linen

В моей голове есть огромный замок. Там есть все, что может, могло или будет меня окружать. Не замок из мультфильмов Диснея и картинок из детских книг; свой, с искривленными стенами и огромной дверью. Добро пожаловать домой, Джагхед. — Что-то новое? — я сажусь напротив Арчи и подпираю подбородок кулаком, наблюдая за тем, как он перебирает пальцами струны, тихо напевая что-то под нос. Несмотря на то, что небо затянуто темными тучами и периодически ветер напоминает о себе сильными порывами, он сидит на веранде своего дома и сочиняет песни. Как же, черт возьми, романтично. — Ну, почти, — он машет передо мной листочком бумаги, на котором я вижу какие-то коряво выведенные буквы и усмехаюсь. — Решил переделать куплет той песни, которую тебе на прошлой неделе давал послушать. — Рыжие волосы лежат в хаотичном порядке, а на лице небольшая небритость. Можно было бы еще упомянуть синяки под глазами, но если не вглядываться, выглядит довольно прилично. Довольное выражение лица говорит о преуспевании в этом. — Не делай такое дурацкое лицо. В моем замке есть комната с зеркалами. Там только зеркала и стены. Некоторые из них лишь слегка искривленные, а остальные прямо-таки кривые, которые только на свалку и отправлять. Если вы предложите кому-то в них взглянуть, они, возможно, посмеются, но не придадут этому глупому отражению никакого значения. Я там вижу вторую часть себя. — Джагхед, сегодня у Вероники будет вечеринка и куча алкоголя. Пойдешь? — Конечно, — опуская крышку ноутбука, убираю его с колен и кладу в рюкзак, переводя взгляд на Эндрюса, щурясь. Сегодня солнечно, но холодно. Для этого городка самая что ни есть типичная погода. Но ей я предпочту туман. А он — пасмурность. Никогда бы не подумал, что всеобщий любимчик не такой солнечный внутри, как кажется. На вечеринке много людей и выпивки. В моей руке третья банка пива, а рядом сидит Бетти и рассказывает о какой-то проектной работе. Самое интересное, что я слышал в жизни, да. Ничего не говоря ей, я поднимаюсь с дивана и иду на второй этаж, бесцельно рассматривая закрытые комнаты. — Как некрасиво, Джагхед Джонс, бросил девушку посреди ее рассказа, — знакомый голос звучит прямо над ухом, отчего тело невольно вздрагивает. Оборачиваюсь и встречаюсь взглядом с Арчи, скрещивая руки на груди. — О, неужели я так поступил? — выражаю преувеличенное удивление, а он начинает смеяться. Должно быть, выгляжу нелепо со стороны. Только не помню, чтобы меня это когда-то озадачивало. — Неисправимый, — закатывает глаза парень, кладя руку мне на плечо, немного сжимая. — У отца какие-то дела и он не ночует сегодня дома. Можем пойти ко мне. — В твоих интересах нам двоим ускользнуть от Бетти и Вероники, — конечно же, я знаю, что нас ждет потом. А если у кого-то остаются сомнения — рука плавно соскальзывает с плеча на поясницу. У меня есть прислуга. Они французы с забавным акцентом, но почти всегда молчат. Почему? Потому что я так хочу. Да и мне не нужно с ними много разговаривать. Иногда я задумываюсь о том, чтобы привести кого-то в свою большую и пустую обитель. Глупая идея, согласен. Я подхожу к зеркалу в самом углу и всматриваюсь в свое отражение, приподнимая бровь. — Как думаешь, нам нужен кто-то еще здесь? — обращаюсь я к самому себе по ту сторону зеркала. — Разве нам скучно? Нет, можно ведь послушать забавные перешептывания этих французов. Я смотрю в упор на Арчи и не препятствую, когда кровать прогибается под весом его тела. Белые простыни подчеркивают персиковую кожу, а луч солнца, нагло пробравшийся сквозь шторы, падает на его грудь и, должно быть, греет. Он плавно приподнимает руку и поначалу легко касается моего оголенного плеча; не ощутив препятствия, поднимается выше, от ключиц к лицу. Немного щурюсь и прикрываю глаза, когда рука касается губ и практически сразу возвращается обратно на щеку. Достаточно приятно для простого прикосновения. — Слишком романтично для простых друзей, — язвительно замечаю я с улыбкой. — Ну мы же лучшие друзья. — И правда. Никакой любви, Арчи. — Еще чего, — хмыкает парень, приподнимаясь на кровати и усаживаясь на мои бедра. Я рад, что нет всего этого дурацкого