***
Полутьма и сырость. Привкус гнили в воздухе. Мох под пальцами на корнях. Корни… Корни были повсюду. Здесь, под землёй. Толстые и извивающиеся, как змеи. Тонкие и узловатые, как старческие пальцы. Мелкие и белёсые, свисающие бахромой с потолка, как могильные черви. Брандон Старк сидел на полу, привалившись к стене. В лопатку болезненно упирался короткий сучок. По всей коже бегали мурашки от холода. Кроме ног. Ног он не чувствовал уже давно. С того самого дня, когда упал с башни во дворе Винтерфелла. Тогда же ему начали сниться сны о трёхглазом вороне. — Ты больше не можешь ходить, — сказала чёрная, как дёготь, птица, немигающе уставившись на него всеми тремя блестящими глазами. — Но я научу тебя летать. И вот Бран, преодолев огромное расстояние и все препятствия, оказался здесь. По ту сторону Стены, в убежище последних Детей Леса. В пещере древовидца, что буквально сросся с чардревом в одно целое. Мужчина, что приходил к нему во снах в виде птицы, на деле выглядел больше, чем старец — мертвец! Одежда на нём висела истлевшими лохмотьями, в коих еле угадывалось чёрное одеяние Вороны. Кожа была тонкой, как пергамент. Она обтянула его кости так туго, что местами лопнула, обнажая неприглядную старую плоть. Корни обвивали его тело, пронзали местами насквозь, душили его и хранили, напоминая зловещую, жутковатую колыбель. Казалось, что они питают его, а вместо крови у него давно багряно-алая смола священного дерева. Мертвенно-бледный, с каменным лицом в своём седалище из коры и земли он сохранил какое-то особое, непередаваемое величие. Дремучее, царственное, первобытное. Суровый лик хранил печать благородства. Ему впору было быть лордом. А может, он и был им когда-то? В другой, земной жизни. Бран щелчком ногтя сбил сороконожку, что лениво ползла по его колену. Отстраненно он задумался, какова она на вкус? Жёлуди, что приносила Мира, давно уже закончились. Он привык к холоду, что был им вечным спутником, но он не мог питаться за счёт сока древа, как, видимо, делал его учитель. Бран покосился на Трёхглазого Ворона. Древовидец спал. Его опухшие, не видевшие много лет солнца веки казались неимоверно тяжёлыми, а грудь, пронзённая корнями, вздымалась слишком медленно для спящего человека. Но он и не был обычным человеком. Ворон стал Брану наставником. Он учил его «летать» сквозь время и расстояния. Юный Старк учился вселяться в воронов, слышать листвой священных деревьев, дышать в такт току их сока и видеть ткань времени. — Можно ли менять время? Влиять на события? Могу ли я это исправить? — тихо спросил мальчик, когда они стояли с Вороном в одной из точек реальности. Хотя бы в этих путешествиях Бран мог ходить. И он стоял, невидимый для сотни людей, в огромной, поражающей своей красотой Септе, залитой солнечным светом. И смотрел на бледную сестру. Санса Старк, едва ли не дрожа от страха, поднималась по ступенькам туда, где её ждали септон и Тирион Ланнистер — карлик и сын лорда, что вёл войну против Севера. — Никто не может менять время, — с какой-то странной усмешкой ответил тогда древовидец и положил руку на плечо Брана, вырывая его из этого видения. — Но я видел! Я видел, как я окликнул отца, когда он поднимался по ступенькам башни Радости! Он услышал меня и обернулся! — настаивал Старк на своём. — Он услышал лишь ветер, — недовольно ответил Ворон, когда они перенеслись в иную точку реальности. Теперь они были в пышном саду с множеством журчащих фонтанов. — Запомни, Бран. Не пытайся вмешиваться во время. Никогда. Даже сорванный жёлудь может изменить ход истории. — Иссохшая рука тяжело поднялась вверх. Палец с жёлтым, слоящимся ногтем указал на один из маленьких коричневых плодов в раскидистой кроне дуба. Теперь Бран сердито поглядывал на своего спящего учителя, думая, что тот над ним насмехался тогда. Если никто не может изменить время, зачем тогда бояться, что можешь что-то изменить? И зачем предупреждать, что этого делать нельзя? Решив, что ничего страшного не произойдёт, если он пересмотрит одну сцену без сопровождения своего наставника, Бран сжал рукой ближайший корень. Глаза его закатились, сознание