У Охры тоже есть свой Монстр

Внутри все сжалось неимоверно, а по телу прошла ощутимая дрожь, что, разумеется не осталось без внимания Мирона. — Ссышь что ли, Ваня? — На хуй иди, — на уровне приветствия бросил я, прислушиваясь к своему телу, даже не пытаясь скинуть ненавистные руки с себя. Да и, наверное, думал что не скину, не смогу, поза не лучшая была, да и что-то заставляло меня стоять как истукан, всё-таки выронив пакет с сахаром из рук, за которым я тянулся. — Твою бы борзоту, да в нужное русло направить. Эх, — я почувствовал трение его одежды о мою, тяжелый вздох за ухом и как он уткнулся носом мне в шею. — Я ведь могу тебя и здесь разложить, ты же отдаешь себе отчёт в этом? — Но не будешь. — закончил за него я, понимая интонацию, осторожно выдыхая ртом воздух, — Руки, Мирон. — Не буду, — с усмешкой подтвердил он, расцепляя руки и делая шаг назад. — Чай, — я, наконец, почувствовав долгожданную свободу, отрешённо достал пакетик чая, кидая в кружку и черпая ложкой кофе, сыплю во вторую. Разворачиваться к нему лицом совершенно не хотелось. Быть может потому что мои щеки, впрочем, как и кончики ушей горели огнем, приобретая пунцовый оттенок, или потому что я сдерживал себя, чтобы не дать по зажравшимся и ахуевшим щам соулмейта. И что у него в голове вообще? Да черт его знает. Но он прав, если бы хотел, я бы уже лежал под ним, а не стоял, методично размешивая сахар в кружке, стуча ложкой. Поймав себя на мысли, что я уже был близок к тому, чтобы растворить неповинный столовый прибор, помешивая чересчур долго и нудно, оттягивая время, поэтому, вздохнув с сожалением, я развернулся и поставил заказанный чай прямо под носом рэпера. Следом на столе оказалась плошка с конфетами, пакеты с вафлями и печеньем и, наконец, взяв в ладонь свой кофе, я сел напротив, пяткой упираясь в сиденье, подтянув к себе ногу. — Чего завис, Рудбой? — как-то по-домашнему спросил Фёдоров, делая глоток обжигающего напитка. Мда, не ожидал. — Да так, — неуверенно начал я, а потом почему-то добавил. — Думаю. — О чем? — вопрос не заставил себя ждать. И меня неожиданно прорвало, будто трещавшую по швам трубу с газом, эпично бомбанув. — О том, где я нагрешил в этой жизни, почему мне в «избранные» достался мужик. Да плюс с завышенной самооценкой. Рэпер. А так же еврей. Известный еврей. У которого нет тормозов. И которому поебать на других. И который, сука, кобелина. И пидор! — Мирон сначала удивился, выпучив и без того огромные глаза, а потом на каждое мое дополнение кивал головой и изредка морщил нос, поднимая верхнюю губу, а затем вовсе усмехнулся. — Все сказал, фотограф? — А, еще который наименование профессии использует как ругательство! Теперь всё. Кажись. — я фыркнул, обняв левой рукой себя поперёк груди, правой придерживая кружку и со звуком отпил напиток. — Теперь всё? — я кивнул, отмечая про себя, что выгляжу сейчас до опизденения глупо, будто ребенок, которого лишили сладкого, — Заебал причитать. — Офф, бля. — За языком следи, Вано, — он сдвинул брови, цокнув языком и пиная меня по колену ногой под столом. Ну и вот как это понимать? Сидим, будто дети в ясельной группе и препираемся. Со стороны наверняка выглядит забавно, словно сто лет знакомы и это переругивания без ноты явной вражды. Но только вот что потом? Что дальше то? Он же не будет сидеть тут у меня дома сутки? Хотя… кого, бля, я обманываю? Еще как будет. Он, сука, может, я не сомневаюсь. И, собственно, как я его выгоню то? Не представляю. — Ты чем по жизни