сидеть. = = = Проект горит на столе в гостиной. Его сдавать уже послезавтра, и, к сожалению, Чонгук отлично это помнит. Под его руками чуть вздрагивает горячее тело, оно как тот самый согревающий кофе в холодную погоду. Занавески на окне чуть подрагивают от залетевшего в квартиру ветра. И зачем он только открыл окно? По голой спине пробегают мурашки. Язык слизывает с чужих губ тихие стоны и пропускает его через себя вместе с ощущением предвкушения. То ощущение нарастает, сливается с жаром и тяжестью ниже пояса. Стекает с его висков и терпит крушение в затуманенных глазах. Тэхен что-то говорит, но слишком тихо, Чонгуку не услышать. Чон занят, ему сейчас не до разговоров. Та гарь с гостиной бьет по мозгам и рассыпается в соприкосновении с его телом. Его руки, длинные фаланги пальцев, скользят по покрытой мурашками спине. Он прикрывает глаза, и его длинные ресницы дрожат, как собирающиеся опасть листья осенью. Чонгук вдыхает запах его кожи, тянет его носом, как запах свежеиспеченных блинов, что когда-то давно готовила бабушка. И вместе с тем улавливает запах гари, исходящий из гостиной. Он знает о том пожаре. Вслух не признает, нет, но знает. Знает, что скоро сгорит в этом бытовом однообразии. Он превратится в пепел, пытаясь заработать на так называемую жизнь. Он погибнет где-то между растущими процентами и вечным недовольством на работе, с этим их вечным — быстрее! Быстрее! БЫСТРЕЕ! Чон слегка тормозит и тоже прикрывает глаза. Когда-нибудь он со всем этим разберется, тут же утешает он сам себя. Когда-нибудь. Ветер, влетевший в окно с резким порывом, почти разрывает желто-серые шторы. Удивительно, Чон даже не помнит, когда он их купил. Почему выбрал такой цвет? Это ведь как-то не по нему. Впрочем, это всего лишь ткань, прикрывающая окна. Какая разница, какого она цвета? Хорошо, что вообще есть. И есть, чем закрыться от солнца или любопытных глаз с дома напротив. Тэхен вновь что-то говорит. Нет, шепчет. Слишком тихо. Ветер воет, гоняя салки по спальне намного громче, и перекрывает чужой шепот. Чуть треплет волосы на его макушке. Чон скользит пальцами по его бедрам, по нему, сейчас такому открытому и, как и прежде, очень наивному. О чем тот думает сейчас? Посещают Чона мысли, когда он раздвигает его длинные ноги. О чем тот размышляет, позволяя Чонгуку вытворять все это с собой? На что он надеется? И надеется ли вообще? Ведь Чон ему ничего не обещал и обещать не собирается. Он не станет лепить с ним того снеговика. И не задержится, чтобы поиграть с ним в снежки. Ведь надо спешить, надо быстрее, та гарь, она уже разъедает каналы обоняния. Вот-вот — и у Чонгука носом пойдет кровь, придется что-то делать с давлением. Та черная жижа, что движется по его венам, очень скоро не оставит и процента на бодрость. Но кого это волнует? Кому сейчас живется легко? Ничего, Чонгук справится. Справлялся же раньше. = = = Я тебе хотя бы нравлюсь? Это странный вопрос, учитывая произошедшие события, думает Чон, сжимая свой телефон в руках. На кухне закипает чайник, а на улице в кой-то веки выглядывает солнце. Впрочем, не до него совсем Чонгуку. Нравится? — повторяет Чон про себя. Да, нравится, не нравился бы, в сию же секунду вернулся к поглощающему гостиную пожару, а не горел бы вместе с ним на смятых простынях, временами вздрагивая от ветра, задувающего в окно. Чон выключает чайник и наливает в чашку кипятка. Телефон из рук так и не выпускает, делает все одной рукой. Экран блокируется от ожидания, и он снова возвращается к мыслям о приложении. О том, что Тэхен, весь Ким, вроде как, то самое приложение. Но ведь приложения надо обновлять, иначе они начнут глючить, а потом и вовсе не будут работать. Всё