Дезинсекция

Слэш
PG-13
Завершён
167
автор
Размер:
6 страниц, 1 часть
Метки:
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Награды от читателей:
167 Нравится 11 Отзывы 17 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
      Дэниелу он сразу не понравился. Это была неприязнь сродни той, которую испытываешь к мелкой злобной псине дружелюбного соседа, про себя удивляясь, как тот вообще мог завести нечто подобное. Смутное чувство, что кто-то еще, помимо него, пытается контролировать дела в Лагере.       Он решил временно отойти от дел после инцидента в общине; Дэниел занимался исключительно денежными махинациями, но самоубийство одного из членов секты привлекло внимание к каждому из них. Он искал глухую, удаленную местность и в результате остановился в Вершинах; листая местную газету, он наткнулся на вакансию вожатого в местном лагере. Чем не прекрасная возможность залечь на дно? Почти безлюдное место, красивая природа; неокрепшие, а потому не представляющие опасности умы и головы. По большей части. Один подросток («Ты, должно быть, Макс?») в первый же день вызвал у него постыдное для взрослого человека ощущение, что его видят насквозь. Он в упор разглядывал его неприятно умными глазами, пока жизнерадостный вожатый — Дэвид, кажется — чуть ли не устраивал праздник в честь его приезда. Парень излучал чистое, настоящее недоверие, но Дэниел знал — стоит добиться расположения большинства, чтобы вытравить одну-единственное антипатию. Это он умел.       Что нужно подросткам с целым букетом странных увлечений и фобий? Внимание и принятие, точнее, их иллюзия. Умилиться облезлым котятам, хлопнуть по спине мечтающего полететь в космос дурачка, похвалить бездарные картины, нелепые трюки, сыграть в скучнейшую настольную игру и наступить на горло своей гордости, если мелкий умник с видом профессора вещает что-то про науку. Дети ли, взрослые — стоит лишь зажать нужную струну, и они послушно выстраиваются в ряд за новой порцией похвалы и одобрения. Вот и хорошо. Значит, он в форме. Еще месяц, и необходимость скрываться отпадет. А пока можно наслаждаться лесным воздухом и детским вниманием. Тем более, кроме кэмперов был еще и вожатый.       Дэниел был искренне впечатлен энергичностью Дэвида в первый же день; тот так активно хлопал каждого по спине за бездарные картины и не только, что оставалось лишь диву даваться. Когда после первого рабочего дня Дэвид зашел в комнату вожатых и с той же улыбкой и точно так же хлопнул по плечу Дэниела, говоря что-то воодушевляюще-торжественное, тот даже решил, что Дэвид заработался и не в своем уме. Дэвид не притворялся и не играл, он обладал редким энтузиазмом и искренней верой в, кажется, любые начинания. Дэниел невольно представил его в своем деле; заполучить такого воодушевленного и энергичного сторонника в общину было бы подарком.       Было одно важное «но». Дэниел занимался плохими вещами, а Дэвид был хорошим. Хорошим мальчиком, который никогда не согласится с плохим, если только в нем что-то не треснет и не сломается. Дэниел этого не хотел, потому что умел ценить некоторые вещи даже тогда, когда не мог их использовать.       С сожалением осознавая, что посвятить Дэвида в тайны культа и общины у него не выйдет, он все равно не мог не наслаждаться его присутствием. Дэвид был привлекательным, веселым, милым; его так и хотелось ущипнуть или сделать с ним кое-что похуже. Он решил не торопить события, остановившись на красноречивых улыбках и взглядах, в которых всегда преуспевал; в один из вечеров в его дверь постучались, и он открыл дверь Дэвиду, прямо-таки умирающему от смущения и волнения. Дэвид пришел поцеловаться. Поцеловаться и уйти, но Дэниел его уже не отпустил. Он был не так искушен, как Дэниел, но спортивное тело, которое чутко откликалось на его прикосновения и движения, и забавное желание «быть потише», чтобы не разбудить детей, искупали неопытность. Дэвид был не настолько наивен и не видел в их отношениях чего-то большего, чем летний роман. Это по-своему тронуло Дэниела — Дэвид не походил на любителя кратковременных отношений.       