Не будет никогда... Часть вторая.

Воскресенье… Замечательный вечер, не правда ли? Особенно если весь день вы проклинали невыносимую жару, из-за которой рубашка то и дело липнет к телу, а оно, в своё время, тратит все оставшиеся силы на то, чтобы вы не сгорели заживо. Это всё с собой принесло жаркое июльское солнце, забыв прихватить хотя бы воспоминание о ветре. Не спасают ни стены многоэтажек, ни кондиционеры, ни даже прохладное море, омывающее песчаные пляжи. А ведь многие стараются спастись именно там, укрывшись в тени зонтика, прильнув губами к быстро тающему, но ещё холодному шарику мороженого, постепенно стекающему по краям вафельного стаканчика. И после всех этих мучений вы с наступлением первых сумерек спешите домой, застреваете в пробке, где снова поджидает эта невыносимая жара… Да, для кого-то это конец прекрасно проведенных выходных, а для кого-то — начало замечательного времяпрепровождения. То есть жаркие пляжи и долгие часы в пробках сменяются жаркими помещениями офисов с не менее долгими часами в пробках всё в тех же машинах. На фоне всего этого помещение, которое описывается далее, кажется настоящим Раем. Прохлада, хранящая свои силы везде — в прохладном бетонном полу; в стенах, выложенных плиткой, которую уже было сложно рассмотреть за роскошными граффити уличных художников эпохи очередного возрождения; в колоннах, подпирающих потолок, который ничуть не отличался от бетонного пола… Разве это не Рай в такое адское время? Ах, да, и ещё одна маленькая, но очень важная деталь, без которой эта замечательная картина не была бы полной. Это люди. А вернее — их отсутствие. На перроне стояла одна-единственная девушка. В тонких длинных пальцах у неё был небольшой чемоданчик, который она держала обеими руками перед собой. Она слегка покачивалась взад и вперёд, то и дело ударяясь коленями о коричневую ношу, от чего чемоданчик слегка подпрыгивал, а затем снова возвращался на место, подставляя всё ту же многострадальную щеку для очередного удара. При каждом подобном движении светло-голубое платье девушки, подпоясанное коричневым пояском под цвет чемоданчика, колыхалось, от чего её фигура в полумраке подземки казалась немного расплывчатой, и даже туманной. Послышался отдалённый звук, и на мгновение показалось, что это ветер, который был заточён в подземелии уже несколько недель, наконец-то вырвался на волю и спешит спасти всех и каждого от этой невыносимой жары. Девушка наклонилась вперёд, предвкушая долгожданное зрелище, но, слегка разочаровавшись, снова стала ровно. Через несколько секунд перед нею остановился поезд, гостеприимно отворяя свои двери для редкой в столь сложное время гостьи. С полминуты двери настойчиво не закрывались, ожидая, когда же нерешительная посетительница всё же сделает выбор, а затем, так и не дождавшись, закрылись и, поддавшись судьбе, понеслись в поисках тех, кто оценит их усилия. В подземке снова воцарилась тишина, изредка нарушаемая жалобным вздохом отлетающего в сторону чемоданчика, получившего очередную пощечину. А девушка уставилась на рельсы, пробегающие параллельно одна другой. Странно, неужели и жизнь людей похожа на них? Каким-то линиям суждено пересечься, может даже, срастись воедино. А какие-то так никогда и не встретятся, как бы близко друг от друга ни проходили. А ведь судьба-то у них, по идее, одна. И, даже не подозревая о том, что стоит протянуть руку, и ты почувствуешь самого родного и близкого тебе человека, люди живут, убиваясь от одиночества. Так же и с разговорами. Ведь найти близкого человека — это ещё не всё. Надо, чтобы и то, о чём вы говорите, срасталось и переплеталось. А ведь как часто бывает, что люди говорят об одном и том же, а так никогда и не могут понять друг друга. И не потому, что не хотят, а просто потому, что не могут. Не суждено их мыслям, выраженным в словах, пересечься… — И хорошо же вам… Послышался очередной шум поезда, когда девушка опомнилась и обнаружила, что стоит уже на самом краю безопасного бетонного пола. Она огляделась. Вокруг никого не было. Значит, показалось. Просто, видно, она хотела сейчас услышать что угодно, лишь бы понять, что она не одна, вот слух и поиграл с её легко поддающимся в эти минуты воображением. Очередные дверцы, приглашая войти, распахнулись, но девушка, кажется, и не видела их вовсе. Она напряжённо о чём-то думала. Лицо меняло своё выражение, как маски. Большие карие глаза наливались слезами, которые высыхали уже в следующую секунду, потому что на лице проявлялась растерянная, безумная улыбка. А затем, не дав глазам забыть о водных процедурах, лицо становилось каменным, непроницаемым, холодным. А решимость, которая вдруг излучалась всем её существом, могла бы напугать и сбить с толку даже видавших виды безумцев. — Вы даже не представляете, как я вам завидую, — послышался уже знакомый голос, как только шум поезда опять стих. На этот раз девушка поняла, что это не слуховые галлюцинации. Но, обернувшись, она опять никого не увидела. — Не пытайтесь, не стоит, — голос отдавался