Попался

Лас без стука заглянул в кабинет и сказал: — Там это… Как говорят, не к добру будет помянут. Гарик, в общем, накаркал. Мало что понимая, Антон неохотно оторвался от бумаг, которые подписывал, и глянул на смешно сморщившегося Ласа. — Завулон, говорю, приперся. Месяц его тут не было, а стоило Гесеру уехать, так нарисовался. И что будем делать? — «Делать будем» я и Гарик, без твоего участия. Ты в отпуске, не забыл? Лас угукнул и скрылся в коридоре. Антон тихо ругнулся. Его впервые назначили и.о. главы Дозора, и по прогнозу аналитиков две недели обещали быть спокойными и мирными, да вот же ж, не сложилось; видать, великие маги могут перекроить на свой вкус масштабный пласт вероятности и заодно испортить всем жизнь, особенно если эти маги — Темные. Было около часа ночи, время Светлого патруля, и с чего вдруг Темные нагрянули в их контору, сразу и не предположишь, не угадаешь. Антон вышел из кабинета Гесера и спустился в холл. У входа переминались раздраженные Темные: оборотень и ведьма, у первого в руках была коробка, обвитая консервирующими чарами, словно клейкой лентой. Антон без предварительного исследования не рискнул бы к такой упаковке прикоснуться, не говоря уже о том, чтобы трясти в руках и проверять на вес, но Темный дозорный, видать, не отличался осторожностью, потому в коробке то и дело что-то громыхало и переворачивалось. У ведьмы был такой вид, будто ей очень хотелось смыться, но гордость не позволяла. — И где же начальство? — непривычно жизнерадостно поинтересовался Завулон. Он, в отличие от своих подчиненных, вольготно устроился на диване для посетителей и просматривал газету. Антон вздрогнул. Вот вроде уже давно привык не реагировать на выходки противоборствующей конторы, а все равно любое появление Завулона заставляло напрячься. — В отъезде. — Ольга? — уже куда более заинтересованно спросил Завулон. — Там же. — Занятно. — Он сложил газету и отбросил ее на столик. — Поток линий вероятностей стремительно сужается. Не сказал бы, что мне это нравится. — Итак? — Антон, сейчас старший по силе, был вынужден брать удар на себя, вернее, переключать внимание Завулона на суть вопроса, приведшего его сюда, ибо сам он прояснять ситуацию не спешил. — Вы с официальным визитом, Темный? — Да уж не затем, чтобы любоваться на твою помятую физиономию, Светлый. — Его тон в пару секунд перетек из насмешливого в деловито-торопливый: — Мы к вам с конфискатом. — Он глянул на оборотня, и тот водрузил коробку на стол прямо перед Антоном. — Мелкота кое у кого позаимствовала упаковку, видать, гастролер замешкался, багаж у него и свистнули. Затем подбросили нам, потому как вскрывать коробку показалось опасным. Допрошенный гастролера не запомнил, память ему шлифануло какое-то непонятное воздействие. — Почему требуется наше вмешательство? — Да потому что я вскрывать упаковку не рискну: там такая муть с последствиями в ближайшем будущем, для этого камикадзе нужен. Вам, Светлым, в самый раз. Антон предложил подняться в кабинет шефа, там все-таки защита на порядок выше и сканеры что надо. Завулон двинулся за ним один, брезгливо подхватив коробку и держа ее на вытянутых руках. Чем дольше Антон смотрел на эту коробку, тем меньше понимал. В сумраке вокруг нее клубилось такое, на что без содрогания не взглянешь. И по периметру топорщились быстро меняющиеся клинья вероятностного поля. Антон схватил телефон и вызвал аналитиков; тщательно скрываемая, но все равно прорывающаяся нервозность Завулона передалась и ему. — Уверен, что ваши девочки смогут адекватно проанализировать увиденное? — осклабился Завулон. Он сидел в гесеровском кресле, нога на ногу. — Там такое… Антон вгляделся. Нахмурился. Стал перебирать наиболее вероятные линии развития событий, после того как они с Завулоном вскрывают коробку. Результат… обескураживал. — Вот-вот, — поддакнул