рано или поздно надо обновлять. Не стоит постоянно игнорировать уведомления о них. И когда-нибудь… Чуть позже, думает Чон. Чуть позже. Он не разблокировывает телефон вновь, а при следующей встрече с Тэхеном тот вопрос больше не поднимается. Да и вообще кажется, что всё остается по-прежнему. Они, как и прежде, иногда пересекаются, сидят в кафе. Немного прогуливаются и расходятся. Уведомления, похоже, остаются на беззвучном, и Чон вновь нажимает «стереть» в дополнительной вкладке экрана. Он обновит. Обязательно, когда-нибудь позже, а пока пора на работу. И Чон опять не знает, во сколько вернется сегодня, и надеется, что не забудет вовремя заплатить за ипотеку и кредиты. Вот, что сейчас самое главное, а остальное, оно может и подождать. В том не набегут проценты, тебе не станут звонить из банка с вопросами о неуплате. = = = Топот над головой усиливается, подходят очередные сроки. Они снятся ему даже во сне. Эти цифры, звонки и недовольные лица. Эти «Быстрее», не терпящие возражения, которые, не иначе, хотят выжечь на нем клеймом. Чон нервно дергается, перелистывая страницу, тянется к чашке с кофе. Обхватывает её вроде, но та соскальзывает, словно рыба, что достали из воды. Горячая вот только, и кровь у этой черная как смоль. Темные капли разбрызгиваются по ковру, вместе с тем и по столу, попадают на ноги. Но Чон не на это обращает всё своё внимание, он резко хватает и выдергивает важные бумаги. Поздно — они успевают намокнуть. Чонгук вскакивает на ноги и громко матерится. Кажется, нервы все же сдают. Выдержка ломается. Струны в голове рвутся. Бег над головой становится громче. Под топот чьих-то ножек разрушается мозг. Чон психует. Швыряет на пол превратившиеся в мусор документы и падает на кровать. И просто лежит так, тяжело дыша. Неожиданно вспоминает, что уже несколько дней не получал от Тэхена сообщений. Чон лежит неподвижно ещё несколько минут, пытается успокоиться, цепляется взглядом за гардину над окном. Одна петля отошла. И это опять же раздражает, в данный момент. Он переворачивается на бок, подбирает с пола побитый, но всё еще работающий телефон и заходит в чат. Думает, что, может, просто не услышал новой «смс» или уведомления перестали работать, мало ли, но нет. Там и правда ничего нет за последние сутки. Чонгук листает окно диалога выше и читает прежние сообщения от него. У нас горячую воду отключили, представляешь? Теперь всю неделю придется греть воду в ведрах. Чон неожиданно для себя усмехается. Как он его понимает. Прямо сейчас у него и у самого на плите стоит точно такое же ведро с водой. Нашли время, когда горячую воду отключать. Мало того, что отопление все ещё не дали, а за окном уже почти зима. По ощущениям, так точно. Так ещё и это. Хотя в его случае это ненадолго, если верить тому объявлению, висящему на двери, на три дня, не больше, некая аварийная ситуация, и те просят прощения. Жаль, этим их «извинением» не погреешься. И кажется, что ещё чуть-чуть — и изо рта пойдет пар, как то бывает на морозе. Чон листает диалог выше. Мне сегодня приснился странный сон. Рассказываю, потому что ты тоже там был. Ты и множество босых ног. Я почему-то видел только ноги, от голени и ниже. Ноги разного размера, со стриженными и нет ногтями. Некоторые со шрамами даже, выпирающими сине-зелеными венами. Они бегали, расхаживали вокруг, метались туда-сюда, как неупокоенные. Топтались на месте, били по стене. Их было так много. Ты же сидел у одной из стен, и, в отличие, от остальных, тебя я видел целиком. А вот ты меня, кажется, нет. Не видел. Я подошел к тебе, что-то спросил, но ты и внимания на меня не обратил. Меня словно не было. Ты разглядывал те ноги, пробегающие, проходящие