Он чувствовал, что растаял бы, будь чему таять. Когда Дэвид брал его за руку и улыбался, он с тоской понимал, что будет скучать. По-настоящему. Если бы он мог, он бы положил Дэвида в нагрудный карман и забрал с собой; что-то щемящее и сладкое, как патока, затянуло его в себя, так, что мысли о конце лета причиняли ему боль.       Весь этот мед немного горчил. Он кожей чувствовал чужую неприязнь, похожую на паука или клопа, живущего где-то в углу комнаты, невидного, но способного внезапно свалиться сверху на подушку.        В один из первых дней за завтраком он обнаружил на своем столе прошлогодний выпуск одной из газет. Он был аккуратно раскрыт на статье о вымогательстве со стороны религиозной общины. Дэниел пролистал выпуск. Схема была ему более чем знакома. Он обвел глазами общий зал, по которому туда-сюда сновали кэмперы, и встретился взглядом с ним, с этим. Максом. Он стоял рядом с Дэвидом, который за что-то его отчитывал, но смотрел на Дэниела. Это было неожиданно угрожающе. «Я слежу за тобой». В следующий момент парень обратил-таки внимание на Дэвида, который все еще о чем-то вещал, и выражение его лица полностью изменилось. А, вот оно что. Чувства. Ревность.       В открытую доставалось не ему, а Дэвиду. Парень просто из кожи вон лез, чтобы привлечь к себе внимание. Он ругался так, что хотелось вымыть ему рот с мылом, на каждое замечание вставал из-за стола и с грохотом отпинывал ногой стул.       Как-то после очередной из таких выходок он якобы случайно задел локтем Дэниела, когда тот заходил в холл с чашкой кофе в руках. — Извини, — он с удовлетворенным блеском в глазах взглянул пятно на белоснежной рубашке. — О, все в порядке. Я думаю, нам надо поговорить, Макс.       Дэниел указал на выход. Стоило разобраться с этим раз и навсегда — так будет лучше для всех. Парень пожал плечами и вышел из холла следом за Дэниелом.  — Я знаю, что я тебе не нравлюсь, — Дэниел говорил медленно, подбирая слова.  — Это все? мне надо пойти отлить, — парень попытался уйти, оттолкнув Дэниела плечом, но Дэниел его остановил.  — Я тебе не нравлюсь и я знаю, почему.       Голос Дэниела стал вкрадчивым; он опускался до какого-то ненужного уровня, словно собирался тягаться с тем, с кем не стоит. И в чем не стоит. Парень посмотрел себе под ноги и спросил:  — Какой кофе пьет Дэвид?       Вопрос застал Дэниела врасплох. Если честно, он вообще не понял, к чему его задали.       Сначала не понял.       Парень ответил за него:  — С корицей. Он кладет туда этой долбаной корицы больше, чем кофе. Только Дэвид и Никки могут пить такую дрянь в таких количествах.  — Ты делаешь ему кофе уже вторую неделю, — продолжил он, — и ты ни разу не сделал тот, который ему нравится.       Он, наконец, поднял глаза и посмотрел на Дэниела — с неожиданным осуждением и разочарованием.       Вот, значит, как. Что-то внутри Дэниела щелкнуло, закрутилось, и он совершил ошибку, поддавшись тем самым эмоциям, которые так любил использовать, манипулируя другими. Он нагнулся чуть ниже к подростку и тихо, четко произнес:  — Я делаю другие вещи, которые ему нравятся.       Парень качнулся на носках, молча развернулся и ушел. Дэниел стоял на месте, глубоко дыша; испачканная рубашка неприятно липла к телу. Он почувствовал, как кровь прилила к его голове — от негодования и отвращения, но к кому и чему, он не мог разобраться.       Его словно перемкнуло. Он хотел, чтобы крысеныш все понял. Понял, как Дэвиду нравятся те вещи, которые он с ним делает и которые может делать только он. Он стал напорист, оставляя отметины на шее Дэвида, стягивая с него одежду и игнорируя его слабые просьбы подождать ночи; он старался, чтобы Дэвид не мог сдерживать свои обычно приглушенные стоны. Дэниел слышал чужие шаги за приоткрытой дверью — вечером дежурные забирали бланки для уборки и прочего. Дэниел знал, кто обычно дежурит и вертится, где не надо. Знал, кто наверняка все слышал. Каждое его движение несло с собой блаженство от неправильной победы; это было гадко, но приятно, слишком приятно. Часть него говорила, что так нельзя, почему-то нельзя, но он не слышал ее за чужими глубокими вздохами и шумом в ушах.