Завулон. — Поэтому я и не стал рассказывать подробно при подчиненных. Ты испортишь мне всю репутацию, Городецкий. — А я тут при чем? — возмутился Антон, зажмурившись и тряся головой. Видение будущих событий развеиваться не спешило. Причем было настолько реалистичным, что казалось, будто агрессивный поцелуй и прикусывание губы уже свершились и Завулон сейчас, а не когда-то там в неопределенном будущем, сжимает плечи, и его сильные пальцы оставляют следы на коже Антона. — Нелогично, — сказал Антон, вытянул сигарету из пачки и, забыв, что в кабинете шефа не курят, зажал ее в зубах. — Не спорю, — развел руками Завулон. — Учти, если коробку вообще не вскрывать, будет только хуже. — Куда уж хуже? — Мне лично больше нравится вариант с тройничком и не в этом кабинете. Антон вздрогнул и посмотрел ему прямо в глаза — не шутит, не издевается ли. Нет, Завулон был абсолютно серьезен. — Все зайдет настолько далеко? А если?.. — Я тоже вначале перебрал все маловероятные и совсем уж не дотянутые до свершения пунктиры. Разочарую: чем дальше, тем больше дров. И больше свидетелей нашего с тобой… гхм… соития. Антон смял так и не прикуренную сигарету о бортик гесеровой пепельницы и с излишней серьезностью сказал: — Я тебя сейчас просто убью. Или прокляну, заморозив на пару лет в бездействии. И тогда точно все линии вероятностей выправятся. Думаю, такие варианты ты не просчитывал. Завулон улыбнулся так, будто именно это он проверял в первую очередь, только в обратной раскладке. Затем опять развел руками. — Да не буду я с тобой спать! — рявкнул Антон, вскакивая и случайно опрокидывая стул. — Даже если от этого будет зависеть прорыв инферно. И не рассчитывай. Завулон терпеливо ждал. — Как от этой коробки может зависеть мое времяпровождение? Чушь какая-то. Найти того гастролера, или еще проще — всучить коробку тому, кто ее вам принес в офис, и дело с концом. Вот они пусть и расхлебывают последствия! И трахаются сколько влезет. Или… Про какой тройничок ты упомянул? Я ничего такого в линиях не вижу. Да и с кем? В дверь постучали. — С ним, — Завулон кивнул на дверь, откинулся на спинку кресла, забросив ноги на поверхность низкого кофейного столика. Антон был настолько поглощен происходящим абсурдом, что даже замечание делать не стал: кофейный стол выдерживал и не такое, не только насмехательство главы Дневного Дозора. Как долго выдержит этот дурдом сам Антон, было большим вопросом. — Дежурные аналитики все на вызове, — сказал Игнат, аккуратно протискиваясь внутрь и с сомнением поглядывая в сторону Завулона. Затем нахмурился, повел носом, будто принюхиваясь, ловя вибрации сумрака. — Как-то тут напряженно. Два патруля еще в холле, позвать? — теперь он смотрел на Антона, крылья его носа трепетали. — С ним — точно нет, — сказал Антон. — Я не понял, Городецкий, а без него, значит, легко, да? Я, может, не в настроении. Или у меня обязательства. И вообще… Антон ругнулся. Кажется, вслух, да еще, видать, и слишком заковыристо, потому как оба странно на него посмотрели. — Это проклятие? Или ты так скромно высказал свои предпочтения? — Завулон усмехнулся, подмигивая Игнату. — Что происходит? — спросил тот, пьянея прямо на глазах, против желания начиная подпитываться всей своей инкубовской сущностью. Но, на Завулоне будто бы обжегшись, снова потянул сексуальное возбуждение от Антона. — Ты иди, все в порядке, — велел Антон. Не хватало еще обсуждать с ним одну десятую долю вероятности возможного перепиха. — Может, коробку просто во фриз многолетней заморозки? — предложил он после минутной, давящей на уши, паузы из-за ухода инкуба. — Городецкий, ты хоть думай, что говоришь, — разозлился Завулон. — Нереализованное желание будет преследовать годами. Ты мазохист? Или просто фантазия богатая? — Что там может находиться? Ну чтобы после