мимо. Я пытался тебя отвлечь, встряхнуть за плечи. Бесполезно. И самое странное, знаешь что? Ты вдруг поднялся на ноги, а когда я обернулся, чтобы посмотреть, куда ты пошел. Тебя уже не увидел, ты превратился в одни из тех ног. Затем я проснулся и скорее написал тебе, пока не забыл. Как думаешь, почему мне это приснилось? Чон припоминает, что даже и не прочитал ранее толком это сообщение. Слишком длинное, подумал он тогда и оставил его на потом. А стоило все же прочитать. Скорее всего, стоило. Поздний топот над головой, похоже, соглашается с этими мыслями. Последнее «почему» заставляет ненадолго зависнуть. Почему? Через пару минут после того сообщения сразу идет следующее: А что снилось тебе? Тебе вообще снятся сны? Чон не может вспомнить, что ему там в последнее время снилось, даже в ближайшее время. Вроде ничего. Над головой, прямо по потолку, будто опять пробегают. К слову, задумывается парень, а когда ему вообще снилось хоть что-то, несвязанное с цифрами и вечным недовольством? Когда ему снилось что-нибудь хорошее? Не вспомнить, да и сны ведь, они такие, что быстро забываются, если их не записать или тут же кому-нибудь не рассказать. Они забываются или же обрастают надуманной, благодаря фантазии, дополнительной коркой. = = = Чонгук открывает диалог сообщений вновь, и это странно — там остается все та же пустота. Ни одного вопроса. Ким был в сети, но так и не написал ему ни слова. Чон вдруг останавливается прямо на месте, замирает с этим смартфоном в руках. Экран блокируется, оставляя на поверхности лишь темноту и криво разросшиеся трещины. Он поднимает глаза и глядит прямо на то кафе, в котором они временами сидели. Зачем он сюда пришел? Чон спрашивает себя и уже слышит, как шипит в уме протяжное — сроки. Сроки. Сроки. Ты опоздаешь. Чон вглядывается в знакомый профиль. Нет, ты уже опоздал. Тэхен сидит на привычном месте и ведет беседу с каким-то незнакомым Гуку парнем. Улыбается ему по-особенному. Чон знает эту улыбку, и ему не нужно быть гением, чтобы понять, что это отнюдь не деловая встреча. Да и вообще, не его это дело. Смартфон оказывается в кармане, а Чон разворачивается и просто уходит. Нет ни разочарования, ни обиды. Да и с чего бы им быть? Они ничего друг другу не обещали. В конце концов, у Чона все равно нет времени на постоянные вопросы этого ребенка. Так что так даже лучше. Чон кивает сам себе и сжимает смартфон так сильно, что экран становится богаче на ещё одну трещину. Рефлекс, только и всего, холодно ведь, убеждает себя Гук, чуть позже обнаружив очередной разлом. Топоты над головой становятся глухими, они разносятся эхом и все более частым. Через два дня платить за кредит, напоминают заметки, через три — за ипотеку, говорит планер. Через четыре — встреча, нужно сдавать работу, Чон снова взял на себя лишнего. Но он справится. Справится, куда денется. Не зря же говорят — «Глаза боятся, а руки делают». Он сможет. Руки немного дрожат, похоже, он все ещё не отогрелся. Телефон вдруг вибрирует, уведомляет о новом сообщении. Чон не сразу узнает отправителя. Ибо раньше тот так не писал. Когда-нибудь И это все. Гук стоит, занеся палец над окном ответа. А нужно ли на это что-то отвечать? Да и с чего вдруг такое рвение? Удивляется себе же Чон. На той стороне снова что-то пишут. Мы говорим «когда-нибудь», но «когда-нибудь» станет только хуже. И покидает чат. Чон перечитывает это сообщение около десяти раз. «Когда-нибудь» — излюбленное Гуком утверждение и утешение в одном лице. Чон поднимает голову к потолку и улавливает очередной бег с той стороны. Маленькие ножки, кажется, совсем не устают, даже в два часа ночи оставаясь все такими же резвыми. «…ты превратился в одни из