Останься со мной

На улице идёт дождь. Под него всегда хорошо спится, но сегодня Харуичи открывает глаза посреди ночи и бездумно смотрит в потолок. В темноте ничего не видно, но это и не важно, ведь перед глазами у Харуичи не белёсый потолок, а Рёске. Слишком долго он ждал его возвращения, чтобы теперь в мыслях был кто-то другой. Рёске приехал ещё утром, но у них никак не получается остаться наедине — сначала родители постоянно находятся рядом, а потом Рёске и вовсе уходит куда-то, не сказав Харуичи ни слова. Это обидно, очень обидно, ведь приезда Рёске из Сейдо Харуичи ждал с нетерпением. Пусть это всего на пару дней, пусть это ничто в сравнении с тем временем, что они проводят вдалеке друг от друга. Пусть это кажется незначительным, но для Харуичи это самое важное. Он хочет заглянуть в глаза Рёске, поговорить с ним о Сейдо, показать, чему он сам научился. Он надеется на похвалу или улыбку. Или на то, что Рёске коснётся его первым. Рёске никогда не прикасается к нему первым. Держит дистанцию и улыбается чуть холодно, говорит что-нибудь ехидное и тщательно скрывает эмоции. Но Харуичи знает — по крайней мере, надеется, что знает: Рёске на самом деле не такой. Рёске просто его защищает. Защищает от всего на свете, но в первую очередь от самого себя. Харуичи злится на это, но ничего не может поделать — Рёске неумолим в своём решении и очень редко даёт слабину. В такие моменты его прикосновения кажутся Харуичи подачкой, но он всё равно наслаждается ими. Потому что в следующий раз может не быть и этого. — Рёске... — шепчет Харуичи в темноту, зная, что тот не откликнется, даже если не спит. — Рёске!.. Потом просто свешивает голову вниз и прищуривается, всматриваясь: смятая простыня белеет в темноте, но Рёске нет. Неужели Харуичи задремал и не заметил, как тот ушёл? За окном шумит дождь, а в голове у Харуичи мелькают странные и глупые мысли: ему кажется, что Рёске больше не существует, что он просто приснился ему, а теперь исчез. Что Рёске в Сейдо и никогда больше не вернётся. Что он посмотрит на Харуичи презрительным взглядом и скажет, что ему не нужен маленький и глупый брат, зациклившийся на нём. Харуичи спускается вниз и присаживается на край кровати, гладит раскрытой ладонью простыню: холодная, значит, Рёске давно нет. От этой мысли почему-то холодеют руки, а в горле пересыхает. Харуичи идёт за водой, но на самом деле — искать Рёске. Проверяет все комнаты, а потом с тревогой смотрит на вешалку — куртки Рёске нет, как и его ботинок. Паника бьёт под дых, и становится нечем дышать. Харуичи держится за стену и мысленно считает от одного до десяти и обратно. От одного до десяти. И обратно. Он натягивает куртку, слишком медленно обувает кроссовки — пальцы дрожат и никак не получается завязать шнурки. На улице холодно и мокро, и сразу же хочется вернуться в тепло дома, замотаться в одеяло и никуда не ходить. Но Рёске ведь где-то там, а интуиция просто кричит о том, что Харуичи нужно быть рядом с ним. Поэтому Харуичи бежит так быстро, словно от этого зависит его жизнь. Он не уверен, что точно знает, куда именно направился Рёске, но надеется, что догадывается правильно. В боку колет, дыхание перехватывает — ни на какой из тренировок Харуичи не бегал так быстро. Он не думает ни о чём, просто бежит и надеется, что успеет. Ему кажется, что в противном случае случится что-то ужасное и непоправимое. Харуичи сворачивает в переулок, надеясь срезать, и поскальзывается в грязи — дождь размыл всё вокруг. Падает на землю, чувствительно приложившись локтем, но сразу же вскакивает и, даже не отряхнувшись, бежит