утро доброе

Это не смешно. Бакуго сдавленно шипит и смеется. Это полная хуйня. И головой в подушку, чтобы двумордого не разбудить. Он просыпается, закутанный по горло в одеяло, под которым пиздец жарко, и агонизирующей головой. Проснулся первым - и на том, блять, спасибо. Тут хотя бы сразу целый букет вариантов: хочешь - сваливай на цыпочках, хочешь - ползком, хочешь - короткими перебежками. Можно, конечно, благородно остаться, приготовить ультрапидорский завтрак в постель в фартуке на голое тело, кокетливо завалиться обратно на кровать, разбудить поцелуем в плечико... Только Бакуго не четырнадцать и даже не двадцать, чтобы подобную херню из рекламы йогурта пытаться воплотить в жизнь. Вчерашний вечер - череда нелепых совпадений и тупых решений: оп - случайная встреча в ресторане, где каждый со своей компанией, оп - вдвоем у раковины в туалете, оп - квартирка ублюдка-Тодороки, беззвучно пружинящая кровать, сосредоточенное "он-не-стонет-и-я-не-буду", и все-таки стон. Бакуго выбирается из-под одеяла очень тихо, но пока предельно беззвучно пытается сесть, ресницы у Тодороки внезапно размыкаются. — Ну, доброе утречко, блять. Бакуго приветственно ухмыляется, как будто ему нормально. Не нормально нихуя. Тодороки молча пялится на него с минуту. Принимает горизонтальное положение, шарит рукой со своей стороны кровати. Поднимает с пола ком чего-то синего и хлопкового, дорогущего даже на вид. Накидывает на плечи мятую тряпку и, не говоря ни слова, скрывается в арке. Нихуя. Бакуго кое-как скатывается с кровати, пытаясь сильно не мотать головой, дабы случайно не заработать кровоизлияние в мозг. На тумбе, в диапазоне доступности руки, пищит новенький сверкающий айфон. Две минуты Бакуго ищет свой бомбер по комнате, и еще минуту - трусы. На кухне на грани слышимости шуршат пакеты, что-то звенит и пищит морозилка. Двумордый сидит за столом, подперев голову рукой, в боксерах и накинутой на голое тело мятой рубашке с поблескивающими на свету запонками. Поставив ноги на перекладину стола, ест чайной ложкой фисташковое мороженое, попутно соскребая со стенок стаканчика приторный, отдающий химией кислотно-зелёный джем. — Доброе. В холодильнике бурбон, таблеток от похмелья нет. Голос у Тодороки хриплый, и сам он после монолога начинает кашлять в кулак. Он проскальзывает по Бакуго слезящимися глазами снизу вверх, словно оценивая. А у Кацуки от этого скулы сводит и в висках пульсирует. Бакуго едва зубами не скрипит. Подходит к окну, резко распахивая оное, от чего занавески едва не срывает. Руки сами собой нащупывают пачку в кармане бомбера и вытаскивают сигарету вместе с черной зиппо, которая точно принадлежит не Бакуго, но подкуривать от плиты ещё раз он не стал бы. Да и тот момент, когда конфорка пыхнула и чуть не обшмалила всю чёлку Кацуки, тоже помнит. Зажигалка щёлкает привычным уютным звуком, и Бакуго делает первую тягу, блаженно прикрывая глаза и упираясь затылком в стену, присаживаясь на подоконник. Заебись. Впервые за все утро ему не хуево, не сносно, а именно за-е-бись. И ложил он на то, что двумордый не любит, когда при нем дымят. — Давай определимся с терминами. Отношения - ебучая ответственность, собственничество, потенциальный задел на долгую совместную старость с общими детьми или собаками, чёткие рамочки "вот тут мы начали встречаться, вот тут мы закончили и теперь испытываем угнетающую неловкость при нахождении в одной комнате". Бакуго выдыхает клубы сизого дыма и жмурится. Это просто тело так странно реагирует на алкогольную интоксикацию, потому что он выжрал вчера на радостях добрых два с половиной литра. Случайные гомосексуальные связи по пьяни с теми, кто ему априори не очень приятны — уж точно не то, что хотелось бы помнить на следующий день. Даже если, блять, помнить кусками. К такой хуйне он морально не готов. Почему вся его жизнь - это череда стоп-кадров разных сортов одного дерьма? Тодороки смотрит на него как на придурка. Будь Бакуго на его месте, он, наверное, тоже бы подумал: "Сука, вот еблан". Тодороки, не меняясь в лице, вытирает губы тыльной стороны ладони и в одно лёгкое движение встаёт. Откладывает ложку на край столешницы, сминает в пальцах картонный стаканчик. И Бакуго, как дебил, всё это время наблюдает за ним, надеясь, что не выглядит слишком заёбанно. — Так, что там с бурбоном?