Маяк

      Ее огненные волосы — его путеводный маяк.       Сириус Блэк не питает иллюзий ни о себе, ни об окружающем мире. Он отлично знает, что сам подобен тьме, которая отражается в его фамилии. Хаос. Ярость и веселье, буйные, неуправляемые, страстные.       Сириус Блэк плохо понимает, что такое хорошо, а что такое плохо.       Но не сомневается, Римус Люпин — это хорошо.              Он стоит, небрежно прислонившись к старинным камням Хогвартса и лениво наблюдает за проходящими по двору учениками. Пятикурсник, он может позволить себе немного пренебрежения. Но только не когда мимо проходит Ри Люпин.       Сириус словно подбирается, хочет казаться выше и собраннее, чем он есть на самом деле. Его взгляд сам собой натыкается на царапины на шее девушки, сейчас не прикрытые волосами. Следы чужих когтей. Следы его когтей.       Она никогда их не скрывает. Будто выставляет напоказ. Будто знает, что никто никогда не догадается, чьи именно когти, когда и как оставили эти царапины, по которым скользят кокетливо рыжие локоны. Сириус ничего не может с собой поделать, его каждый раз возбуждает один вид этих царапин.       Но сейчас Люпин спешит. Прижимая к груди книги, мажет взглядом по Сириусу, и он замирает, будто пес, боящийся пропустить хоть одно движение хозяйки.       Ри Люпин едва заметно кивает. И тут же переводит взгляд вперед, исчезает, ускользая в темное нутро хогвартских коридоров.       Она могла подойти, могла поболтать, единственная девушка в компании трех закадычных друзей, которых опасалась вся школа. Но Люпин устремляется вперед и хочет, чтобы Сириус встретился с ней в обычном месте.       Он почти ощущает густой запах ее беспокойства. Носом втягивает воздух, будто действительно пес, замирает на несколько минут, а потом следует за подругой. Мягкими неслышными шагами.       Сириус легко обходит других студентов, они все торопятся по делам и не обращают на него внимания. Пока коридоры не пустеют, пока Сириус не оказывается на восьмом этаже Хогвартса.       Пока перед ним не открывается Выручай-комната.       Люпин там. Уже не пытается казаться собранной и аккуратной, как в коридорах школы, где ее может видеть каждый. Здесь только Сириус, и она не скрывается. Бледная, слегка растрепанная, Люпин смотрит на Сириуса расширившимися глазами, и сейчас как никогда отчетливо виден шрам на ее правой щеке.       Когда-то она случайно нанесла его себе сама. Когда друзья еще не знали о маленькой оборотнической тайне Ри, и она оставалась наедине с собой и с собственной звериной формой, запертая в хижине.       Сейчас Люпин смотрит на Сириуса. Так, будто он знает ответы на любой вопрос в этом мире.       — Ты слышал? — Ему кажется, ее голос только чудом не срывается. — Слышал, Сириус? Пожиратели смерти опять устроили резню… там рядом были мои родители… но с ними всё в порядке.       Люпин дрожит, обхватывая себя руками, а Сириус радуется, что они в своем тайном убежище — значит, он может не сдерживаться.       Он подходит к Ри и порывисто обнимает, ощущая ее доверчиво прижимающееся тело. Ее слезы, которые просачиваются сквозь ткань мантии.       Сириус гладит Люпин по волосам и даже не произносит — ворчит, что-то успокаивающее.       Наконец, девушка поднимает голову и улыбается уголками губ:       — Намочила… пусть просохнет.       И ее руки задирают его мантию, пальцы путаются в ткани, дерзко, бессовестно. Именно Люпин впервые привела Сириуса в Выручай-комнату. И когда он ее увидел, то невольно смутился: это была спальня с огромной кроватью.       Ри только рассмеялась и заявила, что не думала, будто Сириус умеет смущаться.       Сейчас она тоже не медлит. Позволяет ему стянуть ее мантию вслед за собственной. Они одновременно снимают галстуки друг друга — когда-то у Сириуса уходило чуть больше времени, чтобы справиться с аккуратным узлом Люпин, она же лихо снимала его разболтанный.       Также одновременно они стягивают джемпера — каждый свой. И пока пальцы Люпин занимаются его рубашкой, Сириус наклоняется и целует ее тонкий шрам на лице. Расстегивает ее блузку, с удовлетворением отмечая, что белья девушка не надела.       Его пальцы на ее коже. Его язык очерчивает ее сосок. Выпрямившись с едва слышным рычанием, Сириус толкает девушку на кровать. Грубовато стягивает ее юбку и замирает почти неподвижно, проходясь ладонями по затянутым в гольфы голеням.       — Что же остановился? — Люпин приподнимается на локтях и склоняет голову на бок. И это тоже — знак.       Ри протягивает ему сначала одну ногу, с которой он бережно стягивает гольф, затем наступает очередь второй. Медленно, аккуратно, задерживаясь пальцами на коже. Как будто у них есть всё время мира и еще чуть-чуть сверху.       Следом за снятым бельем Люпин отправляются брюки и белье Сириуса.       Он ложится на нее всем телом, как будто хочет вобрать в себя, стать мембраной между хрупкой девушкой и окружающим миром.       Сириус Блэк никогда не думал, что ему захочется защищать кого-то. И защищать… вот так. До упоения, до подрагивающих кончиков пальцев, когда хочется вцепиться в воображаемого обидчика Ри.       Она уверена, ее не надо защищать. Сириус знает, что это не так.       Ее мысленный медный панцирь крошится под напором его тела, под его неуемной энергией и искренностью — каждый раз, как в первый. Она оставляет следы ногтей на его спине, когда Сириус входит в нее. Цепляется за его тело, будто оно единственная реальная вещь в мире.       Будто если прижаться достаточно близко, то смешается не только пот, но и тела. Станут единым целым и продолжением друг друга.       Сириус прикусывает шею Ри, заставляет ее стонать и шептать его имя. А потом резко встает на колени сам и поднимает ее, разворачивает спиной. Люпин с готовностью встает на четвереньки, позволяя брать себя сзади.       Они оба знают, что даже в человеческих телах остаются животными. И не боятся этого, а наоборот, приветствуют. Зная, что так становятся сильнее.       Люпин выгибается, когда Сириус кончает.       Они еще долго лежат на кровати, строя планы о выпускном бале и дальнейшей жизни. И разумеется, в них нет места потере друзей или долгим годам заточения в Азкабане.       Но если бы у Люпин спросили, она не сомневаясь сказала, что ждала бы Сириуса, сколько понадобится. Даже долгих двенадцать лет.       А Сириус… он идет за своим маяком.