Ольга

Два с лишним месяца пролетели, как один миг. По крайней мере для Ольги. У Малюты же к тому времени начал заметно подергиваться глаз. Он продолжал учить девушку бросать нож, но пока бросок у неё был слабый. В колоду она пока что не попадала по причине её чрезмерной удаленности. -Ночей не сплю, - пожаловался он, подправляя ей руку для более точного попадания, - скорей бы уж Фёдор Алексеевич воротился! Ты, вот что. Рука у тебя не того. Слаба больно. Тебе бы на поморской ладье поплавать с год, или на сенокосные работы. Дрова рубишь? Ольги кивнула. -Тут пока что не до того, - продолжал палач, - а ты, вот что! Масло сбивать на кухню пристройся! Марфа, выслушав про сбивание масла, не возражала. С каждым днем она становилась все печальнее, хотя и старалась показываться всем веселою. Фальшивые смотрины закончились, и её официально переселил в отдельные покои для царевой невесты. И, хотя там у неё было все, что душа пожелает, и даже целый выводок молодых веселых девчонок для компании, Собакина большую часть времени была молчалива и задумчива. Теперь невеста часто, хотя и понемногу, виделась с будущим мужем. После каждой такой встречи она тихо плакала в темном коридорчике, пока Ольга караулила, чтобы никто этого не видел. Невеста царевича больше не появлялась, и как ей живется, девушки не знали. Ульяна, разрывающаяся между двумя своими подопечными, пожурила Собакину, и прислала к ней в покои совсем уж юных девушек, почти детей. Они с утра до ночи плясали да пели, играли друг с другом в какие-то девичьи игры. Иногда Марфа присоединялась к ним. Ольга видела, как они грустнели в присутствии будущей царицы. Тогда как сама она прямо расцветала, стоило ей пройти мимо любой из них. -Ты меня не суди, - грустно улыбнулась Собакина, взглянув однажды на Ольгу, - в тень ступишь, и тоже будешь с людей силу тянуть. Нам на то люди и даны. Раньше вообще говорят, им в обязанность вменялось своею силою делиться. -Так нешто раньше иные не таились? – удивилась Ольга. -Не токмо не таились, - в комнату вошла Ульяна, притворив за собою тяжелую резную дверь, - люди на иных молились! Да и сейчас молятся. Иисус Христос тебе кто? -Неужто тоже иной? – не поверила девушка. -Не просто иной, – старуха указала в небо пальцем, - сам Свет! Такому знаешь, сколько силы надобно?! -Так я сколько иных-христиан знаю, - нахмурилась девушка, - что ж они, себе подобному молятся? -Ты прям, как Святослав говоришь, - прыснула Марфа, - он тоже по сею пору Перуну жертвы приносит. Да и не он один. -А Перун тоже иной? – растерялась девушка, - почему ему иные молятся? -По привычке, - пожала плечами Ульяна, - с детства приучены. Хотя, Святославу бы на жену свою молиться! Да и нам всем. -С чего бы? – Ольга совсем потерялась в новых для себя сведениях. -А чего нет - то? – нахмурилась Ульяна, - Малуша, тогда ещё рабыня его, Битву предсказала. Она и княгиню убедила, что бежать надо, спасаться. Что волна идет. А Ольга, та иной не была! -И что? – не поняла девушка, - княгиня рабыне поверила? -А как же! – просияла старуха, - и сама с неё ярмо сняла. Сына потом на ней женила. Всю Европу, Францию там, Гишпанию да Италию, а тем более земли северные, повторно заселяли, новые люди пришли. А здесь просто назад воротились, когда вода схлынула. Погибли многие, конечно, пока с неба падало всякое. Не без этого. Первую стену* всю разбило, а что осталось, то потом потоком снесло. Но Рюриковичи уцелели! -А что с неба-то падало? – испуганно поинтересовалась Ольга. Её тема Битвы интересовала не меньше, чем драки Басманова со львами. -Ты, вот что, - замялась Ульяна, - Темнейшего лучше пытай! Они с Филиппом дружны, ему