Ольга

https://www.youtube.com/watch?v=gec0BSTaNds атмосфера главы. Имени своего шаманка не открыла. Запретно. Представилась прозвищем, данным ещё в детстве, «Хором»*. Предложила гостье с дороги чистой воды, указала место, чтобы присесть. И долго молча разглядывала её. А Ольга с удивлением изучала волховницу. Странная она была. Вроде светлая, но нимб у неё временами затемнялся. Непонятно, какого порядка, но не слабая. Хотя и не шибко сильная. Было в ней что-то от юродивой. Взгляд узких темных глаз блуждал. Женщина, казалась, пребывала в глубокой задумчивости. Про дозорную шаманка хорошо знала. Даже излишне. Оставалось только дивиться осведомленности человека, безвылазно проживающего в лесной чаще. Сама она как-то расплывчато пояснила, что Духи сказывали ей про Ольгу много разного. Была это похвала, или же хула, женщина определить не сумела. Ей не было до боярыни никакого дела. Духи называли Ольгу то «черепахой», то «бараном»**, то пламенем. Единого мнения среди знающих её старых Богов не было. Но в одном все до единого мнения сходились. Ольге здесь не место. И сама она опасна, и солдаты, что вслед за нею придут. Духи леса видели, как Ольга прилетела на черном шаре. Волки да медведи боялись даже близко к ней подойти. А порванный зеленый мундир, что на земле остался, внушал опасение уже самой шаманке. Люди, одетые в такие одежды, нежданно непрошено пришли сюда несколько лет назад. И сильно проредили проживавших здесь охотников с семьями. В живых остались почти они только иные. Пришлось Хором вести всех, кто к ней за помощью приходил, «на ту сторону». Так что большому числу темных дивиться не приходилось. Мало, кому по сердцу пришлись незваные гости и пришедшие с ними перемены. Но чаще из дальних земель прибывали переселенцы добрые, тихие. Селились по соседству, в дела местных не вмешивались. Волховницу, правда, стороною обходили. И она их опасалась. Старый шаман, её Учитель, тогда жив был. Говаривал, что северный ветер приносит ему запах дыма. Где-то далеко на кострах горели живые люди. А на камлании все чаще являлись духи покойных шаманов из краев, покрытых вечными снегами. Там, где дерева в достатке не было, их попросту топили, или выставляли на мороз, облив ледяной водою. Старых Богов вместе с теми, кто им служил, отправляли в отставку. На их место приходил новый Бог. Мертвый. Так, что любить чужаков Хором тоже было не за что. Но испытывала она к чужакам и жалость. Идол на кресте, которому они поклонялись, совсем им не помогал. Даже советом. Непривычные к зимнему холоду и дождливому лету, плохие охотники, они умирали целыми деревнями. Те из манси, что уже успели принять крещение, новому Богу не шибко доверяли. На всякий случай рядом с крестом обычного идола ставили. Губы иконам по старой памяти кровью мазали. Но никто им в этом не препятствовал. Оказалось, что пришлые тоже мертвому Богу неправильно поклонялись. И снова ветер приносил запах костров. Но горели уже совсем другие люди. Теперь сюда, на север, бежали уже не десятками, а сотнями. Но вскоре при разросшемся «заводе» построили часовню, и появился священник. Старообрядцам вновь пришлось переехать. Гореть живьем никто из них не хотел. -Но я не желаю никому здесь смерти! – возмутилась Ольга. -Ведаю, - печально кивнула шаманка, - ты приехала иных в полон увезть, да книги старинные, допотопные, похитить. Книги ещё лет двести назад сюда везли сундуками. Были средь них те, что рассыпались в прах от одного прикосновения. Но сохранились и летописи, и первые, ещё при жизни княгини Ольги писанные Библии. Учитель же приберег у себя костяные пластины с описанием Битвы светлых и темных. Сам он допотопной магией в совершенстве владел. Мог с кем захочет в любое время безмолвно парой слов переброситься. Говорил с шаманами далекого острова Туле, и мудрецами Рекоху***. Одни жили в изоляции, и со смертными почти не пересекались. Другие же с сожалением наблюдали появление все новых варварских обычаев, и даже людоедства. Но все втроем они согласились, что их жизнь далеко не так плоха, как у покойных друидов Альбиона. Хором могла в любое время в какой угодно скит приходить. Иные, жившие там, её привечали, а старообрядцам она глаза отводила. Старинные свитки, и книги поновее, были давно уже разделены и хранились в разных поселениях. Самые же сокровенные, старинные, разным допотопным заклинаниям посвященные, лежали у старого шамана в избе. Да только он жил давно. Страшную ледяную волну видел, и людей, что с ним рядом были, спас. Да и после сухую землю искал, то обернувшись рыбою, то морскою птицей. И после много лет вместе со всеми привыкал жить в новом, холодном и неприветливом мире. Устал. Захотел уйти «на ту сторону», чтобы избавиться от мук надоевшего, износившегося, старческого тела. Обучил чему попроще ученицу, да и развоплотился. А свитки остались. Пробовала молодая шаманка по ним учиться, да плохо получалось. Сила не та. -Здесь сильных нет никого, - задумчиво протянула женщина, поглядывая на Ольгу, - Сильнее тебя и дома-то нет, наверное. Да только в скит тебе пути не будет. Учитель тебя не пропустит. -Он же помер, - усомнилась дозорная. -Вестимо, - кивнула Хором, - помер, да дела своего не бросил. Я всегда его вижу, когда камлаю. Он за нами следит, в беду попасть не дает. Ему без