эхом, разносясь по всему помещению. В любое другое время девушка испугалась бы, но сейчас ей было уже как-то всё равно. Она уже решила, что с ней будет, а как это будет, уже не имеет значение. Может, даже и лучше, если её убьет какой-то грабитель. Это хоть не будет звучать так позорно для окружающих… — Кто вы? — Тот, кто вот уже полчаса наблюдает за вашими неудачными попытками сказать жизни «прощай», — голос звучал ровно. Вопреки ожиданиям, в нём не чувствовалось ни капли насмешки. — Вы упустили вот уже шестой поезд, а ведь скоро метро закроют. Что вы тогда будете делать? — С чего вы решили, что я… — Хотите попрощаться с этим миром? Если бы хотели уехать, вы бы это уже давно сделали. Девушка снова повернулась к рельсам. А может, она всё же не хотела, чтобы ей сейчас помешали?.. — Я уже всё решила, не пытайтесь меня остановить. — Да я и не пытаюсь, — заверил её бесплотный голос. — Я просто искренне вам завидую. Вы можете позволить себе такую роскошь, в то время как многим это никогда не будет дано. Роскошь? С каких пор такой шаг считается роскошью? Да она просто бредит. Это всё ей просто кажется, вот и приходят в голову всякие нелепые мысли. Это она сама же себя и пытается остановить. Но она решила. Решила, и какие бы мысли сейчас ни приходили ей в голову, она не отступится от своего. Не на этот раз. — Вот я, к примеру, никогда себе это не смогу позволить. Слишком много от меня зависит, и слишком явно я это понимаю, хоть скрываю это от всех. В частности, стараясь скрыть и от себя… Но, как вы уже догадались, это не всегда удается, — голос зазвучал чуть мягче, произнося последние слова. — Что же вам мешает? — То же, что, вероятно, сейчас мешает и вам. Вы ведь неспроста тут стоите вот уже несколько десятков минут, теряя возможность привести свои планы в действие? Нет, не подумайте, я не считаю, что вы боитесь. Просто вас что-то тут держит. Вот и меня… Только не что-то, а кто-то. Моя семья, если быть точнее. У вас есть семья? Девушка ответила не сразу. «Нет» — первое, что пришло ей на ум, но ведь это же не так… — Отчасти. — Странное определение. Ну да ладно. Раз хоть так, то вы меня поймёте. Так вот, я привязан в этой жизни к каждому из них. Как бы я иногда их не навидел, как бы ни желал больше никогда их не видеть. Но я их люблю, а это ведёт меня тонкими ниточками к ним и привязывает намертво. Крепче каната. И я понимаю, порвётся эта тоненькая ниточка, порвётся и часть их крепежа к жизни. Странно… Как странно иногда можно выразить свою привязанность к родным людям… Почему эти слова так быстро тронули её душу? А ведь она об этом никогда раньше и не думала. Девушка не сводила глаз с рельс, всё так же мирно покоящихся перед нею, ждущих, когда новая струйка жизни пройдётся по их венам. Рельсы… Их всегда две. Две непересекающиеся непрерывные линии, которые всегда рядом, но при этом почти всегда одиноки, не считая тех редких секунд счастья, когда они пересекаются с другими столь же непрерывными линиями. А ведь если не было бы одной из них, эта жизнь никогда бы и не появилась на пороге, принося с собой прохладу, шум, ветер… Послышался очередной знакомый и ставший уже привычным звук, который нёс с собой приближающийся поезд. Девушка на мгновение закрыла глаза и почувствовала, как что-то обхватывает её лицо, не давая глазам вновь открыться. Она хотела дёрнуться, но не сделала это. Почему? Сама не поняла. Просто так надо было. Ей так показалось правильнее. За последнее время ей мало что таким казалось. Правильным. Но всё же… — Я облегчу вам этот шаг. Теперь вам не придётся смотреть смерти в лицо. Просто сделайте шаг вперёд, и всё будет кончено, — на этот раз голос звучал совсем близко. Она даже чувствовала тёплое дыхание собеседника на своём плече. Нет, он не бесплотен. Присутствие живого существа ни с чём не сравнишь. Его всегда чувствуешь. Это необъяснимо. Но ощутимо… И вот это ощущение начало удаляться. Постепенно. Медленно. Шум поезда ушёл куда-то вдаль, а секунды тянулись так медленно, как будто кто-то нажал на стоп-кадр. Но аппарат уже настолько старый, что может лишь очень сильно замедлить движение героев немого кино. И, когда голос зазвучал вновь, он был уже опять на безопасном расстоянии. — Ну, а если вы всё же пропустите и этот поезд, я буду считать это вашим обещанием, что будете стараться жить, как бы ни хотелось умереть, — последние слова были еле слышны, потому что их попытался унести куда-то ветер, принесённый ещё одним поездом. Девушка затаила дыхание, медленно приложила ладонь к лицу и, сорвав тряпку, закрывающую взор, сделала шаг — прямо в гостеприимно раскрытые двери уже успевшего подъехать и остановиться поезда. Уже через мгновение поезд мчался по венам подземного города, жизнь которому дают маленькие тоненькие непересекающиеся линии. Они дают жизнь, но могут её и отнять. Но только не у неё. Такого не будет никогда… Запоздалая пассажирка сжимала в руке красную повязку. Кусочек ткани, который теперь всю жизнь ей будет напоминать, для чего стоит жить и ради чего стоит бороться…