his cold hands

Луи где-то прочитал, что у добрых людей холодные руки, потому что они отдают своё тепло добрым поступкам. У Гарри всегда были холодные руки. Гарри был очень добрым. Он не мог пройти мимо уличного кота, не накормив его. Он не мог оставить без мелочи попрошаек в переходах и метро. Он не мог оставить без внимания грустного или даже плачущего ребенка, обязательно подходя к нему или ней, успокаивая и даря самые тёплые объятия и улыбки, на которые он только способен. Такие же тёплые объятия Гарри дарил Луи каждый день. Каждый день их совместной жизни начинался с того, что Гарри своими большими холодными руками обнимал горячее тело Луи. Луи каждый раз вздрагивал от тех прикосновений, а Гарри каждый раз приглушённо смеялся, уткнувшись лицом в его шею. У Гарри на губах почти всегда играла улыбка. Он улыбался грозным преподавателям в университете. Он улыбался обиженным на весь белый свет студентам. Он улыбался бариста в кофейне недалеко от дома, когда приходил туда за напитком для Луи. Он улыбался Луи. Но для Луи была предназначена особая улыбка. То была домашняя, родная и любящая улыбка. То, с какой любовью и каким обожанием Гарри смотрел на Луи, мог не увидеть только слепой. Луи знал это. Знал о любви Гарри. Знал и любил в ответ. Тихо, скромно и по-особенному. Так, как Луи любил Гарри, не мог любить никто иной. Эта любовь была только для Гарри от Луи и для Луи от Гарри. И никак иначе. Эти двое не требовали друг от друга многого. Им хватало того, что они были вместе, жили вместе и любили так чисто. Их любовь была непорочна. Тихими вечерами, когда все задания в университет выполнены, а домашние дела завершены, Гарри и Луи усаживались в гостиной на диване смотреть какой-нибудь лёгкий фильм или детский мультик. Гарри всегда клал свою голову на бёдра Луи, а Луи, едва заметно улыбаясь на это, начинал пропускать кудрявые пряди между пальцев, распутывая маленькие комочки, что образовались с момента последнего расчёсывания. Они никогда не досматривали фильмы до конца. Парни слишком увлекались друг другом, бессмысленными разговорами и невесомыми поцелуями. В конце концов оба засыпали полусидя на том самом диване под никому уже неинтересное бормотание телевизора. По утрам гарри всегда просыпался первым и кончиками холодных пальцев проводил по лицу и шее Луи, пробуждая и его. А после втягивал в неуклюжие объятия. Гарри имел самую прекрасную душу, что Луи когда-либо знал. До встречи с Гарри он считал, что не существует людей с такими чистыми душами. Но Гарри существовал. И Гарри всецело принадлежал Луи. Это Гарри прошептал ночью после их первого занятия любовью. Он смотрел в голубые глаза напротив, большим пальцем правой руки гладил кожу на внешней части ладони Луи и тихо-тихо шептал слова любви. Луи с трудом удерживал слёзы в глазах и сердце в груди. Тогда сердца обоих бились в одном ритме. У Луи в груди поселились те самые бабочки, а Гарри не давал им умереть. Луи нравился порядок, а Гарри был маленькой неряхой, часто забывающей расчёску или носки в местах, для них не предназначенных. Каждый раз Луи бурчал себе под нос возмущения и относил вещи на место, а Гарри смеялся и уходил в спальню. Гарри умел готовить вкуснейшие в мире лимонные кексы, а Луи умудрялся спалить даже яичницу. Поэтому Гарри предпочитал готовить сам, а Луи наблюдать за его действиями. Они учились на разных факультетах одного университета, и Луи всегда провожал Гарри до двери его аудитории. Луи всегда возвращался домой раньше Гарри. Тот часто задерживался после пары обсудить задание с преподавателем или наведывался в библиотеку кампуса за необходимой для работы книгой. Пять с половиной месяцев назад в среду Луи как всегда вернулся домой без четверти три и собирался прибрать квартиру и полить цветы, но вместо этого он сидел на ковре возле дивана и плакал, держа в руках небольшой листок. Гарри ушёл. На вопрос 'почему' парень ответил словами 