ввинтилось в жилы священного древа, а оттуда сплелось с лентами времени. Почти захлебнувшись в этом потоке, ученик с трудом вынырнул в нужное ему место. Королевский Сад Красного замка. Несколько десятков лет назад. Множество деревьев, кустов, клумб. Ухоженных, подрезанных, цветущих. Но внимание мальчика было приковано лишь к дубу. Протянув руку и полуприкрыв глаза, он пытался почувствовать что-то в каждом жёлуде. Как может простое продолжение дерева (крохотное, смешное, со шляпкой!) изменить ход времени? Бран резко открыл глаза, уловив что-то нереальное. Его рука замерла напротив самого маленького жёлудя. Непривлекательного, неказистого, с червоточинкой на бочку. Но перенёсшийся сюда дух Старка чувствовал в нём необычайную мощь. Ощущал невидимые, туго натянутые к нему нити событий, дрожащие, как тетива лука. Видел, что они сплетены с множеством судеб. Он колебался. Хотел и боялся это сделать. Он нутром ещё не созревшего, зелёного в нём древовидца, видел, что может изменить ту сцену в Септе с сестрой. «Не может же всего один жёлудь сотворить нечто ужасное и непоправимое? Я всего лишь хочу помочь сестре», — подумал он. И сорвал маленький плод со шляпкой. Со слышным только ему звуком, полотно времени треснуло. Реальность раскололась. Побледневший Бран видел в двух проекциях события раздвоившейся вселенной. Задул ветер, ветки дуба в каждом из двух миров одинаково колыхнулись. В одном всё ещё висящий жёлудь, иссохшийся и оттого плохо держащийся за черенок, оторвался и полетел вниз, отскакивая от многочисленных встречающихся ему по пути веток и листьев, задел нахохлившегося воробья – тот встрепенулся, чирикнул и замарал дублет стоящего на земле сереброволосого принца. В другой… В другой реальности юный Таргариен набрался решимости, одёрнул на себе нарядный, в алых с чёрным цветах дублет и подошёл к звонко смеющейся за фонтанами девушке. События потекли по-другому: вот он ведёт её потайным ходом замка и показывает то, что не стоило; вот она уезжает на следующий день из замка в карете, увозя с собой то, что никогда бы не получила, если бы Таргариен не решился к ней подойти, смутившись испорченного наряда; вот эта же леди, вернувшись спустя много лет в Красный Замок, стоит на развилке коридора. В старой реальности она идёт налево и встречается с молодым и довольно высоким мужчиной; цепь из множества сцепившихся рук на его груди выдаёт в нём десницу, а золото волос, характерные черты и тёпло-зелёные глаза — Ланнистера; она отвлекает его светским диалогом, он отвечает ей неохотно, но вежливо, задержав в итоге свой путь на вроде бы ничего не значащие пятнадцать минут. В новой же реальности леди, не задерживая спешащего к королю Тайвина, идёт направо, в надежде найти тайный ход, что ей показывал когда-то сереброволосый принц. Всё больше и больше становится отличий между двумя мирами. Вот битва в Шепчущем Лесу, после которой Лорд Тайвин направил свои войска в Харренхол. В первой реальности один из солдат противника вырубает Тириона Ланнистера, и тот встречает конец сражения без сознания — живой, и чудом не затоптанный. В новой иная расстановка сил — Киван Ланнистер закрывает собой племянника и падает наземь, тяжело раненный; вот на какой-то полянке в нескольких десятках вёрст от того же места все носятся в суматохе, и троицу людей в горящей клетке спасает не Арья, а Джендри – и именно он получает монету безликого. Вот в старом времени Киван убеждает Тайвина выдать Сансу за Тириона, пока их войска направляются форсированным маршем в сторону Королевской Гавани — отражать атаку Станниса. И в новом Тайвин решает судьбу заложниц-северянок в одиночку и без советов раненного брата, оставив его выздоравливать в Харренхолле без тревог. И, наконец, Бран с ужасом видит сцену в Септе. Но она изменилась совсем не так, как он хотел! Санса всё так же поднимается по каменным ступенькам, и наверху её ждёт совсем не карлик, а высокий мужчина с холодным строгим взором и перекинутым через руку плащом в родовых цветах для невесты — сам Лорд Утёса Кастерли, хранитель Запада и десница короля. — Что ты наделал, — прошипел голос древовидца Брану на ухо. Узловатые пальцы вцепились в его плечо, вырывая из круговерти картинок. Последнее, что он успел увидеть — сцену из будущего. Как уже совсем в другой Септе мужчина снял с плеч девушки, чьего лица он не видел, тяжёлый алый плащ. И накинул на неё свой, зелёный.***
