Наизнанку

      — Да, Миро, привет. Не, у нас все хорошо, — улыбается девушка в трубку, запрокидывая назад голову.       Органик понимает.       Он вообще часто её понимает даже без знания языка       И сейчас он понимает, что она лжет, даже не зная суть разговора. Слишком неестественно приподняты уголки губ. Она даже не заботиться о том, чтобы быть убедительной перед Трэвисом.       Плевать на Трэвиса.       Важно, чтобы ничего не узнал Федоров.       /как будто потом он ничего не узнает/       — Не, родной, даже не думай. Ну, Миир, — она смеётся. Смеётся, массируя виски и чуть морщась от боли.       Флитвуд молча кидает ей таблетки. Девушка ловит, продолжая о чем-то говорить с Федоровым, но теперь благодарно-вопросительно смотря прямо в глаза Трэвиса. Мужчина хмуро кивает и устало прикрывает глаза, понимая, что сегодня он вымотан на полную.       Впрочем, он по жизни вымотан на полную.       Ненависть к людям приобрела у него характер безразличия. А безразличие стало тоской.       Все вывернулось наизнанку.       И к этому человеку Оксимирон отправил свою практически сестру? Сначала Трэвис подумал, что гость из-за границы шутит. Блять, да кто в здравом уме решит оставить близкого человека Флитвуду. Даже если никаких других вариантов нет. Впрочем, откуда же он знал.       Ты же сам согласился.       Ладно. Он действительно согласился сам. Зачем? А хуй знает. Интересно? Или скучно? Скорее, второе.       Дыра засасывает сама себя.       Вы такое видели?       Нет.       А вот Флитвуд чувствует каждый день. Каждый блядский день продолжается заново. Уроборос.       Она же приехала к нему совсем другая. Светлая, наивная девочка, любящая цветы и неоновые надписи. Сходила с ума при любом выходе на улицу, все было для нее в новинку и в диковинку. Признаться, даже Трэвис почти научился искренне улыбаться.       Что же теперь?       Теперь она сидит на «своём» кресле, подобрав под себя ноги, одетая во все тёмное, спизженое, в большинстве своём из старых вещей Флитвуда, и несёт Мирону какую-то околесицу, делая вид, что осталась прежней.       Все мы делаем вид, что мы прежние.       Каждую секунду.       Каждой мгновение.       Она бросает телефон куда-то на стол и смотрит на Флитвуда, упираясь в него взглядом и не моргая, чуть дышит. Она словно держится за его бездну, не желая падать в свою.       — Мирон сказал, что на днях приедет за мной, — абсолютно безэмоционально.       Боже, Трэвис, ты, блять, самый настоящий садист. Ты превратил бедную девочку в бездушное существо. Ты загнал её в ловушку построенную для тебя. Ненависть булькала во внутренних пробирках, но наружу в итоге выходили лишь терпкие, горьковатый пары безразличия, смешанного с привычкой и чувством собственничества.       Мразь.       — Полагаю, тогда у нас не так уж и много времени.