разницы, темный иной, али светлый. Он народу своему помогает. Коли ты манси, тебе отказа в спасении не будет. Луща, та уже и не стыдится. О любой мелочи просит. Замки мудреные Учитель для неё часто отпирает. А старообрядцам он не помощник. Так, больше книги старинные охраняет. Боится, что знания те во зло обратятся. Али сгинут, на кострах сгорят. Так что возвращайся к себе. Не даст тебе Учитель до тех книг добраться. -Поглядим! – бросила Ольга, поднимаясь с устланных медвежьей шкурой нар, - камлай! Луща, девочка осторожная, куда-то спряталась. Ольга осталась у горящего ночного костра наедине с Хором. Та ради такого случая приоделась. Нацепила на голову медный, весь позеленевший колпак, закрывающий все лицо и шею. Взяла в руки бубен. И первые его удары ничем боярыню не удивили. Но вскоре она приметила, что за покачивающимся в руках у шаманки бубном тянется полоска алого света. А потом и вовсе в мерных ударах музыка послышалась. Не «зов», вроде бы, но и не бой бессмысленный. Голод был тому причиной, или усталость накопившаяся, Ольга так и не поняла, но в один из переливов мелодии она почувствовала, что стремительно летит куда-то в Тень. Тряхнула головою. Да нет. Стоит у костра, Хором свою мелодию на бубне выстукивает. Дом, лес и частокол березовый, все на месте. Только рядом человек появился. Тоже невысокий, раскосый и смуглый. Одет добротно и просто. Кожаные рубаха и портки серые. Сапоги, все расшитые, только краски со временем выцвели. Да и весь он будто бы на солнце выгорел. Ольга ждала от него чего угодно. Нападения, удара силового, поединка магического. На худой конец речей бранных. А он только в глаза ей глянул. И поняла она, что обиду страшную причинила и этому человеку, и всему его народу. Ведь Битва, в которой никто из местных иных не начинал, и даже не участвовал, по этим краям тоже смертию прошлась. Волной да огнем прокатилась. Людей сколько погибло, а зверья ещё больше. Нешто медведи горные да мохнатые гиганты жить не хотели? У них детушек малых не было? Кто о них подумал, кто спасти попытался? А народ его, до битвы был многочисленный. Сейчас же, когда речь заходит о заводах северных, все говорят: «Никто там не живет». Это манси-то никто? А почто? Ростом не вышли? Числом не велики? Их даже не спрашивали, когда лес рубили, да штольни копали. Когда сюда чужаков привели. Когда ружья и порох сюда привезли. Много супротив ружья с луком и стрелами навоюешь? И где же светлые иные, которые людей защищать должны? Во главе захватчиков! А те светлые, у которых на груди, аки солнце, печать столичная светится, чем не угодили? Почто одних светлых иных нужно было под землю загнать, чтобы потом по лесам других разыскивать. По сути точно таких же. Не проще ли прежних воротить? Тех, кто язык и обычаи Москвы хорошо ведает. Сперва сам старик пробовал вылечить от клейма молодого охотника, что в лесу один жил. А после Хором, хотя Сила у неё совсем не та. Почти все запреты сняли. Мужчина даже снова ворожить начал. Многих манси от хворей вылечил. Да и пришлых тоже. Да только последний запор смертельным оказался. А за что в Москве так жестоко покарали доброго человека, шаман до сей поры не ведает. Старообрядцы-раскольники, вот, вроде бы и одной с Ольгой крови, а чужие ей. Что не так в их жизни пошло, чем не угодили? Почто иные их, как мусор из дому, выбрасывают? На каком пути неправильно встали? Они и живы-то здесь только трудами шаманов. Дозорная светлая, и та книги воровать приехала. А как лишаться скиты хранилища заветного, так их и огню придать не зазорно. Лишних. Неудобных. Не по той дороге пошедших. Иных с собою увести. Чтобы они где-то в далеком большом городе, тоже решали, кто в мире лишним стал. А много ли Ольга про раскольников ведает? Хоть бы год среди них прожила, а уже опосля рассуждала. Своих жечь, небось, не захочет. Пожалеет. И стало дозорной стыдно. До слез, до ужаса. Сколь себя помнила, ни разу такого стыда не испытывала. Кто она такая, чтобы просто так приходить в чужую жизнь? Брать что-то, ничего взамен не давши? Шаманы вон, и погодою скиты оберегли, и тропами сокрытыми. Чужих им людей охраняют. А она, русская, что для старообрядцев содеяла? Для неё, рожденной двести лет назад, они даже не старообрядцы. Просто истово верующие. И пока Ольга себя укоряла, человек у костра все прозрачнее становился. Поняла дозорная, что уходит он. Кинулась она к духу старого шамана, за призрачную руку ухватилась. Хором, которая в это время бубен свой опустила, услыхала только: «Я согласна!» И тут костер погас. Да где-то посреди душного летнего вечера обдало на миг ледяным холодом Гесера. Луща догнала боярыню уже далеко в лесу. Девушка шла медленно, не разбирая дороги, глядя куда-то вперед, и никуда конкретно. Руки у неё были ледяные, да и вся она от холода тряслась, будто бы и не была в шубу волчью одета. Девочка потеребила Ольгу за руку, ухватила за плечо, к себе развернула. -Ты клятву свою помнишь? – зло прошипела она. Ольга кивнула. Взгляд её на миг прошелся по лицу собеседницы. -Я у тебя в избе пока поживу, - не терпящим возражения тоном заявила Луща, - и волховница. Воевода темный меня искать будет. И Хором несдобровать. А у тебя хибарка от лютого глаза защищенная. Дозорная вновь кивнула, выпростала руку, и зашагала куда-то в лес.