Благодарю вас, мой господин

Мои издевательства над ним не имели никаких границ, но, невзирая на это, а может быть, как раз благодаря этому, он снова и снова с охотой приходил ко мне, стоило мне только его поманить. Когда я впервые увидел его, снующего между столиков с подносом в руках, я попытался сделать вид, что не вижу его изящных рук, бёдер и тёмных вьющихся кольцами волос, но он подошёл к нам с офицерами и взглянул на меня. И тогда я понял, что пропал. Той же ночью я был с ним, и после этого не отпускал его от себя до самого конца. Чтобы я, офицер третьего Рейха, верный идее, верный своей семье, стране, фюреру… Верный чему? Безумие, сущее безумие! Мои знакомства, моё положение в обществе ни в коем случае не допускали возможности подобных отношений. Мало того — мой милый официант был евреем, и я прикладывал все усилия, чтобы скрыть и нашу связь с ним, и его происхождение. Но я не мог сопротивляться его чарам, когда он, со всем согласный, готовый на всё, покорно принимал любые мои изъявления. Когда он томно и лениво кусал кончики моих пальцев, я готов был послать к чертям весь мир. Я не мог и не хотел ничего менять. Он позволял мне ранить его тело, сжимать до синяков, заставлять задыхаться, и всё, что он говорил мне своим тихим голосом, было «благодарю вас, майн герр». Он умел целовать сладко, но никогда не приставал с поцелуями, пока мой член был внутри него. Он знал, что может сделать мне больно, но никогда и не помышлял об этом. Он мог неслышно плакать, но не стирал кровь с израненной кожи, пока я не позволял ему этого. Он облизывал кожу моих сапог, терпел иглы, пронзающие его ладони насквозь, напрашивался на жёсткий секс, любовно дотрагивался до собственных шрамов и каждый раз повторял своё «благодарю вас». И я был счастлив, когда он засыпал в моей постели: утомлённый, сломленный, утопленный мною в сладости. Мой милый, сладкий мой мальчик. Я так любил его… Его отобрали у меня перед самым концом, и тогда ничего уже не имело для меня значения: ни заточение, ни крах, ни сама моя жалкая жизнь.