1
Наконец, представился подходящий момент для разговора. Давно пора было поговорить вот так, наедине, расставить все точки над «і», но грамотно сформулировать ком накопившихся мыслей было тяжело. — Чию, я хочу кое-что спросить, — начал диалог Бёздей. — М? — Зачем ты это сделала? — с упрёком спросил он. Чию опустила голову, чувствуя заведомо неприятный разговор. — Зачем нужно было сбегать, искать хрен знает что, рискуя собой? Ты вообще представляешь, что мог с тобой сделать Фримум? Они опасны, они последние отбросы и ты, извините, попёрлась туда в одиночку? Я до сих пор не могу поверить, Чию. Она услышала в его словах осуждение и закрыла лицо руками. Ей впервые стало стыдно и страшно, она поняла, что действовала по-настоящему решительно и по-настоящему безрассудно. Но Бёздей не мог остановиться. Все эмоции, накопившиеся за это время, рвались наружу. Да, начиная от осуждения и тревоги и заканчивая привязанностью и любовью. Слова не были грубы, они всего лишь констатировали факты, и это резало слух. — Коралловый, багровый, ярко-красный, — шептала она себе. — Нет, ну подумать только! Ты чудом уцелела, а если бы… Уж этого я бы точно не пережил. На её глазах навернулись слёзы. Она думала о том, что сделала не так, почему сейчас он так злится и беспокоится о ней. Подвела? Стала обузой? А ведь просто хотела помочь… — И знаешь, что я ещё хочу сказать? — сказал он более низким тоном. Она подняла голову. Взгляд красивых пепельно-лиловых глаз, полных надежды, раскаяния и привязанности устремился на юношу. — Спасибо, Чию. Эти слова были самой приятной наградой после всего пережитого. Сказанные с теплотой, мягким голосом, они были дороже ей любых комплиментов. Она уже не могла сдержать плач. — Ну-ну, красотка, только не плакай, — Бёздей подошёл к ней и обнял её с особой нежностью, такую хрупкую и беззащитную, — Дурёха, всё хорошо, я тут с тобой, видишь? — он взял её за плечи и постарался поднять настроение состроив самую милую гримасу — сняв солнечные очки и улыбнувшись как можно шире, не заулыбаться в ответ было сложно. — Вот так. Обещай, что больше не будешь убегать, я не смогу без тебя. Она слушала, уткнувшись лицом в его майку, и всё ещё немножко всхлипывая. — А искать обладателя минимума невидимости довольно сложно, знаешь ли. — Пепельный, светло–розовый, персиковый, — тихо произнесла она. — Чию, будь всегда рядом со мной, — сказал Бёздей и поцеловал девушку в макушку, прижав крепче к себе.2
Немногим ранее. Больничную палату освещал тусклый свет. Пахло хлоркой и фенолом, как и должно пахнуть в больницах. Но пасмурную атмосферу этой палаты нарушала какая-то возня и крики. — Лечи меня! Ну, давай! — из последних сил орал Бёздей, подставляя грудь под действие исцеляющего минимума Суруги, которого крепко держал Ратио. — Получается? Да не дёргайся ты, кому говорю! Впрочем, у бедного Суруги было не много вариантов, и он делал что просят, лишь бы избавиться от этих сумасшедших. — Вот так, хорошо. — Что чувствуешь? Помогло? Дай посмотрю, — после завершения действия минимума пленник был отпущен, и Ратио с волнением ожидал реакции друга. — Нет, стой. Я…я ничего не чувствую. Видимо… Его минимум не действует на меня. Чёрт, стало только хуж…– на последнем издыхании ответил Бёздей и обессиленно откинулся на подушку. — Бёздей? — Ратио тут же встревожился, пусть и чувствовал подвох в его словах. — Хорош шутить, слышишь? В ответ ноль реакции. — Бёздей, это уже не смешно, — он потрепал друга за плечо. Тело казалось неестественно слабым и безжизненным. — Нет-нет-нет, — Ратио тут же кинулся к нему и начал проводить типичные врачебные операции в подобном случае: похлопал по щекам, оттянул веки закатанных глаз, прощупал пульс. — Скажи