Warm Places

Его мама сказала, что любит его папу. Они говорили это, когда вешали трубку. Иногда они говорили это, когда расставались на день. Он никогда не слышал от отца слова любви к маме, но Ангус предполагал, что он все же говорит их. Ангус наблюдал за их любовью, изучал ее издалека и слушал в темноте. Иногда он думал, что ему начинает немножко нравиться этот сборник рассказов. Его родители любили друг друга, но никогда не прикасались друг к дружке. Они кричали и били друг друга, когда злились. Они ругались из-за всего и плакали в темноте, когда кто-то из них уходил. Они били стаканы и ходили по стеклам до потери пульса, и со временем их буфет опустел. Но это была их любовь, и Ангус не хотел ничего менять. Иногда они говорили, что любят его. Когда он делал что-то, чтобы его похвалили… что было не всегда: у него это плохо выходило… так бы сказали они. Когда его мать чувствовала себя особенно плохо по какой-то причине, в те дни, когда он не мог ходить в школу, иногда она говорила слова любви, будто пыталась загладить вину. Ангус надеялся, что это не так. Ему хотелось не просто прощать ее каждый день, когда она извинялась. Но он прощал. Может, поэтому она делала это. Вот и все. Так это работало. Он думал, что это любовь. Любовь была криком, битьем стекла, ударами и страхом. Она причиняла боль. Он ненавидел ее. Ангус ненавидел их любовь, в общем ненавидел. Иногда он хотел улизнуть через окно и исчезнуть там, где и любовь пропадет. Куда-нибудь далеко, где не было стекла, не было никакой любви и криков. Ему нравилось представлять себе то место, куда он хочет уйти. Когда он был заперт в темноте, или когда он истекал кровью, он закрывал глаза и думал, в какое бы место он хотел попасть. Высокие здания, хорошие люди. Никто не кричит, а на дверях нет замков, так что всегда есть шанс выйти. Окна, двери и места, где его никто не найдет. Ангус представлял себе теплое место. Где всегда солнышко светило, и никогда не было темно. Оно было теплым, ярким, добрым и не причиняло зла. И тогда он открывал глаза и снова оказывался во мраке. Ангус вспоминал о пульсирующих от боли руках, о кровоточащих ладонях и о своем урчащем животе. Четыре года казались вечностью, четыре года казались такими далекими. Здесь никогда не было добрых людей, здесь все время царила ночь. Он не хотел умирать. Он не хотел уходить. Ангус хотел проснуться и быть хоть где-то счастливым, хотел забыть, что когда-то жил в этом доме, в Поссум Спрингсе, хотел забыть, что солнце заходит за горизонт. Когда боль была слишком сильной, чтобы закрыть глаза и представлять себя где-то далеко, Ангус пробовал другое. Он пытался открыть дверь, звал соседей. Он старался сделать так, чтобы они пришли, помогли ему и отвезли куда-нибудь, где теплее, где лучше. В другое место. Дверь не открывалась до полуночи, и даже тогда его мать хмуро глядела на него, пока он не поднимался на ноги и не спускался по ступенькам вниз. На следующий день она снова заперла его, захлопнула дверь и ограничила в еде. Он прикусил губу и свернулся калачиком, чтобы не шуметь. Он ждал, и ждал, и ждал. Было ощущение вечности, но он знал который час. Он ждал час, и еще, еще, пока не покажутся лучи солнечного света в щелке двери, а он не услышит сверчков и полицейские сирены где-то снаружи. Он ждал дольше, дольше и дольше, пока солнце не встало, а дверь дважды открылась и закрылась. Он был один в кладовой. И Ангус почувствовал, как паника подползала к горлу при накативших к нему мыслях. Неужели она забыла про него? Она никогда не держала его там больше пары часов. Сколько он пробыл здесь? Как долго он будет сидеть со страхом, который полз к горлу, и с тревогой, что проедала дырку в желудке? Неужели он останется здесь навсегда? Неужели он умрет здесь? Ангус сидел, мучился и запаниковал еще больше, когда дверь дважды отрылась и закрылась снова, а солнечный свет снова исчезал. И потом он отключился. Он не покидал чулана, потому что он сидел и пытался вспомнить, как дышать. Он ушел в никуда, позволяя разуму покинуть голову и все тело в целом. Когда он ненадолго пришел в себя, он услышал, как разбилось стекло. Осколок скользнул под дверь кладовой. Ангус поднял его и почувствовал, что снова теряет сознание. Была ночь, когда открылась дверь. Дни в кладовке помечались минутами отключки. Так Ангус уходил в себя, когда мог. Разум покидал его, когда Ангус истекал кровью на полу. Разум покидал его, когда Ангус слышал крики внизу. И разум покидал его, когда Ангус чувствовал, что рука проходила сквозь стену. И все плохое исчезало. К Ангусу возвращался разум, и он чувствовал боль. Он заметил синяки на руках и груди, хоть и не помнил, как его побили. Дверь кладовки закрылась, и он ушел в себя, пока она снова не открылась. Это было как сон. Это было похоже на перемотку плохих частей фильма. И это было нормой для Ангуса.

***

Иногда это случалось, когда ничего плохого не происходило. Это происходило во время обеда, и он приходил в себя, когда прозвенит звонок и выбросит его из небытия. И он замечал Би, которая сидела перед ним, а не рядом, как будто бы опасалась криков и агрессии новичка. Это случалось в классе, и ему приходилось брать конспекты из дневника учителя, потому что Ангус не слушал его. Это происходило, когда он шел домой. Он даже не понимал, что уже пришел, пока не отпирал дверь и не распахивал ее. Ангус был далеко и не хотел возвращаться.

