***
Изуку знал, что его рукоблудство — сплошная фальшь, обман, который приведёт только к мозолям на ладонях, но ничего поделать не мог. Гормоны просто разрывают его на части, водить рукой вверх-вниз было привычно и почти не смущало. Изуку понимал, что зря это делает, но всё равно продолжал, потому что другие варианты его просто не устраивали. И вот сейчас он неспешно водил рукой по всей длине, кусал губу почти до крови, сдерживая стоны, тяжело дышал и копался в телефоне. Привычно смотрел на профили то Каччана, то Тодороки и порой прикрывал глаза, стараясь чётче представить их образы. Рельеф торса, мышцы, ключицы, руки, сухие и обветренные губы Каччана, тонкие и мягкие у Тодороки. Да, всё было по уже изученному плану. Изуку не знал, что сподвигло его сфотографировать собственный член. Он правда понятия не имел, что с этим сделать, однако снимок очень красочно выделялся среди прочих фотографий в галерее. Изуку взглянул слегка оцениваюшим взглядом, сложил некоторые формулы и понял — этот размер совершенно безнадёжен. Вздохнув и уже в который раз смутившись, Изуку хотел удалить странное фото, но телефон заглючил. Как всегда в самый неподходящий момент гаджет подводит его. Изуку тыкал по сенсору в совершенно хаотичном порядке. К горлу подступал ком, а в груди неприятно отдавался отголосок паники. Экран совершенно не хотел менять изображение, потом побелел, почернел и чёрт его поймёт, куда Изуку успел залезть. Телефон завибрировал, оповещая о новых сообщениях. Каччан: бля, Деку, что это? Каччан: ты серьёзно? Каччан: пиздец у тебя отросток маленький. таким не поебать нормально. Каччан: впрочем, я не удивлён. Шото (мог же Изуку хотя бы в телефоне назвать Тодороки по имени?): Кхм… Мидория? Шото: У тебя там всё в порядке? Это был пиздец. Самый настоящий пиздец. Изуку прислал ту самую фотографию члена в диалог с Каччаном и Тодороки. Ноги подкосились, и Изуку просто на автомате опустился обратно в ванну. Телефон только чудом не упал в воду, хотя руки потряхивало так, что риск увеличивался в геометрической прогрессии. Вы: БЛЯТЬ Изуку ещё не до конца понял, что только что сделал. Он хотел выругнуться вслух, но в итоге излил свои мысли в сообщении. Хотелось просто разбить голову о синий кафель, однако мозг всё же сообразил, что надо как-то оправдаться. Вы: ОЙ Вы: ЧЁРТ Вы: ЗАБУДЬТЕ ЭТО, ПРОШУ Каччан: твой отросток бесподобен. Каччан: подожди, «те»? Шото: Это, конечно, не моё дело… Шото: «подождите»? Мы же вроде уже давно перешли на «ты». Изуку был почти готов утопиться. И утопить все свои ошибки за одно, начиная с самой первой. Паршиво влюбляться в двух парней сразу, дрочить, представляя их прикосновения, а потом ещё и отправить фото собственного члена рассылкой каждому в личку. Вы: АААААААААА Вы: Я ОПЕЧАТАЛСЯ. ПРОСТО ЗАБУДЬ. ДА ,ЗАБУДЬ, ПОЖАЛУЙСТА Каччан: будет весело, если кто-то ещё видел этот ужас. Шото: Ладно. Но, если что, я всегда на связи. Шото: Спокойной ночи. Изуку не мог не обращать внимание на учтивость Тодороки или колкие комментарии Каччана. Его ложь вряд ли могла показаться им правдивой, но очень радовал факт, что ни один, ни другой не стали развивать эту тему. Несмотря на то, что Изуку находился в ванне с ещё довольно тёплой водой, ему было ужасно холодно. Он просто понятия не имел, что ему делать: самым лучшим вариантом было сделать вид, что ничего действительно не было, грузиться от собственного стеснения, дальше дрочить под струями тёплой воды и мечтать о признании. Но… Чёрт возьми, это же был отличный шанс признаться! Ну, конечно, это будет не самое лучшее признание. Вообще, довольно странно признаваться парням, которым совсем недавно прислал фото своего члена. Нет, это абсолютное сумасшествие. Однако Изуку посчитал, что это всё объяснит лучше жалких оправданий. Да, это было полное сумасшествие. Но когда Мидория Изуку считал себя нормальным?***