мне, что это шутка, ну, не молчи, Бёздей, этого не может быть, — слабый пульс на шее давал надежду, но Ратио явно терял контроль и думать становилось всё тяжелее, — Что же не так? Дыхания нет, пульс слабый, — он приложил голову к груди больного, чтобы уловить драгоценные признаки жизни и биение столь дорогого ему сердца, — прошу тебя, Бёздей, — глупая пелена застилала глаза, — прошу, не оставляй меня, — вид Ратио выражал смесь отчаяния, страха и разочарования, но он не мог позволить себе потерять врачебное хладнокровие, так нужное в такой ситуации. Поразительно, насколько быстро может смениться внешний облик и внутреннее состояние человека в стрессовой ситуации. В это время «больной» приоткрыл один глаз и подглядывал за другом, еле сдерживая улыбку. — Сюрприз! Я живой! — заорал Бёздей и залился звонким смехом. Ратио резко поднял голову и не поверил своим глазам, увидев ухмыляющуюся мордашку. Он был, мягко говоря, удивлён, и внутри мгновенно закипели радость и злость. — Обманули! Ратио-чан купился и плакал как девчонка! — успел произнести Бёздей и попытался приподняться, как утонул в удушающих объятиях счастливого Ратио. — Ух ты чёртов психованный пессимист. — Бёздей… — Нет, ты правда поверил? А я хороший актёр, — тот всё не мог нарадоваться удачно провёрнутому розыгрышу. — Ты вообще думал головой? Да за такие шутки я тебя сам готов убить своими же руками. — А неплохая смерть, — протянул «пациент». — Молчи, дурак. Но волна эмоций быстро стихла, и Ратио снова спросил о том, что его так волновало. Ответ порадовал и подарил долгожданное облегчение на душе: — Да! Я здоров! Сам посмотри! Как новенький! — Бёздей счастливо вертелся на кровати, стараясь продемонстрировать все свои выздоровевшие места, он был как никогда полон сил и энергии. — Считай, заново родился, — Ратио стал спокоен, ощущая только приятное чувство заполненной пустоты в душе. Он с восхищением и удовлетворённостью смотрел на суетящегося друга. Ему не нужно было лишний раз проверять состояние больного, всё было видно и так. — Да! Родился! Уже который раз? — Я потерял счёт, третий? — Наверное вы правы, доктор, — Бёздей мгновенно сменил весёлую мину на своём лице на серьёзность и сосредоточенность: — Что с твоей рукой? — и правда, повязку на сломанной руке так просто не скроешь. — Ничего серьёзного. — А ну скажи, что случилось, я же всё равно узнаю. — Бёздей, это не твоя забота. — Это из-за меня, верно? — спросил Бёздей тихим пониженным тоном. «Не из-за тебя, а ради тебя» — пронеслось в голове у Ратио. — Так, я же сказал, что всё хорошо, не бери в голову, — отмахнулся он, но Бёздею была понятна заминка перед ответом, и не будь он Бёздеем, если бы не свернул серьёзный диалог в шутку: — Знаешь ли, я тоже могу видеть слабости, — сказал он и стал театрально водить рукой где-то у лица Ратио и запрокинув голову, словно пытаясь поймать связь с космосом, — я вижу…нет, звёзды говорят мне, что… Ратио-чан подрался из-за девушки. — Угадал. — Я вижу тебя насквозь. — Не сомневаюсь, — он был определённо рад сменить неловкую тему разговора. — Кстати о девушках. Чию просила передать, что хочет тебя увидеть и сказать кое-что, если… Когда ты придёшь в себя. — Чию… С ней всё в порядке? — Уже да. — Я думал о ней. — В плане? — В ней что-то есть. Что-то особенное. Понимаешь? Я хочу её увидеть.3