любовного дерьма. Несмотря на то, что мы трахаемся, я точно знаю, что не стал бы ощущать к нему чего-либо, кроме дружеской симпатии. Но почему-то продолжаю мысленно повторять «никакой любви», путаясь руками в простынях и сжимая их под поскрипывания кровати и рваные выдохи. В моем королевстве происходит угрожающее затишье. Зеркала покрываются угрожающе большими паутинками трещин, слуги скрылись в дальних комнатах и не слышно ни одного шороха. Не хватает только раскатов грома, но на небе ни облачка. Что-то явно должно произойти. Стоит ли мне волноваться? Похоже, в какой-то момент ситуация плавно ускользает из моих рук. Я не успеваю ухватить ее за хвост, когда она поспешно падает на пол и словно исчезает сквозь. Эндрюс стоит возле окна с бутылкой виски и делает из нее глоток. Мне открывается прекрасный вид с его кровати: как закрываются глаза, когда горлышко касается губ, как дергается кадык при поглощении жидкости и появляются морщинки на лбу от крепости алкоголя. Бутылка опустела уже наполовину, и я, честно говоря, пьян и доволен происходящим. — Я могу сделать тебе предложение, от которого ты не сможешь отказаться, — улыбаюсь я, опускаясь ниже по спинке кровати. — И какое же? — Выключай телефон, готовься к приключениям и отправимся в мое королевство. — Именно поэтому эта шапка похожа на корону? — насмешливо интересуется Арчи, указывая взглядом на сброшенную перед кроватью верхнюю одежду. Я киваю и закидываю руки за голову, позволяя себя рассматривать. И с каких это пор я стал таким расслабленным. — Как далеко твои владения находятся? — Очень далеко и очень близко одновременно. Даже ближе, чем ты себе представляешь. — Лучше оставить так, как есть. Иначе твои подданные коронуют меня. Я снова киваю и смеюсь, ведь это подразумевалось шуткой? Я подозревал, что он струсит в последний момент. Так и должно было произойти, мне ни капли не обидно или грустно. Возможно, где-то я даже знал, на что иду, начиная эту игру. — Конечно, ты самой что ни есть королевской внешности, я не могу тебе позволить забрать свой трон. Как же я в своем королевстве буду после такого? В моей голове самый настоящий бунт. Слуги перестали, казалось бы, даже понимать меня, не то, чтобы делать что-то. Я слышал только «je ne parle pas l’anglais». Отражение же молча скрещивает руки на груди. Меня это не устраивает. Я собираю все свои познания во французском, которых критически мало, и говорю одному из слуг принести зеркало в мой зал. Нехотя, он все же исполняет мое требование. Я зову всех в зал, где восседаю на черном кресле. Все в сборе, можно начинать. Звучит удар по подлокотнику моего кресла на все помещение. Некоторые вздрагивают, а мое отражение все так же царски сидит в кресле. — Я не понимаю, в чем причина вашего поведения! Мне стоит напомнить, где вы находитесь? — я рассматриваю людей перед собой, которые так же рассматривают меня. — Это мой замок. И правила диктую здесь я. Вы не можете меня игнорировать, я здесь царствую. Если это повторится — может случиться что угодно. И вы это знаете. Я получаю в ответ робкие кивки и взмахом руки говорю всем разойтись. Я и зеркало остаемся наедине. — Так и будешь молчать? — А о чем мне говорить с тобой? — О том же, что и всегда. — Ты попытался привести сюда человека совершенно далекого от нас! А если бы он согласился, как минимум, из интереса? Неужели ты не понимаешь рисков? Не понимаю, как люди могут судить о своей красоте сквозь зеркала, если можно видеть нечто другое. А при желании, даже слышать. — Но ведь этого не произошло. — Просто потому, что он струсил. Тебе нужно перестать с ним общаться, — мое отражение хмурится, как и я, поджимая губы. — Я не испорчу то, что только начинает налаживаться. — Это не сможет долго продолжаться. Прими это. Он думает, что победит и на этот раз, но ведь он не может предугадать несколько вещей. Я снимаю со своей головы корону. Абсолютно белую. — Как думаешь, может, лучше отказаться от этого? — Ты все потеряешь. — Мне не жаль, — я улыбаюсь и замахиваюсь, швыряя короной в зеркало, которое вдребезги разбивается. Даже рамка не выдерживает такого удара и падает на пол. Мне действительно не жаль.