вообще занимаешься то? — вырвал меня из собственных мыслей хрипловатый голос. — Ну кроме того, что фоткаешь и старательно морозишься меня. — Ты сейчас типо мирный путь выбрал? — я поднял бровь, привычно упираясь языком в щеку через зубы. — Я сейчас разрядить обстановку пытаюсь, ибо от твоего напряжения воздух скоро загорится и молнии вокруг мелькать станут, — через чур мягко проговорил он, подпирая голову кулаком руки. — Ну? — Я думаю, ты уже прошерстил мои каналы и знаешь ответ на этот вопрос, Мирон. — я усмехнулся. — А ты сам? Чем живешь, кроме того, что читаешь злой рэп и батлишь время от времени, м? — он скептически глянул искоса на меня, растянув губы в улыбке. — Вся информация обо мне в интернете, неужели ты не читал? — Ты предлагаешь верить всему, что написано? Да брооось. Давай из уст в уста бахай, а я буду слушать, — отзеркалив улыбку Мирона, я сел, закинув одну ногу на другую и откинулся на спинку стула, ловя себя на желании покурить. Но, черт, так не хотелось идти на балкон, поэтому пересилив себя, я потянулся к оконной раме, выгибаясь всем телом, чтобы открыть ее, но резкий смешок меня выдернул из мыслей и я резко сел обратно, успев схватить с подоконника пачку сигарет. — Ну что на этот раз? — недовольно произнес я, выуживая одну сигарету и подставляя к губам. — Да нет, хорошая растяжка просто. — лукаво улыбается соулмейт поглядывая на мой торс, а я встаю со своего места и всё-таки открываю чертово окно. — Да ты не представляешь, как приходиться изъёбываться, чтобы поймать нужный кадр и ракурс, да еще если… Блять! — выдаю я, прикладывая руку ко лбу и кленя себя за недальновидность. — Ты же не об этом, — Фёдоров уже не сдерживает смеха, и я почему-то подхватываю, непринуждённо отдаваясь моменту. — Да-да, я усек, что ты фотограф от Бога. — проведя ладонями по лицу, говорит рэпер. — Опять используешь мою профессию как мат? — шиплю я, кривя губы, на секунду став серьезней. — Да не, в этот раз не использую. — настала моя очередь пинать Мирона под столом, правда попал я куда-то по голени, но не суть. — И, что же ты хочешь узнать? Количество моих подружек? Предпочтения в сексе? Размер моего… эго? — я пнул еще раз по этому же месту, услышав его предложения тем. — Нормальным совсем не можешь быть? — Ты сейчас с чем сравниваешь? — он склоняет голову в бок, зацепляясь своим взглядом за мой. — Ну, на сцене, например, ты другой. Во всяких типо лайвах и флэшбеках, — я задумался и, глядя на удивленный взгляд избранного, поспешил добавить. — Я видосы на ютубе зырил. — Понимаешь ли. Вааанечка. Там я Оксимирон. А тут я Фёдоров Мирон Янович. Ферштейн? Настоящий и, как ты выражаешься, нормальный, я именно здесь и сейчас, — он самозабвенно стянул из зажатых мною пальцев сигарету и, прикуривая ее, поднес к моим губам. — Отомри, фотограф, — странные ощущения в теле. На автомате перехватываю сигарету пальцами и затягиваюсь никотином. Кто бы мог подумать, что Оксимирон и Мирон Фёдоров разные личности одного, бля, брутального еврея. Я усмехаюсь своим мыслям. — Мирон экей Билли Милиган? Неждан, — я потер виски пальцами, прикрыв глаза. — Ты рад? Или большую симпатию у тебя я на сцене вызываю? — бля, ну что он несёт? — Я уже говорил, но повторюсь, так уж и быть, — на секунду я замолчал, прогоняя в голове никчемные отголоски эмоций и выпаливаю. — У меня нет желания лезть в твой мирок полный самотохи, известности и извращенности. Это не мое. А еще не очень улыбается, что по раскладу вещей, мне светит провести