***

      Дэвид увлеченно следил за тем, как Нерф и Престон приводят в порядок одну из палаток под руководством Дэниела. Ему бы потребовалось полдня, чтобы добиться от них того же.  — Знаешь, Дэвид, ты дерьмовый вожатый, — Макс стоял рядом с ним, засунув руки в карманы худи. — Странно, что ты так долго здесь работаешь.       Он бросил на Дэвида полный обожания взгляд, пока тот все так же наблюдал за работой Дэниела.  — Ты думаешь, Дэниел лучше, Макс? — внезапно спросил Дэвид.       Черт.  — Что? Блин, Дэвид, причем здесь он?  — Я думаю, мне есть чему у него поучиться, — Дэвид, наконец, перевел взгляд на Макса.       Ну что за хрень.  — Черт, Дэвид, да чему ты можешь научиться у этого клоуна? Какого хера он вообще здесь забыл? Я уже говорил тебе, что он нихрена не вожатый!  — Макс, — Дэвид нахмурился, — следи за речью.       «То есть про него так говорить нельзя, да?»  — И ты ведь только что сказал, что вожатый из меня так себе?  — Я сказал, что ты дерьмовый вожатый. А он просто дерьмо, — Макс процедил слова вслух, зная, что Дэвид отошел достаточно далеко, чтобы их услышать.       Это походило на ад.  — Дэниел конкретно запал на Дэвида, — сказала Никки за завтраком. Нил подавился, и Никки сочувственно похлопала его по спине. Больше ни для кого это новостью не было.  — Они спят вторую неделю, — сказала Эред, не отрывая взгляда от экрана смартфона. Неррис хихикнула.  — Да, — кивнула Никки, — но Дэниел стал делать всю эту дэвидовскую муть. Типа сидеть у озера и держаться за руки.       Престон с умилением сложил руки на груди.  — Это круто, — заключила Эред, —жаль, мои родители так не делают.       Макс поднялся со своего места, бросив что-то насчет свежести пуддинга в ответ на вопрос Никки.       В лесу его стошнило.       Он пытался принять это. Его принятия, его мыслей о том, что — главное, чтобы Дэвид был счастлив, хватило на день. Он увидел, как Дэниел обнял Дэвида со спины — он не шпионил! он просто оказался рядом — и до крови расцарапал себе ладони какой-то корой или железкой, которая подвернулась под руки.       После разговора с Дэниелом он послал к черту любое принятие и понимание. А потом он зашел забрать бланки и услышал это. Он в кои-то веки действительно шел забрать гребаные бланки, а не караулить Дэвида после рабочего дня, чтобы сказать что-нибудь этакое, что придумывал целый день. Он пришел и услышал и — он знал, конечно, знал, но словно надеялся, что все не так и всем кажется и Дэниел все выдумал, чтобы его позлить, совсем как Макс хотел позлить Дэниела. Он возбудился, но не испытал приятных эмоций: реакция тела перекрывалась гадливостью и отвращением.       Он больше так не мог. Дэниелу в Лагере было не место. Он кое-что отыскал в сети и сопоставил информацию: вероятно, у Дэниела были проблемы с законом. Но если бы Макс сообщил о них, Лагерь могли закрыть, а этого он не хотел. Он не спал всю ночь, лежа с тяжелой головой, которая, кажется, могла продавить подушку и землю под палаткой. Он очень, очень хотел лишь одного: чтобы Дэниел исчез. Он почти молился об этом.

