Ты не сберег свои часы

Габриэлю всегда нравилось наблюдать за людьми, их судьбами. Но больше всего его привлекало смотреть, как эти существа находили свою вторую половинку. Отец рассказывал ему о соулмейтах. О том, что каждый человек с рождения имеет свою родственную душу, такими уж он их создал. Зачем? Сам не знал. Но у каждого человека фактически с рождения на запястье появлялась метка в виде электронных часов, который отсчитывали время до смерти его партнера. А найти друг друга было не так уж и просто. Только по шрифту написанных цифр. Здесь был важен каждый завиток, каждая маленькая деталь, ведь у истинной пары шрифт был абсолютно идентичен. Иногда и у ангелов появлялись свои метки соулмейтов. В древние времена их просто-напросто изгоняли с Небес, мол, они и не ангелы вовсе, а люди. Но потом смирились, ну появилась метка сама собой, чем ее обладатель-то виноват? Габриэль никогда не задумывался о своем соулмейте. Он не считал, что и у него может появиться эта «чудодейная метка». Просто жил дальше своей праздной жизнью, не пренебрегая и встречающимися в ней женщинами, но не держал их за что-то большее, чем просто игрушки. Но и его жизнь должна была когда-то измениться. Архангел помнит тот день, который проводил все так же праздно, как и все другие. Тогда он в своем духе подшучивал над каким-то очередным мошенником, который был уже далеко не первым на его счету. Нечаянно обронив взгляд на свое запястье Габриэль заметил извилистые цифры, отсчитывающие время. Парень не знал, насколько давно они появились — он был не фанат разглядывать свое тело, — но видел, что времени то предоставилось ему не так уж и много. На часах было двадцать девять с гаком лет, и время продолжало убывать. С тех пор архангел стал пристальнее присматриваться к людям и к ангелам, стараясь разглядеть на их запястьях знакомый шрифт, но все безуспешно. Габриэль так же хорошо помнит день, когда встретил Винчестеров. Тогда часы показывали около восьми лет. После этого парень стал все больше присматриваться к ним, словно его что-то тянуло, направляло на верный путь, подсказывало, мол: «Хэй, присмотрись к ним. Там где-то с ними связана твоя судьба». И Габриэль не противился, наоборот, проявлял к охотником большой интерес. Но после того, как те неоднократно пытались его убить, а он мастерски имитировал свою смерть, сыграв еще одну подобную шутку, фокусник оставил братьев в покое, но слежку не прекратил. И все же самым запоминающимся моментом в его жизни был день, когда архангел увидел Чарли. Как раз в тот момент, когда Винчестеры пытались провернуть с ее помощью какую-то сверхважную операцию по спасению мира от фальшивого Дика Романа и его приспешников-левиафанов. Девушка очаровала его чем-то, в голове тогда пронеслась мысль, что будь она его, он бы не использовал ее как игрушку. Архангел видел, что часы отмеряли всего чуть больше трех лет, но практически прекратил поиски своего соулмейта. Все свое внимание он уделял Брэдбери. Он понимал, что его сейчас кто-то где-то ищет, а, возможно, и нет. Габриэль не знал, сколько еще проживет, может, миллионы лет, а, может, всего день, но цифры на запястье его родственной души могли быть очень велики: все бы попросту решили, что что-то неисправно. Какой бы человек стал искать свою пару, зная, что ей отведено, к примеру, тысячи две? Может, и стал бы, но только, что бы узнать, кто он, черт его дери. Поэтому архангел особо не запаривался на эту тему. Ему лишь хотелось побольше времени провести с этой охотницей, и плевать он хотел на то, сколько ей осталось жить. Но судьба снова подкинула ему сюрприз. Парень однажды мимолетно разглядел на запястье девушки число предназначенных ее паре лет. И какого же было его удивление, когда этот нелепый шрифт совпал с его до самого маленького завитка. Но Габриэль не шибко торопился с какими-то решениями, он вообще редко что делал наобум. К тому же, парень понимал, что охотница имела связи с Винчестерами и при любом исходе дел была осведомлена об архангеле. Он же не мог просто появиться рядом с ней из ниоткуда с фразой: «Хэй, привет, знаешь, я — архангел, а ты — моя родственная пара. Давай замутим?». Или мог? Но, во всяком случае, не делал этого. Потом в жизни Габриэля настал тот период, когда он слишком много попадал в передряги, подавался в бега, ему было попросту некогда думать о девушке. Слишком много проблем на него навалилось. И вот тогда произошел переломный момент. Однажды архангел почувствовал неприятное жжение на запястье. Тогда-то он и обратил наконец внимание на судьбоносные цифры, чего не делал уже давненько. Как же его поразило то, что часы отмеряли всего буквально полминуты. Полминуты. Это число было так странно видеть. Так страшно. Фокусник без лишних промедлений нашел, где находилась девушка, благо с помощью ангельского радара это было возможно. Вот только было уже поздно. Он появился в обветшалом мотеле, но злосчастные цифры уже оттикали последнюю секунду и неумолимо погасли, становясь серыми и безжизненными. Габриэль нашел Чарли в ванной, куда та была бесцеремонно закинута, всю перемазанную в собственной крови, израненную. Мертвую. Цифры на ее руке тоже потухли, перестали гореть тем таинственным голубоватым светом, хоть архангел и был жив. Тогда впервые за многие сотни, тысячи лет Габриэль вновь почувствовал ту болезненную сгрызающую все изнутри боль, которая обостряла все чувства и разбивал их в осколки за один миг. И он не мог с этим ничего поделать. Архангел даже воскресить девушку не мог. Ему не хватало нужных знаний и сил. Надо же, как иронично, тому, кто знал практически все или абсолютно все на этом свете, не хватило знаний, чтобы вернуть к жизни свою любовь. Как же чертовски парень жалел обо всем этом. О том, что не сказал девушке о том, что они соулмейты, о своих чувствах. Ведь Чарли была чуть ли не единственной, к кому Габриэль что-то чувствовал, кого любил. По-настоящему любил, а не изображал ту притворную привязанность, как делал это почти со всеми. Брэдбери была действительно дорога ему. Архангел опустился на колени возле бездыханного тела девушки. Казалось, что-то мешало ему дышать, но зато наружу стали прорываться чувства. Слезы. Сколько Габриэль себя помнил, он не проронил ни единой слезинки, как бы мерзко себя не ощущал. Но сейчас ему было по-настоящему больно. Хотелось кричать куда-то в пустоту. Повернуть время вспять и все исправить. Но ничего уже не вернуть как было. Парень едва ощутимо дотронулся до волос Чарли, до ее кожи. Он впервые касался ее. И он жалел, что не сделал этого раньше. Только сейчас Габриэль понял, о скольком он жалеет. О том, что не объяснился Брэдбери, о том, что увидел ее тогда, о том, что встретил Винчестеров. Он жалеет о том, что на его руке когда-то появилась та самая метка.