Молодой юноша в алых, расшитых чёрными всполохами одеждах неуверенно мялся под сенью дуба. Мягкие черты лица, серебряные волосы до плеч, ярко-фиолетовые глаза — истинный Таргариен, до формы носа, до высоких скул и лёгкого, почти по-женски изящного телосложения. Словно даже кости были не человеческие, а драконьи — полые, как у птиц. Таков был принц Дейрон, младший сын Эйгона V. Сладкоголосый и на удивление робкий юноша никак не решался подойти к своей наречённой. Наблюдал за ней в саду украдкой, издали, как она заливается звонким смехом со своими подругами, сидя на краешке фонтана. Он говорил с ней уже пару раз, но уроженка Амбора со жгучьим взглядом всегда улыбалась так, словно готова была вот-вот прыснуть от смеха над ним. Над ним, принцем Таргариеном! На которого смотрели с придыханием чуть ли не все девушки двора. А эта запросто могла с невинным видом выдать какую-нибудь шутку так, что он стоял, как последний дурак, и не знал, что сказать в ответ. Колючка — так её прозвали за подобное при дворе. Дейрон вздохнул, выдохнул, смахнул несуществующую пылинку со своего яркого дублета и уверенным шагом направился вперёд. Он придумал, как произвести на девушку впечатление. Эта острая на язычок плутовка дар речи потеряет! — Леди Редвин. — Таргариен почтительно кивнул девушке, задержавшись ненадолго взглядом на броши в виде грозди винограда — символ её дома. Редвины славились своими винодельнями. — Принц Дейрон. — Девушка и её подружки присели в реверансе. — Оставьте нас одних, — обратился юноша к еле слышно хихикающей стайке вертихвосток. Принц неловко покачивался с пятки на носок и обратно, собираясь начать как-то диалог, но под вроде бы дружелюбным взглядом хитрых лисьих глаз всё больше терялся. Он было собрался с духом и уже открыл рот, как она насмешливо и выжидательно вскинула тонкие бровки. То ли одобряюще приветствуя его порыв, то ли потешаясь. — Моя мама всегда говорила, что если долго стоять с открытым ртом, то пробегающая мимо ласка примет его за норку и заберётся туда. Дейрон растерянно смотрел на девушку, забыв закрыть рот и от волнения не понимая, к чему она это внезапно сказала. — Ласки, мой принц. Я уже слышу топот маленьких лапок. Вам лучше их остерегаться. Таргариен весь зарделся и еле выдавил невпопад: — В наших краях они не водятся. — Ваша Милость предпочитает куниц? Дейрон нахмурился, разглядывая нахалку. Хлопает ресницами длиннющими, удивление мило-наигранное, а глаза весельем лучатся. Красивая. Сидит, на палец длинный локон кудрявый накручивает. Ещё бы языкастой такой не была, цены бы ей не было. — Оле, — обратился он к ней чуть тише, решив всё-таки воплотить свою идею в жизнь. — Пойдём, я тебе покажу кое-что. Он провёл её тайными ходами. Там, где давно не ступала нога человека, уверенно шёл драконий принц, крепко держа за руку свою леди. — Мы пришли, — прошептал он ей на ухо, осторожно снимая повязку с глаз. Редвин с любопытством оглядела узкий коридор, освещённый факелом в руке Таргариена. Перед ними была железная дверь со множеством заклёпок, а позади пыльная дорожка, уходящая во тьму. — И что же ты хотел мне показать, Дейрон? — обратилась она к принцу. Тот широко улыбнулся и уверенно толкнул дверь. — Вот это. Девушка, подобрав юбки, чтобы они не касались покрытого толстой пылью пола, зашла внутрь. Интересно, сколько времени сюда никто не заходил? Дейрон обошёл комнату по кругу, зажигая все факелы. Стены из тёмного, почти чёрного камня, низкий потолок, поддерживаемый колоннами. Три двери, что вели сюда, расположились под арками. Над аркой двери, что была напротив девушки, была гравировка с изображением кинжала. Над дверью, что была позади — через которую они вошли — изображение факела. Справа над аркой камень был светлее остальных. И на нём было более грубо выбито слово «и». Слева же… Под огромным и слегка выцветшем