дальше. Ушибленный локоть противно ноет, и Харуичи надеется, что не получил серьёзных повреждений — не хватало ещё пропускать тренировки из-за собственной неуклюжести. Поворот, ещё один. И ещё. Харуичи выскакивает из проулка к небольшому парку, где они с Рёске в детстве часто играли. Но сейчас другое время, и солнечный парк сейчас мрачный и пугающий. Харуичи боится, что не сможет найти там Рёске, или что тот и вовсе не приходил сюда. Меньше всего Харуичи беспокоится за самого себя: за то, что может потеряться случайно, наткнуться на маньяка или снова упасть. Он просто бежит что есть сил и совершенно не смотрит по сторонам — перед глазами только Рёске. Визг тормозов и слепящий свет в глаза. Короткий удар в бок и неудачное падение — теперь ноет не только локоть, но и колено. Харуичи поднимает голову и стирает с лица грязь, забившуюся даже в рот. Где-то наверху раздаются приглушённые голоса, а затем звук отъезжающей машины. И только тогда Харуичи понимает, что произошло. Он даже не встаёт с земли — наоборот, утыкается лбом обратно и смеётся, смеётся, смеётся... Даже не замечая, как смех постепенно переходит в слёзы. Перед глазами только свет фар и больше не ничего. В плечи больно впиваются пальцы, а затем Харуичи резко приподнимают над землей. Эти же пальцы быстро и сноровисто ощупывают Харуичи, и он пытается оттолкнуть их, убрать подальше от себя. Неприятно. — Х-харуичи! Кажется, у него уже галлюцинации: голос так похож на голос Рёске. Вот только голос Рёске не дрожит так, не срывается. Ведь Рёске не плачет. Никогда. И Рёске здесь нет. Если бы Рёске был здесь, Харуичи бы это понял. Он всегда чувствует появление Рёске. Всегда. Тот пахнет по-особенному, рядом с ним почему-то легче дышать. И прикосновения Рёске он бы точно узнал — они мимолётны и незаметны. Словно на самом деле Рёске не хочет к нему прикасаться, хотя Харуичи надеется, что это не так. — Харуичи! — голос громче, сильнее. И звенит интонациями Рёске, которого здесь не может быть. Харуичи подаётся вперёд, открывая глаза, и встречается взглядом со своей галлюцинацией. — Б... брат? — неуверенно спрашивает Харуичи. Ну конечно же это Рёске, кто ещё? Он его искал, хотел увидеть. Знал, что найдёт. Почему могло быть иначе? — Брат... — шепчет Харуичи и утыкается ему в шею, обнимает за плечи — нет, цепляется, как будто Рёске последняя соломинка, соединяющая его с реальностью. И шепчет, шепчет исступлённо: — Нашёл, нашёл... Ты в порядке... Где-то на краю сознания плещется страх, и только теперь Харуичи понимает, что это его сейчас чуть не сбила машина, что это ему сейчас угрожала опасность, что это он мог сейчас лишиться... лишиться Рёске. Харуичи давит подступающую истерику и ловит взгляд Рёске — тот смотрит прямо, открыто и непривычно. И Харуичи просто подаётся ему навстречу, чуть наклоняется и целует. Легко-легко касаясь губ. Рёске его не отталкивает, прижимает к себе и целует в ответ — зло, отрывисто. Кусая за губу. А потом отстраняется и ласково убирает с лица Харуичи чёлку — контраст сбивает с толку, и Харуичи замирает, не зная, как реагировать. Молчит и просто смотрит. А потом Рёске целует его снова — глубоко и, наверное, нежно. Так, как Харуичи и мечтать не смел. Харуичи понимает где-то на задворках сознания, что Рёске открылся из-за страха, Харуичи не собирается этим особо пользоваться впредь, но сейчас, вот еще минуточку, можно. Совсем чуть-чуть. Он думает о том, что он знал, знал наверняка, что Рёске на самом деле вот такой и тоже что-то к нему чувствует — что-то, отличное от братских чувств, — и пусть только страх заставил