'Луи, так нужно, мне жаль'. Гарри ушёл, и теперь никто больше не забывал расчёску на стеллаже с книгами, журналами и пластинками в гостиной. Гарри ушёл, и теперь никто больше не готовил лимонные кексы. Гарри ушёл, и теперь в жизни Луи никто не улыбался прохожим. Никто не давал маленьким детям сладости. Луи превратился из яркого солнечного облачка в тихую пасмурную тучу. Бабочки в его душе лишились причины жить. А Луи жил. Он жил, вспоминая дни с Гарри. Вспоминая пение, доносившееся из ванной, когда Гарри принимал душ. Вспоминая свои попытки казаться выше него на совместных фотографиях. Вспоминая его заливистый смех, когда он видел эти тщетные старания. Вспоминая его откинутую назад голову и предоставленную для поцелуев шею. Вспоминая дурашливые поступки вроде того случая, когда Гарри вернулся домой в средневековом шлеме и назвался рыцарем Гарольдом, покорителем сердец парней с голубыми глазами и волосами цвета карамели. Если кто-то скажет, что Луи не скучает по всему этому, то значит тот человек совсем недалек. Луи скучает. Скучает каждую секунду своей одинокой жизни и каждой клеточкой своего тела. Луи почти сменил университет, потому что в старом все напоминало о Гарри и приносило боль, но в последний момент передумал и решил ждать, пока эта боль утихнет. Но она не утихала. Первое время казалось, ей нет предела и она с каждым днем становится сильнее. Но позже стало немного легче. В один из дней, когда Луи спешил на первую пару по философии и за неимением навыков и времени готовить дома забежал в кофейню по пути. Дождь вынудил накинуть на голову капюшон тёмно-зелёной толстовки, раньше принадлежавшей Гарри, но теперь его нет рядом, поэтому Луи носит её. Маленький бумажный стаканчик двойного эспрессо без сахара оказался пролит на парня, который появился из ниоткуда прямо перед Луи, когда он развернулся. В смущении, небольшой панике и спешке Томлинсон рассыпался в извинениях и принялся оттирать пятно от кофе с рубашки парня. Но был остановлен мягким прикосновением руки. Холодной руки. В ужасе Луи поднимает взгляд наверх, не чтобы узнать, кто это, нет, чтобы убедиться в своей правоте. Он знает, что это Гарри. Чувствует это. Гарри такой же, каким Луи запомнил его. За эти полгода волосы Гарри стали немного длиннее и завивались от повышенной влажности. Но это был Гарри. Его Гарри. Гарри, который бросил его, ничего не объяснив. Первым желанием было броситься в его объятия, прижаться как можно сильнее и никогда не отпускать от себя. Но потом пришло осознание, что раз Гарри ушёл один раз, сделает это во второй и в третий. Луи сделал полтора шага назад и с отчаянием смотрел в глаза Стайлса. В глазах Гарри стояли слёзы, а на губах была робкая улыбка. Не так просто объяснить тому, кого ты любил и всё ещё любишь всем сердцем, что тогда ты ушёл не потому что хотел, а потому что так было нужно. Нужно было уберечь Луи. От чего? От разгневанного отчима, узнавшего всё о своем пасынке. Гарри боялся за Луи, боялся, что кто-то сможет причинить ему боль, навредить. Но не учёл того факта, что оставляя его одного, он сам лично причинил боль. Теперь они стоят посреди кофейни, один с полупустым стаканчиком, другой в мокрой рубашке, и оба со слезами на глазах и надеждой в сердцах. Гарри надеялся, что Луи все поймет и сможет простить. А Луи надеялся, что Гарри будет честен и останется с ним. В конечном итоге надежды обоих были оправданы. Луи принял весь рассказ Гарри, понял причины его поступка и, тихо плача, обнял за шею. Гарри обхватил его талию, слегка задев полоску оголившейся поясницы холодными пальцами, чем заставил мурашки бежать по телу Томмо. Они оба скучали по этому. Они оба понимали, что друг без друга не смогут. Они оба понимали, что сила и чистота их любви слишком сильны, чтобы позволить им разойтись так глупо. Они будут вместе. Гарри, у которого всегда холодные руки, и Луи, у которого всегда есть способ согреть их.