открывания сразу долбануло в нас обоих с равной силой? И чтобы инкуб был не в состоянии справиться? — Ведьминские штучки? — Тогда это твоя проблема. Тебе мстят, ты и разбирайся. — Если ты не заметил, все линии выводят на тебя. Не на моих подчиненных, не на моих бывших, а аккурат на тебя. Так что этот подарочек явно по твою душу. Тебе и расхлебывать. — Давай я запру тебя в нашей допросной камере в подвале наедине с этой коробкой, ты ее там сам вскроешь и… — заразившись враждебностью Завулона, парировал Антон. — И ты сам разберешься с этим казусом. Никах жертв, никаких последствий… Или мне все-таки отзывать из рейда наших аналитиков и прикручивать коробку к программе расчета? Тогда это пойдет через официальный рапорт инквизиторам. Завулон молчал. Похоже, он давал Антону время убедиться, что, как ни крути, все линии выводили к одному и тому же финалу. — Абсурд. Завулон кивнул. — Идиотизм, — снова пожаловался Антон, последний раз распутывая концовки линий. — Как это… непривлекательно… — Ну отчего же? После сорокового просмотра я, кажется, даже уже втянулся. — Тот вариант, когда у стены… оно… как же это поприличнее назвать-то? Ну, ты понял. Ты так действительно можешь? — У тебя еще и четкая картинка? — оживился Завулон. — У меня только детали. И… — он поморщился, — звуки. — Небось только проклятия в твой адрес. — Нервотрепка совсем измотала Антона, и он устало сел на стул. — М-м… скорее, тебе нравится. — Да иди ты… Они помолчали. — Я подумал, что если вмешать кого-то из твоих недавних пассий, и, знаешь, это интересно. Завулон, уже было собравшийся зевнуть от скуки, осекся, и его глаза предвкушающе заблестели. — А нет, будет совсем катастрофа, — быстро поправился Антон. — Серьезно? — С членовредительством. — Ты сейчас говоришь по факту или это просто фигура речи такая? — В смысле? — Ну ты сейчас что произнес? Антон поперхнулся, сообразив, какая картинка представилась Завулону. — Зубами? — не отставал Завулон, выясняя детали. — Ты же звуки разбираешь? — совсем разозлился Антон. — Вот сам и пойми, что да как. Похоже, Завулон обиделся. — Давай Гесеру коробку отправим? — предложил он. — Твой шеф оставил же какие-то контакты? — Подожди! — Антон даже взмахнул рукой, призывая Завулона заткнуться и не мешать сосредоточиться. — Я понял: когда мы озвучиваем увиденное, линии истончаются и их становится меньше. — Точно? — с сомнением спросил Завулон, но уже увлеченно проверяя теорию Антона. — Повтори. Да, так, языком. — Что? — не понял Антон. — Я озвучиваю. Ты это же предложил? Озвучить то, что в линиях. Ты там стонешь и просишь — я озвучиваю. Действительно, две линии исчезли. — Озвучивай потише, — шикнул Антон, — а то, кажется, секретарша вернулась, дверь тонкая. — Сильнее. Жестче. Еще. — Завулон, похоже, забавлялся в полное свое удовольствие, намеренно повысив голос. Антон ругнулся снова. Но как-то странно попал по смыслу в сюжет озвучиваемого Завулоном, тот довольно усмехнулся и с чувством добавил: — Ну если ты настаиваешь!.. — Убью, — пообещал тихо Антон. — И того, кто это подстроил! — Расчлененка будет жестокой? Антон шипяще взвыл: — Только не говори, что теперь и это проступило в твоих предвидениях. — Нет, пока только диван в твоей гостиной. А там… определенно жарко. Слушай, Городецкий, а не быстрее ли просто воплотить один из этих вариантов и успокоиться наконец? Ну что ты теряешь? А то мы так до утра будем перебирать неслучившееся. Хотя… после совместного смакования деталей создается впечатление, что мы это уже проделали. Вот сейчас ты так сжимаешь пальцами свой член и выгибаешься. Даже почти красиво. Да, я хочу видеть это наяву, определенно. — Заткнись. — Но вероятности-то потихоньку выравниваются, хоть какая-то польза. — Все, замолчи. — Слушай, Городецкий, а мне понравилось. И если так дальше пойдет, я за себя не