Горячий шоколад

Нам всем иногда не хватает простой теплоты. Даже самому, на первый взгляд, холодному человеку, который отрицает всю надобность противного ему тепла, необходима хотя бы капелька этого чудесного подарка. Оливия стояла в своей комнате перед высоким, напольным зеркалом, которое ей почетно вручила мисс Перегрин по какому-то случаю. Может быть, за отвагу, доблесть, добродушность? Хотя, какие там отвага и доблесть. Зеркало всегда невзрачно, почти незаметно, стояло в углу ее комнаты, но всегда было, не смотря ни на что, главной деталью ее скромного интерьера. Его составляющими стали односпальная, придвинутая вплотную к стенке скрипучая кровать (звуки которой часто заставляли ее долго не засыпать ночью), колючий ковер, который был весьма приятен на ощупь только для Оливии, другие же "обитатели" этого дома считали иначе, а также небольшой прикроватный столик и несколько картин, вечно висящих на стенах. Они висели тут до того, как дети въехали в этот дом, поэтому никому не было известно, сколько же они тут висят. Может быть, даже целую вечность. Оливия никогда не задавалась этим вопросом. Да и наверняка не скоро начнет про это думать. Элефанта разглядывала себя в зеркале почти каждый день. Нет, не потому, что она - самовлюбленная ослица или же какая-нибудь "кривляка" (такое смешное название Клэр дала людям, гримасничающим перед зеркалами). Ее отражение, напротив, ей никогда не нравилось. Не важно даже, как она сегодня себя заплела или же, как оделась. Ей не нравилось просто все, что составляло ее образ = от ступней ног до корней ее огненно-рыжих волос. Девушка даже думала выбраться как-нибудь из этой новой петли и сделать себе новую, более красивую внешность. Вы скажете - безумие, хотя так оно и есть. Она была готова на все, лишь бы не просыпаться каждое утро и не видеть себя в зеркало такой, какая она сейчас. Это тощее, бесформенное тело, некрасивые, впалые щеки и до тошноты яркие зеленые глаза раздражали рыжеволосую. Может, удастся когда-нибудь уговорить Еноха сделать что-нибудь с ней? Нет, к ее огромному сожалению. Он никогда не согласится на этом по двум простым причинам: он не пластический хирург, а всего лишь - кукловод, и он не собирается схватывать очередного скандала с мисс Перегрин по поводу опытов над людьми. Наверное, в этом списке еще есть парочка пунктов, о существовании которых Оливия даже не догадывалась, но ее это, впрочем, даже никогда не интересовало. Она просто думала, что лучше знать то, что подтверждено фактами, или же - показаниями других людей. Но все равно, это дело - остается при любых обстоятельствах - личным. С переездом в новый, трехэтажный дом на окраинах Англии, мисс Перегрин ввела "новые правила" в жизни маленьких, да и более взрослых жителей нового дома для странных детей. Одно из таких - "правило об общении". Оно нравилось, как казалось на первый взгляд, всем. Оно обязывало каждого обитателя дома ежедневно, за несколько часов до перезапуска петли(это время наставало за несколько минут до полуночи), спускаться вниз, в гостиную, где можно было бы общаться на разные темы друг с другом. "В таком большом доме просто никто не должен оставаться асоциальным!" - эта фраза мисс Перегрин засела в голове Оливии, и каждый вечер она заставляла ее улыбаться, стоя напротив зеркала и ожидая, когда же к ней в комнату постучится ее новая, хорошая подруга. Все же, девочкам иногда стоит дружить не только с мальчиками. И Эмма, кстати, стала отличным "прототипом подруги" (как называл всех своих немногочисленных друзей Енох) для такой странной девушки, как Оливия Аброхолос Элефанта. И, соблюдая такое правило, Эмма каждый вечер, когда все собирались внизу, в гостиной, поднималась наверх, на второй этаж, старалась как можно тише прокрасться в комнату к Оливии, но это получалось, признаюсь, не всегда. Ее шаги всегда были тяжелыми и громкими, и все тогда знали, что они по часу проводят вместе, болтая о всякой неважной ерунде. Но вся сущность Блум заставляла поступать ее иначе. Она придумала веселую игру и всегда мечтала когда-нибудь победить Оливию. Но, это было очень тяжело, а все благодаря этим "картонным" стенам. А все-таки, игра становилась интереснее и интереснее, а Эмма становилась все хитрее с каждым вечером, когда она поднималась и направлялась к комнате Элефанты. Прошло много уже таких "игровых" вечеров, они стали складываться не в какое-либо правило, надоедливое и всегда монотонное, а в привычку, приятную, от которой будет так тяжело отучиться. И всегда, когда Аброхолос только услышит, как к ней шагает Эмма, девушка знала, что она с собой несет. Это тоже вошло в привычку, когда Блум с кухни приносила остывший чай. Она всегда ставила две чашки на прикроватный столик и просила Оливию снять одну перчатку и дотронуться кончиком пальца до чашки, чтобы нагреть воду. После такого ритуала вверх неспеша поднимался легкий, сероватого цвета парок. Девушкам это безумно нравилось. Оливия села на свою постель, ожидая, что вот-вот по коридору пройдет ее подруга. Она уже представляла, как после нагревания по комнате разлетится приятный пряный аромат корицы или свежего, сочного апельсина, которые так приятны ее обонянию. Запах разлетался по всей комнате и даже выходил за ее пределы, просачивался сквозь щели в соседние две комнаты, что находились по бокам. Сосед слева, - Хью, - был не против, когда в его комнате царит самая настоящая терапия ароматами. Его это даже радовало. Он говорил, что его пчелам очень нравится этот сладкий аромат. Но того, кто находился по другую сторону, эти запахи не доставляли никакого счастья, только "портили формалин". И, когда после очередной болтовни "ни о чем", Енох сдержанно стучался к ней в комнату, Оливия уже догадывалась, что он вновь пришел жаловаться на то, что этот едкий запах, такой противный для него, опять стоит у него в комнате. Оливию это только смешило, хотя она и знала, что на следующий же день он, сидя за своим столом в импровизированной лаборатории, которая находилась на чердаке, выговорит ей все то, что он думает по поводу этих сладостных ароматов, которые так и норовят испортить ему формалин. И это тоже вошло в привычку, как и все посиделки вечером либо у камина, либо на очередном киносеансе Горация, и как Эмма приходила к Оливии в комнату в половину восьмого вечера, принося с собой две чашки остывшего чая.

