Одиночество

Дрожащей рукой я поднял стакан. В стакане, полном водки, плавает одинокая ягодка рябины. Она одна, оторвана от грозди и брошена в эту жгучую жидкость. Так и я. Я один. Я закрываю глаза и махом выпиваю стакан, вместе с водкой проглатывая одинокую ягоду. Обжигающая жидкость растекается по горлу. Боль, безумная, разрывающая голову боль затихает. Я наливаю ещё один стакан, отрываю от лежащей на столе грозди ещё одну ягоду и кидаю её в водку. Скрипят половицы. Как я уже устал от этого. Я в который раз оборачиваюсь и вздыхаю. На дверные косяки опираются мои сёстры. Оля улыбается своей доброй, согревающей всё на свете, улыбкой. Кажется, её доброта может растопить весь лёд этого мира... даже тот, что в моём сердце. С другой стороны стоит Наташа. Она тоже улыбается, но не так, как старшая сестра. Эта улыбка, такая хитрая и сладкая, полностью соответствует её характеру. Она может быть милой, ласковой, но в её спине несгибаемый стальной прут, который не сломать никому. Я вновь закрываю глаза, а когда открываю, их уже нет. Они забрали их... больно. Чёрт побери, как же больно. Я не смог уберечь моих девочек, не смог спасти их, когда это было действительно нужно. Больше в моём доме не раздаётся ласкающий слух и душу смех, никто не наполняет эту ободранную хрущёвку теплом. Оля не стоит у плиты, готовя свой извечный борщ. Каждый раз, как вспоминаю, у меня болезненно урчит в животе. Теперь я ем только чёрствый хлеб и запиваю водкой. Никто не подкрадывается ко мне сзади и не обнимает. Наташа любила так делать. Я притворно пугался, оборачивался и тут же моё лицо растягивалось в уже не притворной, настоящей улыбке. Мы вместе падали на кровать и просто смеялись, счастливые. Нам никто не нужен был в этом мире. А теперь один. Холодно. Я привык к холодам, но сейчас они пробираются под кожу, колют мышцы и органы, как будто с меня срывают кожу. Я стискиваю зубы. Больно. Сжимаю кулак, обхватываю его другой ладонью и сдавливаю ещё крепче. Раздаётся тихий хруст... Я снова закрываю глаза. В моём мозгу вспыхивают видения, одно за другим. Вот улыбается Оля. А вот её уже повалили на пол три здоровых мужика... они срывают с неё одежду... дальше ничего нет. Я не хотел на это смотреть... тогда я просто стиснул зубы и веки, и лишь слышал мольбы о пощаде и крики... я никогда не забуду этот вопль, полный ужаса, боли и отчаяния: "Ванечка, помоги мне!" Никогда не забуду... Снова видения. Наташа. Израненная, в каких-то обносках... нет. Это её когда-то красивое сине-белое платьице. А теперь от него остались лишь обрывки, которыми она прикрывается. Не столько от жадных взглядов, сколько от холода. Ей впервые за всю её жизнь страшно. И ужасно, мучительно больно. Босая, она идёт куда-то вдаль, вздрагивая и всхлипывая. Чёрт... так ужасно это вспоминать. Я открываю глаза. Передо мной стакан водки с плавающей в нём одинокой ягодкой рябины. Я поднимаю стакан и махом выпиваю его. Гроздь и бутылка уже заканчиваются...