Записки "юного" врача

На дне бутылки пусто. Полуразорванный свечой мрак заполняет небольшую комнату. Тусклый свет от догорающего фитиля призраком бродит по стенам, сожительствуя с причудливыми тенями, ежеминутно меняющими свою форму. Леопольд Леопольдович не знал, сколько времени сон упорно обходил его стороной. Ещё некоторое время назад казалось, будто бессонница никогда не посетит доктора, остро реагируя на количество алкоголя. Однако то, что произошло, не поддавалось никаким объяснениям. Это нельзя было назвать жизнью. Бомгарт сидел на лавке в углу, тяжело прислонившись к стене и тупо уставившись на огонёк свечи. В глазах всё расплывалось, преломляясь под неопределенным углом, нанося сокрушительный удар поцарапанному сознанию. Состояние транса, состояние смятения, состояние неопределенности. В висках стучала кровь, и в тишине позднего часа доктору казалось, будто этот звук поглощает его, выталкивая хоть какую-то конкретную мысль из головы. Эмоций не было. Раньше очередной предлог, чтобы «согреться», всегда погружал его в крепкий сон, который мог длиться не день и не два. Хотя чаще всего Леопольд Леопольдович спал до первого трупа, который требовалось осмотреть, вскрыть, проверить на наличие необычных знаков. Вариант «выпить над телом» нравился Бомгарту больше всего. Ничто так не радует, как посиневшее тело какой-нибудь красавицы и фляга в руке. 
Но сейчас всё стерлось. Чувства глухо бились в сознании, превращаясь в иллюзии, плавающие в пустоте. Вторичность от вторичности. В Диканьке было неспокойно. Однако всем местным жителям настолько приелся тот факт, что каждый день в этом своеобразном месте может принести с собой какое-то очередное громкое событие, что говорить о стабильности не приходилось. Леопольда не сильно волновали проблемы, с которыми сталкивались Бинх и команда. Бомгарт часто ловил себя на мысли (насколько он мог это сделать в пьяном бреду), что ему нравится, когда его способности становятся востребованными. Работа доктора — работа, не связанная с чем-то светлым и счастливым. Поводы для встречи никогда не бывают радостными, но Леопольд Леопольдович был готов продать душу за нового пациента. Это не было профессиональным перегоранием, нет. Где-то в недрах собственной логики разъяренное желание заниматься любимым делом стремилось пробить усталость. Проблема, оскаливающаяся волком, формулировалась просто. В этом чёртовом месте люди болели и умирали не каждый день. Надо было бояться признаться в определенных вещах самому себе, но Бомгарт перестал бояться давно. Он никогда не был человеком злым и склонным к грубой насмешке, но тот, кто маниакально влюблён в своё дело, часто бывает опаснее. Доктор не желал никому смерти, ни в коем случае. Однако скука, которая охватывала его в некоторые моменты, порождала мысли, грязной поступью шагавшие по образам болезней. Тоска. Это была именно она. Роковая женщина, повергающая своих пленников в пучину мучительных переживаний. Какая-то часть Леопольда Леопольдовича всё ещё понимала, что нужно вежливо выпроводить эту названную гостью, а ещё лучше — выкинуть в окно. Если бы всё было так просто. Она была чертовски красива. И в том, чтобы упиваться её красотой, было своего рода удовольствие. Тоска возбуждала в голове картины прошлого, университетские годы, наполненные впечатлениями от операций. Ведь всё было иначе. И он был другим. Был. Был. Был. Резкое потемнение в глазах и последовавший за ним стук в дверь заставили Бомгарта вздрогнуть, буквально выдернув своё сознание из компании воспоминаний. Свеча догорела, оставив после себя лужицу воска, едва поблескивающую от сияния луны. В дверь неистово стучали; несчастная, казалось, была готова слететь с петель. Либо дело действительно срочное, либо кто-то по ту сторону полагает, что доктор спит. Если бы. Леопольд Леопольдович уже хотел прекратить грохочущую канонаду, обозначив своё бодрствование, но голос Тесака помешал ему это сделать. — Доктор, у нас девушка. Мёртвая девушка. Ещё никогда Бомгарт не был так счастлив. — Найдёте мне, чем согреться, и я ваш.