***

В комнате Еноха царила тишина, впрочем, как и всегда. Он не любил общаться с кем-либо живым изначально. Ему больше нравились живые мертвецы, или же - что-то неживое, которое обрело свою новую, но ужасно короткую жизнь. Они подчинялись ему, поклонялись. Эти существа стали его марионетками, а он - искусным кукловодом. И единственный минус этих созданий заключался в том, что они - не умеют разговаривать. Да и не нужно. О'Коннор наслаждался приятным лязгом железа и тихим стучанием сердца в груди своей куклы. Его любимым запахом стал аромат формалина и машинного масла, которое он иногда сливал с каких-либо механических изделий в поселении. Конечно же, когда его на этом ловили, то отводили к мисс Перегрин, а та в свою очередь устраивала ему самую настоящую нервотрепку. Поэтому парень стал более осторожнее, и впредь посылал на такие "опасные" задания либо Милларда, либо Оливию. Но Миллард не всегда мог быть тем, на кого можно положиться всегда. Он, - в первую очередь, - ребенок, а уже потом - верный помощник. А вот Оливия была как раз тем человеком, кто мог придти к нему на выручку. Всегда. В любое время суток. Енох даже сам того не подозревал, как она, ее поведение, характер вошли в самую настоящую привычку. Он перестал ее замечать. Элефанта вдруг резко, так неожиданно стала его тенью - маленькой, худощавой, бледной тенью, которая, в отличии от обычных теней, появлялась рядом с ним всегда, где бы он ни был. Парень держал в руках зеленую толстую книжку об анатомии. Рисунки скелетов и внутренностей его отнюдь не пугали, а только притягивали, заставляли восторженно разглядывать картинки и придумывать идеи для новых опытов над своими любимыми марионетками. "Если бы здесь сейчас была Оливия, то она бы поморщилась", - насмешливо пробубнил себе под нос Енох, взглянув на стену, к которой была придвинута его кровать. Где-то за этой стеной должна томиться Оливия. Енох почти что наизусть выучил ее расписание, хотя многие из мелких деталей могли иногда меняться. Но парень точно знал, что именно сейчас к ней должна будет придти Эмма, и они вновь начнут свой разговор ни о чем, а он станет их невидимым слушателем. Сидя на своей кровати, он мог отчетливо слышать все, что сейчас происходило в комнате Аброхолос, чем она сейчас занимается. О'Коннор даже знал, в каком месте ее комнаты что стоит. Через стенку от Еноха была точно так же, вплотную, придвинута кровать. Она скрипела так, что парень не мог никак из-за этого заснуть и постоянно грозился передвинуть свою постель к противоположной стене, но так ничего и не сделал. Может быть, не хватило времени, а может быть - и что-то другое. Сейчас девушка сидела на своей кровати, перебирая ногами по колючему ковру. Енох никак не мог понять - почему ей так нравится эта дребедень? Сколько лет уже этот ковер лежит на полу ее комнаты? Наверное, столько же, сколько висят и картины. Целую вечность. Но ни смотря ни на что, каждые семь дней, в шесть часов вечера, как по собственному расписанию, Оливия тщательно вычесывала весь мусор с этого древнего коврика. О'Коннор слышал, как она весело чихает. Это почему-то заставляло его улыбаться. Наверняка потому, что Элефанта чихала очень тихо, точнее - старалась это сделать и ничего из этого тихого и вовсе не получалось. По коридору разнеслись тяжелые шаги Эммы в ее свинцовых ботинках. Оливия усмехнулась и встала с жутким скрипом, затем открыла ей дверь.