его показать свои чувства, но теперь-то Харуичи не просто догадывается и предполагает, а знает наверняка. И свой шанс он не упустит ни за что. Хоть бы и на несколько минут. Мгновений. Вот прямо сейчас. Они лежат на траве, и Харуичи наслаждается близостью Рёске — ещё чуть-чуть, ещё немного. Ещё ближе. Коснуться пальцами подбородка, мазнуть губами по губам, тихо вздохнуть и снова уткнуться в шею. Лежать на земле холодно, очень холодно — Харуичи бьёт дрожь, но Рёске этого не замечает, наверное, ему тоже холодно. Харуичи жмётся к нему ближе, ловя крохи тепла, обнимая крепче, ещё крепче, как будто тот сейчас вырвется и убежит. Рёске лишь тихо вздыхает и говорит, показывая рукой в небо: — Смотри. Харуичи смотрит в указанном направлении и не видит ничего — над ними лишь чёрное как смоль небо. Он щурится, пытаясь увидеть то, что показывает Рёске, но сдаётся через несколько минут. Опускается обратно в тёплые объятия и шепчет: — Что там было? Рёске не отвечает — разрывает объятия и встаёт. Протягивает руку. Харуичи смотрит на него почти обиженно: «Ещё чуть-чуть, ещё немного! Пожалуйста!» — вертится на языке, но он молчит. И встаёт, чтобы снова оказаться в объятиях. «Это как во сне, — думает Харуичи. — Слишком хорошо, чтобы быть правдой». — Звезда. — М-м? — непонимающе тянет Харуичи, отказываясь возвращаться к реальности — в объятиях Рёске слишком хорошо, чтобы от них отвлекаться. — Там была падающая звезда. Харуичи удивлённо моргает, ему хочется посмотреть Рёске в глаза, убедиться, что с ним всё в порядке — небо затянуто тучами, никаких звёзд и в помине нет. К чему тогда это? Вопросы вертятся на языке, но Харуичи озвучивает самый детский и глупый из них, на который никогда не дают ответа: — Что ты загадал? — Секрет, — шепчет Рёске и улыбается. Обязательно — Харуичи это чувствует, хоть и не видит, — той самой ласковой улыбкой, которую он видел всего раз или два. Хочется продлить этот момент до бесконечности, но это невозможно. — Холодно, — говорит Рёске и размыкает объятия. — Пойдём. Харуичи уже давно замёрз, но дома родители, которые могли проснуться и увидеть, что их нет, и совсем нет времени, чтобы постоять обнявшись вот так просто. — Давай постоим ещё совсем н-немного? — Харуичи пытается говорить твёрдо, но под конец уже не может сдерживать дрожь — если бы они не попали под дождь, было бы терпимее. — Дурачина, — снова улыбается Рёске. — Пойдём. Они идут медленно, но всё равно слишком быстро приходят к дому. Рёске отпускает руку Харуичи, и тому кажется, что сейчас пропало что-то очень важное. Хочется окликнуть Рёске, убедиться в том, что произошедшее правда, а не обман подсознания. Что это не приснилось Харуичи. Что сам Рёске сейчас не растает в темноте. Но Рёске рядом: подталкивает Харуичи в спину, чтобы шёл быстрее, закрывает за ним дверь и помогает стянуть куртку — замёрзшие пальцы совсем не слушаются Харуичи. Рёске ничего не говорит, не улыбается и смотрит куда-то мимо Харуичи, и тот понимает: что-то изменилось. Даже не что-то, а всё. И это всё уже никогда не будет таким, как прежде. Почему-то Харуичи это не пугает, перемены — они ведь к лучшему. Он стоит под горячим душем и думает о том, что было бы, не выйди он из дома. Всё осталось бы как прежде навсегда или бы у него был ещё один шанс? Пусть Рёске никогда не скажет этого вслух, пусть всё это было лишь последствиями произошедшего, но у Харуичи теперь есть знание. И оно делает его чуточку увереннее — теперь он ни за что не отступится от своих желаний, ведь они не только его, но и Рёске тоже. Когда Харуичи возвращается в комнату, Рёске