Спустя месяц. Яркие пятна света пробивались в окошко и лежали на подоконнике, мебели и полу. Некоторые освещали мольберт и падали на тёмно-фиолетовые волосы Чию, делая их пурпурными, а глаза так же светились лиловым и сиреневым оттенком. Она наслаждалась творчеством и одиночеством в столь чудное утро, когда в её комнату постучали. — Тук-тук, можно? Чию-тян, уже рисуешь? Ты вообще спишь когда-нибудь? — Фиалковый, голубой, жёлто-оранжевый, — тихо произнесла она. — Да-а, ты права, Йокогама во время рассвета как никогда прекрасна, — Бёздей прошёл в комнату и стал напротив окна, потянулся, нежась на солнышке. — О, а нарисуй мой портрет. Я как никогда прекрасен в лучах восходящего солнца, — он начал демонстративно позировать и кривляться, заслонив собою пейзаж. Свет заиграл в его светлых пушистых волосах, и они загорелись ярким жёлтым пламенем с янтарным переливом. — Соломенно-жёлтый. Ты сам как солнышко. — Как же это мило, теперь можешь меня так называть, — «Солнышко» засияло улыбкой. — Малиновый, — вздохнула художница. Бёздей плюхнулся в мягкое кресло, наблюдая за тем, как ловко Чию ставит мазок за мазком, заполняя белоснежный лист разнообразной палитрой цветов. — А ты сильно изменилась. Твои рисунки теперь такие романтичные и спокойные. Как и ты сама. — Бирюзовый и… — Лавандовый? — предположил юноша. — Угу, — согласилась она и почувствовала приятное тепло от того, что её понимают с полуслова. Всё же насколько точно близкие люди чувствуют наши эмоции! — Я тут думал… Про то, как всё сильно поменялось, и это не даёт мне покоя. И…я кое-что понял после всей этой истории. Я понял, что не хочу жить как раньше. Не хочу валять дурака и жить за чужой счёт. Всё, набегался, наигрался! — он чуть ли не вскочил с кресла в порыве страсти, — Теперь буду каждый день проводить с пользой. Буду думать о других, а не только о себе. Вот так полежишь при смерти в больничке и поймёшь, что люди ради тебя жизнью жертвуют, а ты такой из себя поганец эгоистичный. — Бёздей…– Чию отвлеклась от рисования и внимательно слушала его. — Что, не правда? Эгоистичный, потому что жизнь не ценил. Хотел всё попробовать, найти счастье. А оно же вот, всегда было рядом со мной, — он ненадолго задумался и продолжил: — Я словно проснулся. Или как будто… День рождения, чёрт возьми! Как начало чего-то нового, понимаешь? — снова едва ли не крикнул Бёздей. Он сейчас был крайне воодушевлён и импульсивен, как никогда хотелось сказать всё и сразу, заорать на весь мир «Вот он я! Живой и полон энергии! Посторонитесь, я покажу кто я такой!». — Салатовый, — Чию охладила его пыл и напомнила о себе. — Да… Ты права. А я уже говорил, что ты, Чию, особенная? Ничего, повторю ещё раз, — он смотрел на неё с любованием, из-за чего лёгкий румянец пробежал на щеках девушки, — Ты так дорога мне, и ты единственная, кому дорог я. Ха, из девушек, разумеется, — он мечтательно потянулся, сидя в кресле, — И почему ты так привязалась ко мне? Обычно меня не воспринимают всерьёз. — Ты беззаботный и весёлый, но в тоже время отзывчивый и чуткий, а сейчас стал ещё более искренним… — необычно многословно ответила Чию и принялась задумчиво смешивать краски в палитре, — аквамарин, изумрудный, лаймовый…– видимо те слова давно рвались наружу. Неужели это то, что она единственная увидела в нём и полюбила? — Ратио говорит тоже самое. А ещё он рад, что я «остепенился и отстал от него». — Светло-серый. — Конечно, он грустит. Я это вижу, хоть он и скрывает, — тень печали и ностальгии легла на его голос, и он отшутился: — Подарю ему рыжего котёнка на день рождения, — и, видимо, эта шутка была понятна только ему. — Так, а который час? Пора ехать, они ж без меня ничего не расследуют как обычно, — он вскочил и начал собираться на так называемую работу, что сделал за несколько минут. — Всё, пока, не скучай, — он подошёл к ней и приобнял за плечи, стал рассматривать картину, что была почти закончена. — Рассвет, — сказала Чию. — Рассвет? Красивое название. — Начало нового дня…– еле слышно сказала она. — …и новой жизни. Я понял. Рассвет. — повторил он и многозначительно вздохнул.