***

Эмма вошла в комнату Оливии и поставила на прикроватный столик две чашки. Из них непривычно поднимался вверх легкий парок. Рыжая приятно удивилась, так как Блум всегда приносила только остывший, холодный чай. По комнатке и двум соседним разнесся приятный, сладкий запах. Он не был похож ни на какие другие запахи, которые до этого каждый вечер расслабляли девушек и раздражали Еноха. - Это... - протянула Оливия, вдыхая приятный сладкий запах. Она закрыла дверь и подошла к чашкам, чтобы подтвердить свои выводы. В кружках плескался горячий, цвета помеси темно-серого и бежевого цветов напиток. - ...шоколад!.. - Шоко-лад? - пробубнил себе под нос Енох, убирая книжку в сторону и прислушиваясь. Слышимость в этом доме, как уже было сказано, была как в самой настоящей картонной коробке. Тем более, девушки вели разговор всего лишь через стенку от парня. - Именно! - подтвердила догадки Еноха и Оливии Эмма, взяв чашку в ладонь и сделав первый глоток. Она облизнулась, показывая, как это вкусно, и будто бы призывала Оливию тоже попробовать этот чудесный напиток. - Но откуда? - эти слова будто бы слетели с губ Еноха, но их произнесла Элефанта. Эмма знала, насколько укротительница огня любила всякие сладости, а в особенности - такую редкость, как шоколад. - Мисс Перегрин решила сегодня побаловать младших, - причмокивая, проговорила Блум, - вот и я стянула две чашки этого лакомства, - рыжая слегка приподняла уголки своих бледно-розовых губ и взяла чашку со столика. Приятный запах стал ближе и сильнее. - Не знаю, откуда. Она не говорит, да и незачем. Нам и так все нравится. Веселость Эммы настраивала Аброхолос скорее на угрюмость, чем на схожие с ней чувства. Она даже не знала, почему. Может быть, потому, что она не может поделиться с ней тем, что лежит на ее душе, так как сама не понимает, что это такое. - А еще осталось? - шепотом спросила Оливия, не дотрагиваясь губами до краев чашки, хотя этот прекрасный запах так и манил поскорее испить чудесный сладкий напиток. - Ты это сначала выпей... - недовольно пробурчал Енох, вставая с кровати и убирая книжку на свой прикроватный, захламленный чем попало стол. О'Коннор где-то глубоко в своей душе, пропитанной анатомией, куклами и формалином надеялся, что внизу хоть что-то осталось и для него. - Нет, думаю, что все уже кончилось, - жестоко и быстро оборвала все надежды Еноха о порции горячего, вкусного шоколада Эмма. Оливия сделала глубокий вдох и поставила чашку шоколада на стол, - Ты чего не пьешь? - заметила Блум, слегка толкнув девушку в бок. - Я на ночь выпью, чтобы спалось лучше, - точно так же, тихонько ответила ей рыжая, слегка приподняв брови. - Иногда я тебя не понимаю, Оливия, - Эмма допила свой напиток и поставила пустую чашку рядом с чашкой Элефанты. - Иногда я тоже себя не понимаю... - Оливия обняла себя за плечи и прижалась спиной к стене.