***

Ангус ненавидел любовь. Он ненавидел, как она ранит его. Он ненавидел то, что из-за нее он проливал кровь. Он ненавидел то, что все плакали из-за нее. Он ненавидел то, что она отбросила его на несколько миллионов лет назад. Он ненавидел то, что из-за нее у него бегали мурашки по коже. Ангус не знал себя. Он знал, что он — Ангус. Он знал его адрес, номер телефона и его удостоверение личности, но он не знал Ангуса. Он помнил что-то, но не воспринимал это за свои воспоминания. Если бы он обернулся назад, то не узнал бы личности там. Если бы он не был Ангусом, то он вообще был бы никем. И это было ужасно. Он не хотел любить. Он не хотел Ангуса. Он ничего не хотел, кроме светлого теплого места. Но он даже не подозревал, что такое место существует.

***

Грегг не был любовью. Точнее, не сразу стал ею. Сначала он был помехой. Потом терпением. А потом он стал другом. Почти каждый день он был счастлив, в остальные дни — грустным, а иногда — где-то между счастьем и грустью. Он все время двигался и пил кофе, чтобы успокоиться. Он был хорошим человеком. Он был шумным, но хорошим. Сначала он был устрашающим. Он был достаточно громким, чтобы отправить Ангуса в небытие, и достаточно жесток, чтобы Ангус дрался с ним за дом, но он был хорош, чтобы учиться быть спокойнее, по крайней мере, рядом с Ангусом, и сохранял жестокость к Мэй и Кейси, которые были такими же громкими и жестокими. И, как думал Ангус, именно поэтому он никогда не смотрел на это как на любовь. Оно не причиняла боль, оно не отбрасывало его на миллион лет назад, и он никогда не плакал над этим. Значит, это не было любовью, потому что это было добрым.

***

Грегг превратился в любовь, когда он оказался в теплом месте. Грегг превратился в любовь, когда он стал воздухом для Ангуса, который задыхался годами. Грегг превратился в любовь, когда он стал тихим и спокойным, ведь Ангус никогда не спал по ночам. И Грегг был любовью, когда у Ангуса что-то болело, когда Грегг грустил. Когда Ангус плакал, когда Грегг чувствовал себя как в теплом месте. Ангусу казалось, что его кожа становилась горячее, покрывалась свежими синяками, когда его руку держал Грегг. Ангус не хотел иметь ничего общего с любовью, но она все равно настигла его.

***

Его не было там. Его не было в квартире. Там больше не пахло ванилью. Его не было в их квартире, и Грегга там не было, потому что Ангуса тоже не было. Ангус уже давно был в том месте, где его тело болело, а он чувствовал усталость и все время задыхался. Где руки залезали туда, куда не надо, и мысли об этом заставляли Ангуса чувствовать себя больным. Его не было здесь, но он был где-то. Он чувствовал запах сигаретного дыма, и он слышал, как шипел телевизор, а мать плакала в гостиной. Он чувствовал древесину под собой и как стягивает ребра, когда забывал, как нужно дышать. Его не было там. Его не было где-то. Его разум просто уплыл, и он чувствовал себя неважно. И Ангус учуял запах ванили. Он почувствовал нежность и услышал радио на кухне, звуки которого разносились по другим комнатам. Он снова жалок. Глаза наполнились слезами, и он едва мог дышать. Пока он не стал задыхаться, горбиться и выбрасывать воспоминания из головы. Грегг выглядел взволнованным. Ангус ненавидел, когда Грегг смотрел на него с тревогой в глазах.

***

Иногда они говорили обо всем этом. Они болтали об овцах и чуланах, об охоте выйти и уехать куда-нибудь за тридевять земель. Они говорили о боли, тоске, об ощущении дыхания, жизни, смерти и бытие. Но они никогда не говорили о руках, которые ползли туда, куда не надо. Они никогда не говорили о тяжелой ладони, сжимающей бедра. Они никогда не говорили о том, что чувствуют себя больными, как не могли дышать из-за воспоминаний о насилии. И они никогда не говорили о том, чтобы лежать ночью с открытыми глазами и ненавидеть то, что они не изменили в себе. Это было не совсем нормально, но это было хорошо. Это не было идеально, но было тепло.

***

Оно никогда не исчезнет. Ангус всегда чувствовал синяки и боялся темноты, ненавидел голод и чувствовал, как ладони сжимают бедра. Оно никогда не исчезнет. Грегг ненавидел кровь и домашних животных. Он не спал ночью, мечтая изменить себя. Было тепло, пахло ванилью, и они были в порядке.

***

Грегг включил свет в комнате. Он ничего не сказал, поэтому Ангус тоже это никак не прокомментировал. Они оставили свет включенным на всю ночь и открыли дверь, чтобы свет с кухни тоже проникал в их комнату, и, когда Ангус чувствовал нарастающее напряжение, он просто открывал глаза, чтобы найти свет и почувствовать тепло от свернувшегося клубочком парня, который говорил ему, что он здесь, а не там. Ангус прислушивался ко всему, пока Грегг не засыпал. Он любил тишину и покой, чувство приходящего сна. Он ждал, когда Грегг уснет, и если его дыхание не исчезнет, значит, они останутся вместе. И Ангус расскажет ему о том, что узнал за целый день. Или они поговорят об играх, в которые играл Грегг, пока не уснет. Ему было спокойнее от того, что Грегг никогда не был один со своими мыслями.

***

Иногда солнце заходило за горизонт, но в их комнате были рождественские огни. Иногда становилось темно, но никогда не было холодно. Их двери не были закрыты, не было замков. И в их комнате пахло хорошо, будто ванилью. Было тепло и светло, и это было хорошо. Грегг был хорошим. Жизнь была плохая. Все нормально, предполагал Ангус.