от времени гобеленом с трёхглавым драконом стоял массивный серебряный футляр на ножках. Редвин, увидев одобрительный кивок от принца, присела перед ним на корточки. Щёлкнула двумя застёжками, что держали крышку — в виде двух перепончатых крыльев — и медленно откинула её. Свет факелов разноцветными переливами скользнул по чешуе. В красном бархате футляра утопали три драконьих яйца. Синее, серебряное и красное. Девушка по очереди доставала каждое, с придыханием разглядывая каждую чешуйку. Они были прекрасны. Тяжёлые и прохладные, чарующие своим видом. Она вглядывалась в их бока, на которых отражался дрожащий огонь. Они манили, гипнотизировали, завораживали. Синее яйцо играло красками ночного неба, оттенками моря, его штормовых волн и непокорных глубин, а чёрные вкрапления на нём сверкали при каждом повороте на свету. Серебряное переливалось, как перламутр и рассекали его тончайшей сетью золотые нити и прожилки. Красное казалось сочнее граната и багровее крови. По нему словно пробегали всполохи огня, а под разными углами можно было рассмотреть медные завихрения на чешуйках. — Я думала, их не осталось, — прошептала Редвин, с восхищением поглаживая красное яйцо. Это ей понравилось больше всего. — Они окаменели. — В голосе Дейрона была неприкрытая грусть. — Теперь это не более, чем красивая реликвия. — Он подошёл чуть ближе и остановился рядом с девушкой, подавая ей руку. — Когда мы поженимся, я подарю тебе одно. Девушка, оробев или же нехотя, вложила свою руку в его. Он помог ей подняться на ноги и внезапно притянул её чуть ближе к себе, обнимая. — Я вижу, они тебе понравились, Оле? — О нашей помолвке ещё никто официально не объявлял. Ещё ничего не решено, — осторожно возразила девушка, мягко уперевшись ему ладонями в грудь. Чешуйчатое содержание футляра ей и вправду приглянулось. Но вот сам манерный и белобрысый принц, напоминающей ей хорька с мелкими зубами, вызывал у неё иные чувства. — Если ты хочешь, я поговорю с отцом, чтобы он объявил о нашей помолвке уже завтра. — Не стоит торопить события, мой принц. Пусть всё идёт своим чередом. — Ласково улыбаясь, она всё же выскользнула из его объятий, делая вид, что ей нужно отряхнуть платье от пыли. И мысленно отметив, что на обратном пути надо будет считать шаги. Дейрон, конечно, снова завяжет ей глаза, чтобы сохранить ход в тайне. Но Боги дали людям не только глаза. Ночью хитрая леди Редвин забралась в тайник Таргариенов уже одна. А потом она воплотила в жизнь уже задуманный ранее план — больше откладывать не стоило. Ей уже давно приглянулся лорд Лютор, но он был обещан её сестре. «Ну уж нет, — решила она. — Я достойна лучшего». Редвин прокралась в спальню жениха сестры. Она была хороша. Она была оч-чень хороша. На утро лорд Лютор не хотел ничего и слышать о свадьбе с Виоллой. Объявил помолвку с посетившей его ночью красавицей, и уже в тот же день карета увозила Оле в замок её будущего мужа. Девушка, счастливо улыбаясь, засунула руку в сумку и погладила чешуйчатый бок. Принц сам ей сказал, что в тот тайник никто не ходил годами. А значит, пройдут ещё годы, прежде чем кто-либо обнаружит пропажу. Мимо окна кареты проскакал рысью её жених и улыбнулся ей. Редвин улыбнулась ему в ответ. Уж лучше стать женой Лютера Тирелла и быть первой хотя бы в одном королевстве. Чем выйти замуж за принца — самого младшего и едва ли имеющего шансы когда-либо взойти на Престол. А значит быть на задворках, пускай и в королевской семье. После Королевы, её сестёр, принцесс и прочих. К тому же Дейрон, на её взгляд, был глуповат и простоват. А ещё жеманен и падок на лесть. То, что верностью Таргариены не отличались, а порой помимо многочисленных любовниц, брали себе по две жены сразу, было известно всем. Оле же не хотела быть второй, третьей или даже первой. Она хотела быть единственной. «Ничего, — подумала она, мечтательно водя пальцами по чешуйкам. — Виноградная лоза сменится на золотую розу. А у них есть шипы. Не зря меня за спиной прозвали Колючкой. Вы ещё услышите обо мне. Я вам не просто какая-нибудь мелкая колючка… Я стану Королевой Шипов! Вы ещё услышите об Оленне Тирелл!»