остаток жизни с тщеславным соулмейтом-мужиком, ага? Я не гей, Мирон. Не был никогда и не буду. Я готов разорвать эту странную и сраную связь, лишь бы остаться в той зоне комфорта, к которой привык. В моей зоне комфорта. Сечешь? — я щелкнул пальцами по напряженной леске, и она не заставив себя ждать отозвалась глухой болью в груди, вынуждая поморщиться даже рэпера. — Ты не гей, но кончил мне в ладонь в туалете в первую же встречу, — Фёдоров качает головой и выставляет впереди себя руку, раскрытой ладонью ко мне, тут же загибая большой палец. — Ты не гей, но не плохо так отвечал на поцелуй в кресле, — он загибает указательный палец следом, буквально съедая меня глазами, а я немигающим взглядом слежу за его рукой. — Ты не гей, но твое тело реагирует на любое мое прикосновение, — добавляет к сжатым пальцам еще средний. Я делаю последнюю затяжку и на ощупь нащупав пепельницу, тушу в ней сигарету. — Ты совсем не заинтересован во мне, но я до сих пор сижу на твоей кухне, — я наблюдаю, как сгибается безымянный и сглатываю ком в горле, давящий на кадык, вынуждая образоваться горечи. — Ты заявляешь, что не хочешь покидать свою зону комфорта и кидаться в мою, но при этом, готов поспорить, что ты уже имел оплошность передёрнуть на меня, — он сжимает всю ладонь в кулак и опускает ее на стол, расправляя и будто поглаживая деревянную поверхность, — Ты сам не знаешь, от чего отказываешься. — От ебли в жопу я отказываюсь, — я вскидываю взгляд, надменно смотря ему в глаза. Я заебался почти трепетать перед его взглядом и голосом психотерапевта. Или психопата? Не важно! — No homo, Вань. Без вопросов, — эта фраза вынуждает меня распахнуть глаза и уставиться на источник моих моральных проблем. — Мир, уйди пожалуйста, ладно? — кажется, он не ожидал услышать это из моих уст, по крайней мере не в этот момент, и потому лишь вновь наклоняет вбок голову. — С чего бы это? Я еще не прогулялся по твоему неону, как было обещано. "Ты уже прогулялся по мне. Вдоль и поперек!" — хотелось крикнуть мне, но я себя вовремя осек. — В другой раз прогуляешься. Наверное, — голос почему-то стал тихим, словно из меня высосали всю энергию. — Тебе правда нужно идти, Мирон. Я обещаю подумать над твоими словами, окау? — я сам уже встал из-за стола, направляясь в коридор и щелкаю выключателем. Через несколько секунд появляется и сам Фёдоров, обуваясь и натягивая куртку. В тишине. Слышен только шорох одежды и мое сиплое дыхание. Ну скажи, хоть что-нибудь, не молчи! Ну! Я мотаю головой, поочередно промаргивая глаза и глубоко вздыхая. Он по-прежнему молчит, буравя взглядом стену, пока наматывает вокруг шеи шарф. Затем я огибаю его и открываю дверь, повернув щеколду, освобождая место для прохода. — Ты такой идиот, Евстигнеев, клянусь. — он легко толкает ничего не ожидающего меня в стену и наваливается своим телом, выдыхая эти слова мне в губы, грубо хватая за шиворот худи, вынуждая опустить голову. Я даже не успеваю не то что отреагировать, но и сообразить что происходит, когда Мирон уже вытаскивает свой язык из моего рта, напоследок слегка прикусив нижнюю губу и толкает дверь с улыбкой умалишенного человека. Несколько раз моргнув, я замечаю только то, что он выходит на лестничную клетку и небрежным движением ноги, подцепив дверь, закрывает ее с хлопком у моего носа. — Этой какой-то пиздец! — наконец-то отмерев, всплескиваю руками я, повернув щеколду на двери и возвращаюсь на кухню к остывшему кофе и недосказанности, что летает в воздухе.