— И зачем ты позвал меня с этим половинчатым ублюдком сюда, Членодеку? — Катсуки ухмыльнулся, а Изуку просто тихо взвыл от досады. Они не забыли: это было видно по странному взгляду Тодороки и фразам Каччана. Хотя, да, Изуку бы скорее всего тоже не забыл. Как вообще можно забыть, что кто-то просто так прислал такую фотографию? — Ну, в общем… — Изуку стушевался, стараясь смотреть куда угодно, лишь бы не на этих двух. Его сердце стучало намного быстрее обычного, дышать стало труднее. Казалось, что всё его лицо сейчас сгорает в огне. — Я… Изуку всегда мечтал признаться. Три слова постоянно крутились в его голове, оседали сладким привкусом на языке. Изуку хранил это чувство как фарфор, как что-то, что можно сломать всего одним тычком. Это было неприкосновенным для Изуку, поэтому сейчас оно колыхнулось и рисковало разбиться на мелкие осколки. Изуку обнажал перед ними свою ранимую душу. Это было так страшно, ноги подкашивались, руки дрожали, голова болела и, кажется, его уши заложило. Изуку нервно облизал свои губы и сказал очень тихо: — Я вас люблю. Изуку хотел убежать. Убежать так далеко, чтобы его никто никогда не нашёл. Это было так стыдно и ужасно, он закрыл своё лицо руками и согнулся, потому что собственные ноги отказывались выполнять свою функцию. Его конкретно трясло, а каждый звук отдавался эхом в ушах. Они молчали. Они, блять, просто стояли и смотрели на него. Что делать? Что ему нужно сделать, чтобы обратить время назад? — Простите… — в глазах предательски защипало. Изуку кусал губу, сдерживая всхлип. Почему он заплакал именно сейчас? Почему он не может ответить на отказ нормально? За что ему вообще эти чувства? Хрупкий фарфор в сердце дал трещину. — Я никогда не думал, что мне признаются именно так, — Тодороки, чуть кашлянув, продолжил. — Но я принимаю твои чувства и готов ответить взаимностью. Мне, конечно, немного… — Не хочу делить тебя с этим половинчатым ублюдком, но лучше уж так, чем подозревать тебя в измене, — Катсуки ухмыльнулся, нисколько не смущаясь того, что перебил Тодороки, — Членодеку. — Не называй его так, — Тодороки стойко вытерпел жест неуважения, но всё ещё недовольно жмурился. Однако Катсуки полностью выразил все его мысли. — Хотя это фото было действительно забавным. Наши дети ни за что не поверят. — Мы не сможем иметь детей, половинчатый, — Катсуки усмехнулся. — Но я не против самого процесса. — Два сразу? — Тодороки посмотрел на Изуку оценивающим взглядом. — Для первого раза другой исход не приму. Вряд ли Деку умеет сосать. — Тоже верно. — Ребят… — Изуку подошёл к ним, положил руки на шею Тодороки и Каччана, после чего поочерёдно поцеловал каждого в щёку и улыбнулся, обнимая. — Я вас люблю. Его фарфор всё же не разбился, новое дурацкое прозвище от Каччана ещё долго будет преследовать его, но сейчас Изуку счастлив. Ему так хорошо, что счастье отдавалось приятным покалыванием на самых кончиках пальцев. Его всё ещё немного трясло, но тепло чужих тел начинало успокаивать, вызывая улыбку. Да, это было самое странное признание из всех существующих. Да, Изуку будет ещё очень долго смущаться этого. Но сейчас он счастлив. Слёзы приятно обжигали щёки, и он бы ни за что не променял это чувство на что-то другое. — И я тебя люблю. — Буду иметь тебя во все щели, Членодеку, — Катсуки усмехнулся, когда почувствовал на себе тяжёлый взгляд Тодороки, но всё же исправился: — Изуку.