ничего не будет. А ещё лучше самого инквизитора, ежели ещё увидитесь. Не станет же он сам себя наказывать. Запретная это тема, Битва. Для иного моего порядка запретная. Понимаешь? Ольга насупилась, но понимающе кивнула. Стремительное наступление татар быстро завершилось сожжением практически всего, что окружало Москву. В Кремле с утра до ночи сновали богато одетые люди со скорбными лицами. Не имея другой возможности уединиться, Ольга иногда пряталась в маленькой комнатке с низким потолком, которую нашла в укромном месте Кремля. Выход из неё был в мрачную, не расписанную цветами залу где-то в закоулках, куда не попадали ни послы, ни бояре. Даже слуги здесь бывали не часто. И как же Ольга удивилась, когда однажды встретила тут монаха. Старик сидел, прислонившись к стене в пролете одного из окон, и сам с собою играл в маленькие костяные шахматы. Девушка потихоньку приблизилась, и стала наблюдать. Вот уж не думалось ей, что чернец станет в шахматы играть вместо того, чтобы жития перечитывать или так, молиться. Старик чуть вздрогнул, когда её заметил. Глаза у него были добрые, умные, но не спокойные, как обычно у таких людей. Он поманил Ольгу к себе, и, ткнув пальцем в доску, коротко поинтересовался: -Разумеешь? Она кивнула, и тоже присела на резной подоконник. Монах выделил ей играть белыми, но девушка все равно позорно сдалась через несколько ходов. Слишком давно не играла. Монах отнесся к этому с обычным для чернецов спокойствием. Он просто повторно расставил фигуры, и они снова принялись играть. Уже было далеко за полдень, когда Ольга спохватилась, что ей, наверное, обыскались. Она поднялась и, поклонившись, извинилась, что ей, мол, пора. Старик тоже глянул в окно, и тут стало заметно, как у него мелко и часто дрожат зрачки. А сам он как будто уснул, не смыкая век. Девушка глянула на улицу, там собирались бояре. Чернец тем временем, уже весь затрясся. Зрачки его глаз часто-часто вздрагивали. Ольга испугалась, подумав, что у него, должно быть, падучая. Или другое что, или какое безумие. Вокруг никого не было, нужно было звать на помощь. Вдруг старик прямо тут умрет? Лет ему, верно, за семьдесят. Ни зубов толком, ни волос. Вся кожа в мелких морщинах. Она вскочила, и бросилась вон и залы. И тут же врезалась в своего старого знакомого, бывшего опричника, у которого братом был юный вампир. Тот мигом оценил обстановку, свистом кого-то позвал, а сам бросился на помощь. Он обнял старика за плечи, и тихо стал ему что-то говорить. Постепенно тот успокоился, сел прямо, и даже дрожать перестал. К тому времени уже подоспел второй такой же молодой, и явно «светлый» иной, мужчина с аккуратной русой бородою, чисто и не слишком дорого одетый, коротко остриженный. Он просто положил голову монаху на плечо, и тот совсем успокоился. Так они втроем простояли довольно долго. Потом «светлый» сказал: -Пора, Иоанн Васильевич! Монах одним быстрым движением как бы стряхнул с себя обоих иных, поднялся и, гордо выпрямив спину, прошел мимо Ольги. Иные сопровождали его, а девушка, не зная, как прилично распрощаться, засеменила следом. Мужчины довели старика до большой резной двери, что вела на внешний, парадный двор Кремлевских палат, и остались внутри. А монах, скинув с себя черное одеяние, и оставшись в одной власянице, толкнул дверь, и медленно вышел на лестницу. От подножья лестницы на него обернулись какие-то богато одетые татары. Ольга, стоявшая от входа далее всех, и та догадалась, что это послы, или переговорщики. -Не будет Москва дани платить! – спокойно заявил Иоанн Васильевич, степенно спускаясь к ним, - нечем! Смотрите, сам в рубище хожу! Девушка опешила. Это царь?