***

Приятный, нежный вкус шоколада напоминал Еноху о тех днях, когда он был маленьким. О тех днях, когда он был живой не только снаружи, но и внутри. Он до сих пор приятно помнил тот день, когда ему было всего лишь десять лет и где-то он словил простуду. Может быть, когда катался с горки без шапки, или же, когда босиком бегал по снегу, который только-только выпал и обрамлял их скромную маленькую веранду. Енох этого не помнил. Воспоминание о том, где и как он смог заболеть куда-то потерялось, а аромат шоколада и нежные мамины руки остались до сих пор в его голове. В лавку на углу улицы, где он вырос, завезли несколько мешков с какао-бобами. Не знаю, где они их выкопали, тем более - зимой, но ребятишек эти люди точно сумели порадовать. Давно маленькие оборванцы некрупного городка не были так счастливы, как в тот день. И, когда температура спала, маленького О'Коннора ждал сюрприз - мама купила несколько какао-бобов и сварила самый что ни на есть настоящий горячий шоколад. Этот приятный запах навсегда отпечатался в его памяти, он трепетно хранит все воспоминания, связанные с мамой. Он запомнил этот напиток, который приятно отдавал больше горькостью, чем сладостью, но он был таким желанным для Еноха, что даже немного неприятный вкус и совершенное неумение готовить такие напитки у его матери остались где-то там, на втором плане. Парень сидел на кровати и продолжал читать книгу об анатомии, но в его голове крутились мысли отнюдь не об анатомических рисунках и не кукловодстве, о чем он обычно думал. Ему было... обидно? Енох это тщательно, старательно отрицал, но безуспешно. Все-таки, он не соблюдал "правило об общении" мисс Перегрин, а, наплевав на все указы, сидел в своей комнате длинными, черными вечерами и читал свои скучные, интересные только ему самому книги. Он это заслужил. Не хотел признавать, но все же... О'Коннор слышал, как дверь в комнате Оливии открылась. Перезапуск петли был окончен, так что Эмма уже преспокойно дремала в своей комнате на третьем этаже. Куда собралась Аброхолос? Парень привстал и убрал темную, вьющуюся прядь волос со лба, чтобы не мешала. Рыжая остановилась около его двери. И Енох, решив придать себе равнодушный к ней вид, улегся на свою кровать и сделал вид, что читает. Он, как можно более сдержаннее, но так, чтобы она услышала, сказал: - Я знаю, что ты там стоишь, - он почувствовал, что девушка вздрогнула и уже пожалел об этой затее, боясь, что она уйдет. - Не нервируй меня, Оливия, заходи. Укротительница огня, словно мышка, проскользнула к нему в комнату. Она стояла, что-то держа в правой руке на уровне своей груди, другой же теребила подол своей недлинной ночной сорочки с неярким цветочным узором. - Я... я принесла тебе... - рыжие волосы свисали так, что в полумраке юноша никак не мог понять, что же держит в руках Оливия. Она мялась, а голос то и дело подскакивал. - Я подумала, что ты захочешь... - Что же? - снисходительно поднял одну бровь Енох, оставаясь все тем же черствым мудаком, каким он был почти что для всех. Но не для Оливии. Она быстрым шагом дошла до прикроватного столика Еноха и поставила на одну из его книжек чашку и вновь вернулась туда, где она и стояла. - Спокойной ночи, Енох... - бросила ему Оливия и выбежала за дверь, оставив Еноха в полном недоумении от происходящего. Он, что-то недовольно пробурчав себе под нос, посмотрел, что же принесла ему Элефанта. На стопке из книг стояла любимая чашка Оливии, с большим, ярким цветком. Она всегда любила что-то яркое. Он это отлично знал. В кружке еще плескался от прикосновений рыжеволосой нетронутый никем горячий (хотя, уже и не очень) шоколад.