Лавочка

Стэн чувствует, как под ним прогибается доски одной из самых старых лавочек возле главной площади, построенной когда-то в городе под именем Южный парк. Он знает, что фонарь всегда мигает, что краска стертая, а из ее кусочков можно сделать конфетти. Так же, он знает, что если провести рукой по самой крайней доске, до примерно пяти сантиметров от конца, можно прочувствовать нацарапанную надпись «Стэн + Кайл = лучшие друзья навсегда». Ну да, Кайл его самый лучший друг. Есть еще конечно Кенни... Но он как младший брат, которого никогда не было. Стэн любит заботиться о нем. Менять разноцветные пластыри на царапинах и синяках, делится обедом и подбрасывать доллар или два в злополучную парку. Он даже научился шить от Венди, что бы закраивать кучу дыр на одежде Маккормика. А Картман... Ну что Картман? Он все еще дикий мудак, которого все терпеть не могут. Которого хочешь забыть при первой же встречи. Которого хочется оттоптать в грязи за все его слова и поступки. Но он все еще дикий мудак, который твой друг. Стэн находит надпись, и в груди разливается причудливыми спиралями и узорами тепло. Вот оно, то что ему дорого. Он никогда не забудет, что на этой лавочке он в последний раз порвал с Венди. Хотя, порвал — громко сказано: они просто говорили. Наверное, взрослеешь — это когда не кричишь на весь коридор «я тебя ненавижу, мы расстаемся», а когда тихонько, под шум из соседних домов, обещаешь не сгубить вашу дружбу еще сильнее. Не вычеркиваешь человека из жизни, а даешь ему другое место. Он помнит, как тогда мимо еще прошел Эрик, с чашкой кофе вместо сырных палочек. Его мамаша, не была бы бабой, если бы не закатила истерику три года назад о том, что не хочет сына инвалида, что бы не умер в 30 от отказа органов и хочет ему лишь счастья. Эрик Картман все еще остается самым мудацким мудаком из всех. Но когда он пошел мимо, с растрепанными волосами, в простых джинсах и черном пальто, купленном скорее всего той же мамой, то Стэн почувствовал, как затряслась старая лавочка. Тряслась она от Венди, чей взгляд был опущен вниз, а руки, если бы могли еще сильнее сжать бедные доски, то переломами их пополам. Он промолчал. Они продолжили шептать друг другу теплые обещания, не зная, что Картман пьет кофе на этой лавочке каждый вечер. Каждый вечер, он покупает у Твиков «один молотый без сливок и сахара» и идет просто сидеть. Сидеть, зная, что каждый вечер, мимо этой лавочки будет проходить Венди Тестабургер, в своих тонких капроновых колготках и теплой курточке лилового цвета. Она состригла волосы, она знает, как красиво они колышутся, когда она ходит? Вряд ли. Эрик провожает ее грустным взглядом каждый раз. А она может даже не замечая, идет в несколько раз быстрее, чем надо было. И Эрик все так же допивает свой горячий кофе, мысленно ругая все это, а в особенности мигающий фонарь. И не знает он, что лампочку, такую вечно мигающую, такую незаменимую, пытались поменять Твик и Крэйг. Первого она так сильно волновала, что Такер не сдержался. Они пошли к лавочке под вечер, купив перед этим сменную лампочку, кажется на 1080 вольт. — И что дальше, Крэйг? Твик на манер заводной игрушки дергался и стучал зубами, не забывая при этом всем телом прижиматься к парню. — Залезем на лавочку и поменяем. — А т-ток? — Осторожно поменяем. При этом, даже метр восемьдесят Крэйга не хватило. Фонарь же, практически издевательски подмигивал, еще больше нервируя Твика. — Стресс то какой! Что теперь делать? Крэйг вздохнул. — Подсадишь? Этого было бы как раз достаточно, что бы стать на один уровень с самим фонарем. — А если... Боже, Крэйг, это у-ужасная идет, т-ты упадешь, а я с тобой и мы просто у-ум... — Тише-тише... Если ты расслабишься достаточно, но при этом не сильно, то не упадет. Естественно, они упали. Прямиком в сугроб, измокнув до костей. Крэйг огляделся. Руки были по локоть в снегу, ботинки неприятно шлепали. А перед ним Твик, в своем грубо завязанном шарфе и снежинками в волосах. Твик тоже взглянул на него. И рассмеялся. Таким чистым, не хриплым смехом. — У тебя... Там снег... На шапке... Крэйг знал, что смеется он не из-за снега на шапке. А из-за снега на сердце. Смеется смехом ребенка, болеющим раком и впервые причесавшим волосы, отросших после химиотерапии. От Твика пахнет горячим шоколадом, потому что Крэйг запретил ему хлебать кофе в таких количествах. Помрет ведь, так и не увидев чего-то больше, чем мигающий фонарь маленького городка... Крэйг чувствует себя ребенком. Он все еще весь в снегу, их коленки соприкасаются в невинном движении и... Крэйг целует Твика. В горячие губы, растянутые в дикой, неровной улыбке. Снег под ними превращается в воду океана... — Стресс то какой. — шепчет Твик. Но не знают они, что под этим сугробом, за старой зеленой лавочкой возле главной площади Южного Парка, закопан клад. Закопан он давно и раскопают его не скоро. У Кенни всегда было мало вещей, которыми он действительно дорожил. Да чего уж там, он и собственной жизнью никогда не дорожил. Поэтому, очень удивился, когда в четвертом классе, Баттерс предложил закопать «капсулу времени». — Положим туда письма самим себе в будущее, а еще какие-нибудь безделушки... Тоже в будущее! — счастливо лепетал мальчик и даже у Картмана не было желания перебить его или сказать что «это чушь собачья, а не затея». Коробка из-под старого мыла была забита карточками Кайла и Стэна, их фотографиями, а также, как приметил Эрик, «очень гейскими и откровенными письмами», браслетами дружбы Лео и всяким другим дерьмом. Когда пришла очередь Кенни, то он бросил лишь письмо. — Серьезно, больше нечего? — как-то грустно спросил у него Баттерс. Голубые глаза всегда напоминали два озера, наполненных наивностью и добротой, такой нужной, такой любимой Кенни. Парень в парке отошел на метр и сорвал четыре маленьких ромашки. — На каждого из вас, — хрипло пробормотал он и отвернулся. Цветы были редкость в Южном Парке. Особенно маленькие ромашки, особенно в конце августа. Может, именно за их редкость Кенни их любит? Почему же, он так ценит именно эти ростки? Потому что его душа сплетенная из ростков крови и ненависти. Из ростков боли и криков, запаха перегара и плача сестры. — Кенни, это было слишком по-гейски, даже для тебя, — хрипит Картман, но коробку закрывает. Они закапывали ее до самой ночи, пока мигающий фонарь не созвал всех домой. Тогда-то, Стэн вспомнил, что ему сделали его первую копию ключей. — А знаешь, что приличный народ Южного Парка делает с ключами и старым деревом? — лукаво спросил его Кайл. Они смеются и выцарапывают «Стэн + Кайл = лучшие друзья навсегда». Они делают еще много чего на самом деле и они хотят, что бы этот город запомнил их. До тех пор, пока будет мигать фонарь. До тех пор, пока будет слезать зеленая краска. До тех пор, пока стоит старая деревянная лавочка, возле главной площади, построенной когда-то в маленьком городке под именем Южный парк.