Таблетки

      Не существует таких таблеток, которые бы решили все твои проблемы.       Я иду по городу. На улице весна, светит солнце, поют птицы, и ходят люди. Множество людей, это просто толпа. Им плевать на всё: на этих птичек, на долбаную весну, которая наконец полноценно вступает в свои права, и на нас с тобой. Мне тоже плевать, а тебе почему-то нет. Тебе не бывает всё равно. Ты говоришь, что это потому, что ты видишь больше. Больше чем я, чем все эти люди, больше любой бездомной собаки, и тебе от этого больно. В твоих глазах звезды и вечный ужас, безмолвный крик. В такие моменты мне становится страшно.       Ты даже страдаешь красиво. По утрам пьёшь вино, цена которого больше половины моей зарплаты, куришь длинные папиросы с ароматом сандала, а когда тебе особенно плохо— пускаешь по венам чистое вещество. Под моим осуждающим взглядом нелепо оправдываешься, утверждаешь, что это почти необходимость, личная панацея и чуть ли не врачебное назначение. Это почти смешно, но я опять делаю вид, что верю, всегда верю тебе.       Я не знал о тебе ничего. Не знал о твоём прошлом, не верил в будущее. У тебя было всё: собственный дом, внимание богатых мужчин, дорогие машины, безлимитные карточки, деньги, стильные вещи, наркотики… А я не знал даже сколько тебе лет, кем ты работаешь и работаешь ли вообще. Однажды я спросил, зачем я тебе такой. Ты засмеялась, а потом, посерьёзнев на миг, выдохнула: «Ты настоящий». Я тогда ничего не понял, впрочем, так было всегда. Всегда с тобой.       Мы идём по одной из центральных улиц. Октябрь. Твоё пальто застёгнуто на все пуговицы, но ты всё равно чувствуешь себя голой. У тебя светлая чёлка, куча нереализованных амбиций, и очередной психоз, а ещё зеленые, по-детски большие глаза. Ты шутишь, о том что зеленые глаза-признак блядства, и улыбаешься. Я хохочу в ответ и думаю, что глаза у тебя колдовские. Они всегда на мокром месте, но ты говоришь, что сильные люди не плачут. А ещё у тебя промокают дизайнерские ботинки, и почти кончились деньги. Ты всё так же по привычке прячешь руки в рукава и мелко дрожишь, но не от холода. Тебя ломает. Я крепче сжимаю твою сухую холодную ладонь с длинными пальцами в своей и слышу, как ты кричишь внутри даже несмотря на попытки держать лицо. На нас с подозрением косятся прохожие, в такие моменты им почему-то не всё равно… Тебя шатает, ты слишком сильно похудела в своем последнем трипе. Я говорю, что так дальше продолжаться не может. Ты вымученно улыбаешься и шепчешь, что завтра наступит зима. Мы едем домой на такси, и я, сложно представить, ещё не влюблён в тебя.       На следующий день наш город заметает снегом. Метеорологи на всех частотах вещают о какой-то природной аномалии. Я выхожу на балкон, чтобы закурить сигарету, и мне почему-то становится жутко. Той ночью мне снилась ты. Смеялась, говорила, что нашла таблетку счастья, что скоро пройдёт любая боль, и я всё пойму. А потом ты шепнула одну простую фразу и растворилась, словно и не было тебя. Тогда ты сказала, что скоро будет война. И я ещё не знал, что война будет с самим собой. Умываясь утром холодной водой, я списывал всё на стрессы и хроническую усталость.       А ещё через день я узнаю, что тебя нашли мёртвой в твоём чертовом особняке. Как ты думаешь, что я чувствовал в этот момент? Боль? Ужас? Отчаяние? Непонимание? Всё вместе? Знаешь, это было больше. Больше, чем всё.       Ты даже умереть без пафоса не могла. Надела новое шикарное платье, купила на последние деньги бутылку мартини и запила им горсть разных таблеток из домашней аптечки, которую я тебе подарил. Это единственный подарок от меня, который ты согласилась принять. И это на самом деле жутко.       Потом я постепенно стал понимать тебя, переосмыслил все твои фразы и действия. Ты знала, что так будет. И я даже простил тебя за твою глупую смерть, только так и не понял, зачем тебе это. Знаешь, после твоего ухода я уже ничего не чувствовал. Ни страха, ни горя, ни голода, ни холода.       Ноябрь. Я стою на углу пяти улиц, идёт снег. Я сжимаю в руке золотое колечко, твой последний подарок. Мне навстречу смешно шагает улыбчивый малыш лет трёх с какой-то женщиной за руку. И мне почему-то кажется, что она похожа на тебя. Но наваждение быстро проходит, она живая и глаза у неё голубые. В руке карапуз крепко держит бечёвку воздушного шарика. Он большой, круглый и розовый. Ему легко, наверное, потому что он ничего не чувствует и даже умеет летать.       Я стою на углу пяти улиц. У меня в голове миллионы звёзд и тысячи галактик, сотни мыслей, и ни одной о тебе. Ты бы, наверное, подумала, что я так и не научился врать. Знаешь, ты права, всегда права. Я люблю тебя. И это всё, что мне бы хотелось тебе сказать.       В нашей жизни слишком много проблем. Почему ученые не выдумали такую таблетку, которая могла бы решить мою?