этих ног» — вспоминается вдруг отрывок из чужого рассказа. «Когда-нибудь» — вторит им знакомый топот — «когда-нибудь» Он вновь обнаруживает себя стоящим напротив того самого кафе. С сумкой и потресканным телефоном в руках. Чон просто шел с работы, забылся и свернул не туда. С кем не бывает? С той стороны стекла пусто. Пусто, как вчера и вроде позавчера. В чат Ким после того сообщения о «когда-нибудь» так и не заходил. Похоже, занят. Наверное, теперь и ему не до Чонгука. В конце концов, кто они друг другу? Кем они были? Чон вдруг вздрагивает от холодного порыва природы. И словно только сейчас, как есть, осознаёт, что вот уже вновь наступила зима. Он дергается, чтобы развернуться и пойти домой, и натыкается взглядом на снеговика на соседней улице. Тот уже чуть развалившийся, сероватый такой, смотрит на Чона своими глазами-камешками. И словно говорит ему мысленно, шепчет, заползая морозом под куртку, что он опоздал. И не об оплате по кредиту, не в ипотеке сейчас дело, не в сроках сдачи очередной работы. А кое о чем совсем другом. О том, чего у этого снеговика, увы, никогда не будет. Но пусть так тот напоминает парню об этом. Пытается, по крайней мере. А затем Чон наблюдает, как к снеговику подходит пара мальчишек и пинает его своими новыми ботиночками. Один удар, два, отдаленный смех — и вот от него уже почти ничего не остается. Лишь кучка грязного снега, похожего на те развалины пирога на чужой тарелке. «Когда-нибудь» — повторяет Чон про себя, делая шаги по направлению дома. Когда-нибудь Тэхен ему позвонит, тот снова начнет ему писать. Он не будет обижаться на то, что Чон часто не отвечает. Ким ведь понимающий, он знает, что Гук просто завален работой. Он все поймет. Чон практически уверен, тот ему точно еще и позвонит, и напишет. Когда-нибудь обязательно. А пока Гук ускоряет свой шаг и напоминает себе о сроках. О том, что если не успеет сегодня за ночь доделать работу, завтра начальник снова будет недоволен. Снова будет противно скрипеть над ухом и стараться надавить дополнительными словами о медлительности и безответственности, абсолютно беспочвенными, к слову, по отношению к Чонгуку. Но кто он такой, чтобы тому перечить? Посреди всего этого он не раз спросит себя об этом. Ему ведь нужна эта работа? Нужна. Вот и всё, вопрос закрыт. А перечить — значит потерять шанс заработать больше. Перечить — значит и вовсе не спать, в надежде наскрести на кредиты и ипотеку. Счета по коммуналке, телефонную связь, интернет, в конце концов. Пойти против системы — значит рискнуть. Пойти против устоявшихся правил и принятия — значит погореть в долгах. Такая вот она, реальность. Жизнь — это совсем не кино, в котором герой идет напролом, исполняет свои мечты и живёт припеваючи. В сортире, у таких, как Чонгук, подобные сказки. Но он справится, куда денется. Ведь кому сейчас легко живется, не правда ли? Порой это даже полезно — утешать себя подобной фразой. Чон наконец доходит до входной двери, открывает ее и заходит. Ему на секунду кажется, что дома пахнет газом. Но нет, плита выключена. Показалось. «Мы говорим „когда-нибудь“. Но „когда-нибудь“ станет только хуже». Снова зачем-то перечитывает он это сообщение. Хуже? Чон всыпает в чашку черной жижи и наполняет ее кипятком до краев. Никакого удовольствия от этого напитка уже давно нет, да и когда оно было? Не вспомнить толком. Но это же лучше, чем энергетические напитки. По крайней мере, Чон хочет себя в этом убедить. При этом прекрасно понимая также и то, что ничего из этого не «лучше». «Когда-нибудь» — стучат над головой небольшие ножки. Когда-нибудь он ему позвонит. Когда-нибудь Чон все это изменит, а пока надо делать проект. Быстрее. Сроки горят.