отвечаю. Может, действительно переберемся к тебе на квартиру? Коробку с собой прихватим. Коньяк. Ты чего притих? Антон тяжело вздохнул, понимая, что озвучивать тоже придется. А то остаются такие варианты, после которых не каждый выживет. Накал страстей побивал все рекорды. И как Завулона только на все это хватает? Несколько часов кряду? А нет, там по очереди. Равноправие в предпочтениях, так сказать. — Городецкий? Чего там? Ты облизываешься. — Тебя разглядываю. — В сумраке? — Связанного. И, кажется, я слишком затянул веревки. Но ты привыкший к подобному, ведь так? Завулон как-то неопределенно рыкнул. — Ух ты, теперь и я звуки различаю. — Секретарша Гесера, похоже, тоже, — Завулон зыркнул в образовавшуюся щель у входной двери. — Брысь! Мы тут важным делом заняты! Дверь поспешно захлопнулась. — Ой. — Что? Городецкий, не молчи. Мне тоже интересно. — Я случайно. — Линии вероятностей опять полезли. И размножаются. Какого хрена, Городецкий? — Я не специально! — Да сиди ты спокойно. Сейчас со стула свалишься. Сломаешь себе что-нибудь. А во всем обвинят меня. — Убери руку. — Это ты озвучиваешь картинку? — Руку убери. Я не хотел думать про твою квартиру. И придвигаться вплотную к тебе — тоже. — Да я не против. — Руку! — Ну что тебя заклинило? — И язык держи при себе. В смысле… — Кусаться было лишним. Подожди-ка, ты что-нибудь видишь? Городецкий? — Только твою самодовольную рожу. А ты? Звуки? Голоса? Всхлипы? — Теперь и я созерцаю собственную гостиную. И… как ты легко возбуждаешься, оказывается. Ты ведешь пальцами по своей груди, оставляешь от ногтей красные бороздки, затем дрочишь неторопливо, выгибаешься… — Замолчи. Заткнись. — И тебе нравится, когда я тебя кусаю. Линии опять пропадают. Мы движемся в верном направлении. Еще немного, и… — И я кончу, Завулон. Хватит. — Не думаю. Тебя хватит на подольше. Ты пачкаешь мой диван. — Завулон. — Все-таки было бы проще проделать это наяву и успокоиться. — Завулон. — Что? — Мне надоело. Это слишком… — Возбуждающе? — Не к месту. Уже почти утро. И с коробкой мы так ничего и не придумали. — А чего думать? Давай быстренько откроем, и все. — Что? — Не особо ведь что теряем. Осталось лишь две линии. — Нет. — А если я сделаю рукой вот так, ты скажешь «да»? — Да иди ты… — Ты же не отодвигаешься. И уже почти не дергаешься. — М-м… ф-ф… — И тебе нравится целоваться. — Это укус какой-то, а не… — Но тебе же нравится? — Если с коробкой это ты сам все придумал, я тебя… убью. — Какой здесь пол жесткий. — Завулон. Все озвучивать теперь не обязательно. — Жесткий. А я люблю комфорт. Сделай так еще раз. Эй, только без зубов! Кожа там чувствительная. — Все, заткнись. И двигайся… быстрее. Подожди. Ох… — Попроси. Сам попроси. — Можно подумать, тебя сейчас что-то остановит. — Зато линии совсем выправились. — Ну еще бы. Подозреваю, все было завязано на твое интуитивное желание. Ты и притащился туда, где оно воплотилось. — Главное, что сработало. Ты это куда? — Доступ в сумрак перекрываю. А то еще и туда потащишь. — Но тебе же нравится. Особенно когда вот так нависаешь, и когда ногтями по коже… Эх, все, я себя уже не контролирую. — Осталось тебя только связать. — Что? — Мои фантазии тоже должны воплотиться. — Ты же говорил, что видел картинки? — Видел. Или просто хотел. Какая теперь разница? — Городецкий… — Заткнись. — Ну ладно. Час у нас еще есть. — А потом? — А потом... Потом я посмотрю и хорошенько запомню, как ты кончаешь. Надо же будет что-то писать в отчете инквизиторам. — М-м? — Это их эксперимент. И я им сказал, что ты оценишь. И что постепенно втянешься. — Я убью тебя. — Зато когда мы уедем в отпуск… И прямо на теплом песке… — Ты не слышишь? Я убью тебя. С особой жестокостью. — Иди сюда, я точно знаю, что вот это тебе понравится сильнее… Эйфория, Городецкий. И больше не будет никаких мыслей о жестокости…