Descendent of the Rose

Абсолютно прозрачные, узкие и традиционно высокие бокалы. Дорогие изысканные блюда. И двое мужчин, сидящих друг перед другом при множестве свечей. Первый силуэт — плавный, изогнутый, подобно волне. Тонкая белоснежная рубашка с пышными кружевными манжетами, дополненная спереди жабо, и поверх яркая, шелковая с дорогой вышивкой веста, а в завершении — не менее роскошный жюстокор. Светлые волосы закручены в аккуратные кудри, уже не первый десяток лет едва спадающие с плеч, благородная белизна кожи и безупречная, как казалось, улыбка, которая придаёт ещё большего шарма общему виду. Сегодня Камиджо выглядит как всегда дорого, дабы соответствовать своему титулу истинного Аристократа. Напротив — причина сего свидания, Графиня, из не менее богатого рода, Кагеяма. Мужчина красотой подобно самой хрупкой, фарфоровой статуэтке, которые хранят только за витриной, в парадном платье с фижмой, с которой свободными складками спадала юбка, что очень дополняло хрупкость плеч и округлость бёдер, таких прекрасных, но несвойственных мужчине. — Выглядите великолепно, —демонстрируя вновь ровные, неестественные зубы и хорошо отточенные манеры, мужчина украдкой старается рассмотреть вновь и вновь уже столь полюбившиеся черты этого кукольного личика, обрамлённого тёмными, тяжелыми прядями волос, и с шоколадного цвета глазами; украдкой , чтобы не показаться невежливым по отношению к человеку знатного рода. — Отставь формальности, Юджи. Мы наедине, — этот нежный голос— словно капающий нектар, а звуки, сорванные с пухлых, приоткрытых губ, напоминают столь мелодичное мурчание, которое окутывало разом все вокруг, что собеседник практически забывается, в порыве, через весь стол, как невидимую преграду, хватая возлюбленного за обе руки. —Жасмин…— он все ещё боится произнести настоящее имя, боится, что подслушают и их мигом разделят по разные стороны богато—украшенной комнаты.—Я скучал… Я боялся, что ты не придешь. — О, святая Мария! Ерунда, это такая ерунда. Ты же знаешь. В этот вечер, как и все предыдущие, которые сначала были загнаны в рамки ненужных для них формальностей, Камиджо хватило всего лишь жеста. Всего одного, чтобы уже через минуту, отставив все блюда, они поднимались вдвоём по широкой лестнице, а затем — шли по коридору в сторону их спальни. Всего одного, чтобы через считанные секунды срывать с возлюбленного надоевший расшитый дорогими нитями корсет и буквально сдирать прозрачными ногтями длинные метры ткани, скрывавшие все изящество в полной мере юной графини.  — Юджи, какое же бремя ты несёшь на своих плечах, будучи вампиром?.. — Все легче, чем кажется, по крайней мере пока об этом знаешь лишь ты. Это просто потребность искать жертву, когда считаешь нужным, чтобы утолить голод. Однако, иногда это затруднительно. . .если жертва так сладко стонет, как ты. . . — любовные игры с примесью укусов. Больше острые, чем просто длинные, клыки разом прокусывают нежную, бархатистую кожу на шее Кагеямы. Это не было утолением обычного голода, или просто получением эстетического удовольствия от капель багрового цвета на их постели. Это было всем сразу. Однако боль от подобного « поцелуя Дьявола» была сведена к минимуму, даря больше нежных ощущений, удовлетворяющих обоих разом. Укусы по телу Жасмина— что-то интимное, только между двоими, их секрет. Он любил кусать графиню во время нежного секса, медленно, дразня и растягивая наслаждение, но достаточно глубоко погружая клыки в шею. Запах крови, запах секса, запах разврата в спальне— это то, что сводит с ума, доводя до грани. Тёмно-коричневые волосы раскиданы по многочисленным подушкам, лихорадочный блеск в глазах и лёгкий розовый румянец пухлых губ, отчаянно пытавшихся поймать хоть глоток воздуха. Поцелуи до изнывающей боли в скулах, наполненные животным желанием, прикосновения тёплой кожи с неким великолепием, элегантностью к более бледной и прохладной, сплетение двух тел в быстром темпе— этого достаточно, чтобы каждый из них дошёл до своего пика и ощутил хруст костей в собственном теле. Юджи всегда смотрел на него так, словно Ю был бутоном самого прекрасного, только распустившегося цветка. Он украдкой продолжал изучать каждый сантиметр его лица, этих нежно-алых щёк и прекрасных губ, при этом собирая внутри себя все воедино, чтобы сдержать слезы радости, и дальше продолжать говорить о своих чувствах по большей части взглядом, сжимая руку того в своей, словно грея и оберегая ото всех. Скупой на слишком громкие, безрассудные слова любви, сейчас молодой аристократ позволил себе эту слабость, чувствуя, что все же время пришло, но мысленно всё также моля быть только его и дальше, ведь это не то, о чем Камиджо когда-либо попросит в слух, вопреки всему.

***

Ловко проникнувшие в комнату лучи освещают сидящую в кресле выдержанного стиля рококо плавную фигуру, скользя поверху и меж его длинных локонов. Нежен, как самый настоящий цветок жасмина. Но сладок как мёд. — Черт бы тебя побрал, Юджи! Они даже на бёдрах.—шуточно начал молодой мужчина, получше кутаясь в чужой мягкий халат, словно пряча то, о чем он и говорил ранее, и оборачиваясь в три четверти, понимая, что любовник уже принёс в гостиную две чашечки доверху наполненных бергамотовым ароматным чаем. — Секс без укусов—это не секс, ты же знаешь.