***
– Ты серьёзно собираешься это произносить перед всем стадионом? – Ваня переводит насмешливый взгляд с листка, подобранного со стола, на Мирона, который быть отвлечённым вовсе не жаждет. Тот только хмыкает в ответ и разворачивается спиной, продолжая что-то упорно строчить карандашом. – Сказал бы Жене или Мамаю, они бы что-нибудь придумали. Кому нужны твои искренние благодарности и нравоучения? Ваня небрежно отбрасывает бумагу в сторону; он считает, что вопрос риторический, а Мирон неожиданно воспринимает его провокацией. – Ты повзрослеть не пробовал, Евстигнеев? – вдруг отчеканивает он и отрывается от сверхглубокого текста, в котором слова «политика» и «патриотизм» встречаются если не каждым вторым, так пятым словом точно. – Вот сейчас не очень понял, – продолжает беззлобно улыбаться Ваня, уже скорее по привычке. Мирон ещё больше закипает: напускное легкомыслие внезапно перестаёт быть привлекательной лёгкостью, за которую он его так ценит. – Конечно, это же не по сцене скакать, что даже лица твоего не видно, – понимает, что зря вспылил, но извиниться не успевает. Ваня, не опуская уголков губ, послушно выходит, оставляя Мирона вновь одного. К вечеру ситуация откровенно накаляется: текст не дописан, Ваня не прощён и, скорее всего, не простил. Ходит весь неуместно счастливый, чуть не светится, как улыбка его «монстра».***
– Ты поговорить не хочешь? – Мирон хочет себе по лицу заехать, потому что звучит как «тебе пора бы извиниться за то, что я на тебя наехал». – Могу послушать, – сдаваться в этой битве Ваня не намерен. Ему сегодня уступать звёзды не велят – сегодня он провокатор. – Ты ведь знаешь, что я утром не то имел в виду. Повисает пауза: Мирону неловко, потому что он ожидает поддержки и участия в диалоге, а Ваня готов только монолог его выслушать да проучить немного. Нравится доставлять другим неудобства, проблемы и головную боль? И сам, будь любезен, пострадай немного. Видимо, он слишком доволен, что его урок оказывается действенным, потому что Мирон обиженно продолжает: – Чё улыбаешься-то? Может, ответишь? – А я, пожалуй, поулыбаюсь. Не всем же с недовольным видом перед собственным концертом ходить, кто-то и счастливым хочет быть, – в очередной раз хмыкает Ваня, улыбку натягивая до предела, но вполне искренне, и уходит прочь. «Жаль, что ничего под рукой нет, а то запустил бы», – думает Мирон про себя. Ему последняя Ванина фраза кажется уместной и ёмкой, Ваня себя винит за подлость, но оправдывается тут же: по сцене он тоже не просто так скачет.***
Селфи на фоне зала быстро щёлкают, и Ваня со сцены убегает быстрее, чем танцпол в гардероб, всё в тех же воспитательных целях. Он чувствует себя удовлетворённым на все сто – настолько же уверен, что тур останется успешным до самого конца. Выдохшийся и лёгкий, как пёрышко, он готов прямо сейчас рухнуть в кровать, и нет ему дела ни до какого Фёдорова. Ну, может, самую малость. В гримёрке он быстро швыряет вещи в рюкзак, надеясь успеть слинять и слиться с кем-нибудь, но Мирон в скорости мысли и действия преуспевает. Ну да, «голос-то окончательно сорвал», так что ни о каком выходе на бис никто просить не стал. – Вань, поговорить надо, – произносит он в этот раз без надрыва и обиды. Теперь его голос звучит возбуждённо, впрочем, Ваня это уловить не успевает. С этих слов до Мироновых дрожащих рук, сомкнутых у него за спиной, и сухих губ, тянущихся к нему, проходит едва пара секунд. Ваня отбрасывает рюкзак куда-то в сторону и без промедлений отвечает. Только глаза предусмотрительно закрывает, чтобы запомнить лучше. Он чувствует, как шершавые ладони касаются его лица, а затем опускаются по шее до ключиц. Сердце резво напоминает о себе, включая в голове индикатор «Какого хера?», заставляя его резко отстраниться. Мирон удивлённо смотрит на него и тут же начинает смеяться. Ваня снова улыбается в ответ, понимая, что его застали врасплох, и ни одной полноценной мысли он сейчас выдать не в силах, потому что привкус губ Фёдорова ещё слишком силён. – Так что там насчёт поговорить? – растерянно переспрашивает он, по привычке взъерошивая волосы на затылке. – Думаю, мы оба усвоили свой урок. И настало время побыть счастливыми, – отвечает Мирон и снова подтягивается ближе.