уже лежит на кровати, читает что-то с телефона. «Ждёт меня», — радостно ёкает у Харуичи. Он бесшумно закрывает дверь и подходит, садится на пол у изголовья и утыкается лицом в край подушки. Слушает тихое дыхание Рёске. — Харуичи, — голос у Рёске тихий, но злой. От него хочется вздрогнуть всем телом и оказаться подальше, но Харуичи просто поднимает голову и встречается с Рёске взглядом. — Ты хочешь заболеть, Харуичи? Он не знает, что ответить на этот вопрос, да и нужно ли. Просто смотрит на Рёске, запоминая черты его лица, чтобы хватило на подольше — память слишком недолговечна, она часто искажает прошлое. А Харуичи хочется помнить всё досконально. Конечно, для этого есть фотографии, но Харуичи считает их неживыми — они не передают того, что есть на самом деле. Харуичи настолько погружается в собственные мысли, что совсем не замечает прикосновения Рёске: тот осторожно, словно сам не веря своим действиям, прикасается к щеке Харуичи, отводит чёлку с глаз. И внимательно смотрит, словно хочет запомнить. Совсем как сам Харуичи недавно. — Я... — Харуичи сглатывает и продолжает уже гораздо тише: — Можно? Указывает глазами на кровать, зная, что Рёске его поймёт. — Пять минут, — шепчет Харуичи. — Только сегодня. И Рёске кивает, отодвигаясь и откидывая одеяло. Харуичи смотрит на него внимательно, улавливая малейшие изменения в выражении лица, но тот спокоен, словно что-то решил для себя. Харуичи уверен в том, что происходящее сегодня вряд ли повторится. Что это очередная маленькая поблажка для глупого брата. А может, и нет. Если они оба осознали, пусть и довольно страшным путём, что хотят одного, то какой теперь смысл убегать? Харуичи ложится рядом и прижимается к Рёске локтем и чуть-чуть пальцами — тот тёплый, а собственная кожа кажется ледяной. Рёске хмыкает над его головой и переворачивает Харуичи на бок, тянет на себя. Шепчет тихо: — Грейся. И снова переводит взгляд в телефон. Харуичи утыкается лицом в плечо Рёске и думает о том, как бы не заснуть — хочется немного продлить этот момент. Ему кажется, что прошло уже много времени, что уже скоро утро, но вряд ли Рёске настолько беспечен, что позволит ему оставаться в своей кровати так долго — они ведь не одни дома. Когда Харуичи кажется, что он сейчас заснёт, Рёске откладывает телефон и проводит рукой по волосам Харуичи — то ли гладя в мимолётной ласке, то ли прося проснуться. — М-м? — тянет Харуичи. — Я не сплю. — Я знаю. «Ещё немного», — хочет сказать Харуичи, но знает, что уже пора. Пытается встать, но Рёске держит его, мягко обнимая за плечи. А потом отпускает, словно одумавшись. Харуичи вздрагивает и удивлённо распахивает глаза. Переворачивается и, опираясь о грудь Рёске, ловит его взгляд. Расслабленно-ласковый, чуть-чуть насмешливый — его не увидишь на людях. Рёске проводит пальцами по щеке Харуичи, скользит вниз по шее, а потом притягивает к себе, укладывая головой на грудь, и легко дует в макушку. От этого Харуичи хочется довольно жмуриться и чуть ли не мурлыкать. И почему-то плакать. В горле стоит ком, и Харуичи зажмуривается изо всех сил, иначе слёзы... Нет, он должен быть сильным: ради себя, ради Рёске, ради его спокойствия. — Ты мне нужен, останься... — Голос срывается, но Харуичи всё равно. Всё равно он шепчет это тихо-тихо — так, чтобы Рёске ни за что не услышал, не понял, насколько это больно — отпускать его каждый раз. — Ты знаешь, что не могу. Харуичи не уверен, что ответ ему не почудился. Он поднимает голову и встречается с Рёске взглядом — тот чуть качает головой, а потом стирает слёзы со щеки Харуичи. — Всё будет хорошо.