То, что нужно всегда

      Каждую ночь это как наваждение. Холодные руки на талии. Беспорядочные поцелуи в шею. Сладкие и тягучие — в губы. Пальцы на членах друг друга. Рваные движения вверх-вниз по стволу. Горячая липкая сперма на ладонях. А потом молча поднимается и уходит на свою кровать, утром одаривая холодным взглядом карих глаз, делая вид, что ничего не произошло.       Даня очень часто задается вопросом: как и когда все это началось, но ответа не находит. В голове лишь руки, губы и тихие стоны в подушку, чтобы не услышали родители. В голове только холодная улыбка и хитрый прищур глаз. В голове ОН. Утром. Днем. Вечером. Ночью. Всегда.       Даня каждый раз боится, что это закончится. Большой избалованный ребенок Ванечка наиграется с новой игрушкой и просто выбросит ее на помойку, сломанную и растоптанную. Забудет. Найдет новую. Девушку или парня — Ване плевать. А Данила останется лежать в куче таких же ненужных вещей, пытаясь по кускам склеить разодранную в клочья душу, зная, что не получится. Такие как Ваня выпивают свои игрушки без остатка, выжимают из них все соки. Не оставляют и шанса вновь начать жить. Дане страшно, но он не может остановиться. Такие как Ваня не отпускают. От них невозможно уйти.       Поход на танцы с Элей кажется Дане глотком свежего воздуха, возможностью все исправить. Она движется в его руках гибкая как кошка и страстная как знойная испанка. Парень смотрит на ее высоко вздымающуюся грудь, а думает о парне с глазами цвета шоколада и вечным льдом в сердце. Смущенно краснеет, вспомнив их последнюю ночь. Ариэль победно улыбается, принимая все на свой счет. Если бы все было так просто… — Жди меня в раздевалке, — жаркий шепот на ухо и мимолетный поцелуй в щеку, как обещание чего-то большего. Исчезает за дверью, оставляя парня наедине с его демонами.       Даня стоит в центре танцевального зала, смотря на сотни своих отражений в зеркалах. В их глазах немой укор. Но Данила пойдет. Пойдет назло себе и своим демонам. Назло ЕМУ. Пойдет, в надежде преодолеть свою неправильную, иррациональную влюбленность в парня. В брата.

***

      Повязка на глаза для остроты ощущений, и сердце уходит в пятки. Прогонять прочь мысли о Ване больше не получается. Они концентрируются где-то в паху, причиняя неудобства. Целовались так же в кромешной тьме, словно преступники, когда не видно даже собственной тени. Лишь они двое, не видящие, но желающие друг друга. Когда Элины руки ложатся на талию, Даню озноб пробирает до костей. Знакомые до боли касания, холод чувствуется даже через рубашку. Все так по-родному и правильно, что даже дышать трудно становится.       Даня сжимает зубы и яростно трясет головой, прогоняя прочь иллюзию. Это уже неизлечимо. Совсем с ума спятил. Ваня просто не может быть здесь. Это Эля. Маленькая, светлая и теплая Эля, прогоняющая холод из его сердца. Не. Большой. И. Холодный. Ваня. НЕ ОН.       Тепло губ на губах и тело прошибает током, сметая все сомнения. Этот вкус мятной жвачки с примесью ментоловых сигарет невозможно перепутать ни с каким другим. Столько ночей сходил с ума от него. Наконец до Дани, с которого спала пелена страсти, доходит, что Эля наклонилась к нему за поцелуем. И все встает на места, будто всегда там и было. Пытается вырваться из объятий, но Ваня не хочет отпускать, сжимая еще крепче, сдавливая ребра так, что дышать почти больно, прижимает к себе. — Данек, пожалуйста, еще немного… — прерывается вдруг и резко тянет повязку вниз, разжимая руки. Освобожденный из плена Даня делает то же самое.       Их растерянные взгляды сталкиваются ровно на середине, и искры разлетаются по всей комнате, мажа жаром по коже. Оборачиваются одновременно. Видя застывшую у шкафчиков Элю, с открытым ртом и телефоном в руках. Она почти не дышит. Она пытается переварить увиденное и понять, чем обернулась почти невинная шутка. А нежный женский голос из динамика телефона все продолжает напевать что-то о любви. — Кхм… Мальчики, это было горячо, — наконец отмирает девушка и неловко смеется, не получая в ответ никакого отклика.       Парни вновь неотрывно смотрят друг на друга, а напряжение между ними можно нарезать на красивые кусочки и подать к праздничному столу. — Да что с вами не так вообще? Я же пошутила просто, ребят, расслабьтесь. Я не скажу никому! — психует девушка, а в глазах стоят слезы, вот-вот готовые политься по щекам. — Смешно… — у Дани прикушена до крови губа и лихорадочный блеск в глазах. Он вдруг срывается. Выбегает прочь из раздевалки, слыша следом чей-то крик и топот ног. Данила не останавливается, прибавляет скорость, несется на пределе возможностей, а осколки разбитого сердца осыпаются под ноги, оставаясь валяться в пыли, никому не нужные. Даня не станет собирать их. Ведь жить без сердца гораздо проще, правда?       Вдруг его резко хватают за плечо и тянут назад, он пытается обернуться, и падает, катастрофически не успевая что-то с этим сделать. Падает прямо на схватившего и утыкается носом ему в грудь. Знакомый запах врывается в ноздри, а глаза начинают слезиться. Вновь вырывается. Вскакивает, пытаясь убежать, но Ваня вскакивает следом и хватает за руку. — Кажется, нам пора серьезно поговорить о том, что между нами, — спокойно констатирует Ваня, заглядывая в Данины глаза. — Не надо ничего говорить. Я сам все понимаю, — горько шепчет Данила, впиваясь ногтями в ладони и отворачиваясь. — Понимаешь, что жить без тебя не могу? Что боюсь лишний раз прикоснуться, чтобы ты не растаял? Понимаешь, что чуть с ума не сошел, когда ты не оттолкнул, когда ответил на поцелуй? Понимаешь, что боялся заговорить об этом потом, потому что не хотел услышать, что это было ошибкой? Понимаешь, что боялся каждый раз, что он станет последним? Это ты понимаешь, Данек?       Это хриплое, на полувдохе «Данек», молотом проходится по переставшему биться еще в раздевалке сердцу, заставляя его зайтись в лихорадочном ритме.       Даня объяснит потом, каким был идиотом, все это время. Какими они оба были идиотами. А пока он приподнимается на носочки и ласково целует Ваню в губы, вкладывая в этот поцелуй все, что чувствует. И холодные руки на талии — это именно то, что нужно сейчас. Всегда будет нужно.