***

      Пацан угомонился, перестал донимать Дэвида и пинать стулья. Правильно. Нечего лезть в постель к взрослым, даже если они причина твоих влажных снов. Иногда Дэниела накрывала волна стылой неприязни, но они оба старались держаться подальше друг от друга, точнее, парень наконец-то стал держаться подальше от них с Дэвидом. Дэниел почти привык к такому перемирию, если оно вообще могло существовать между ним и каким-то сопляком, заходящимся в своей пубертатной трагедии.       Поэтому он не ожидал увидеть его через несколько дней у его двери — их с Дэвидом двери. Было уже достаточно поздно. Парень и раньше околачивался здесь по вечерам, чтобы наткнуться на Дэвида и выкинуть что-нибудь у него на глазах. Парень держал в руках листы бумаги, какие-то распечатки. Увидев Дэниела, он напрягся — по всей видимости, ожидал увидеть Дэвида, который проверял костер перед отбоем.  — Что ты здесь делаешь?       Парень молча взглянул на него с затравленной решимостью, сминая листы бумаги в руках.  — Слушай, …Макс. Тебе что-то нужно?       Макс стоял на месте, глядя куда-то мимо Дэниела, избегая его взгляда; его пальцы отчаянно вцепились в бумагу. Дэниел подошел к нему и положил руки на плечи, возвращая внимание к себе.  — Сейчас ты пойдешь и вернешься в свою палатку, хорошо?       Он скучал по возможности говорить вот так — спокойно и властно, ощущая свою силу. Макс перевел взгляд на Дэниела, медленно кивнул, и Дэниел почувствовал, что наконец-то раздавил клопа, с щелчком лопнувшего под его подошвой.  — Наши с Дэвидом отношения — это не твое дело. А если ты будешь лезть не в свое дело, то ты об этом пожалеешь, обещаю. Неужели ты и правда думаешь, что ты ему нужен?       Последняя фраза стекла с его языка как капля яда, которую он не успел слизать. На ресницах Макса дрожали слезы, и Дэниел наконец-то увидел ребенка, которого некому было поставить на место. Он не испытывал сочувствия или жалости, только усталость. Макс стоял, опустив голову и не двигаясь, Дэниел все еще держал свои руки на его плечах, с легкой брезгливостью и недоумением глядя на влагу под его глазами и носом.  — Дэниел?       Они оба не слышали, как подошел Дэвид. Дэвид смотрел на них, и Дэниел хотел исчезнуть, лишь бы не видеть этот взгляд. Такой взгляд Дэвида.  — Макс, что случилось?       Макс молчал, и внутри у Дэниела поднималось глухое, злое раздражение.       Что за цирк, в самом деле. — Дэвид, это не то, что ты думаешь.       Дэниел сказал то, что обычно говорят в таких случаях и то, что не надо было говорить Дэвиду. Дэвид наверняка и не думал ничего такого, пока Дэниел не сказал, но теперь, если подумал, все было потеряно.  — Макс, подойди ко мне?       Макс медленно, слегка склонив голову подошел к Дэвиду, и тот с тошнотворной заботой коснулся его плеча, заглядывая в глаза.  — Отправляйся к себе, хорошо? Мне надо поговорить с Дэниелом.       Макс кивнул, на мгновение почти прильнув к чужой руке, и оставил их вдвоем, перед этим бросив взгляд на Дэниела, который задыхался от желания избить его ногами в под дых, как бездомную собаку, пока он не перестанет дышать.       Дэниел знал, что уедет из Лагеря, но никогда не думал, что вот так. Он думал о том, что проиграл. Что ему даже не надо было начинать играть. Ему не надо было сюда приезжать, а, может, и вообще появляться на свет. Дэвид, на удивление, говорил мало.  — Я не знаю, что должно произойти, чтобы Макс плакал.       Дэниел почувствовал, что не может произнести и слова. Горечь, внезапная едкая ревность наполнили его изнутри и комом встали в горле.  — Из-за чего он плакал, Дэниел? Что ты ему сказал?       Наседка-Дэвид и его цыплята. «Из-за того, что он гребаный подросток, у которого бурлят гормоны?» «Из-за того, что мы спим друг с другом, а он с плюшевым мишкой?»  — Дэвид, он влюблен в тебя.       Дэвид проигнорировал его ответ.  — Что. Ты. Ему. Сказал.       Дэниэл набрал воздуха в грудь и повторил то, что сказал Максу.       Он сидел в придорожном кафе, бездумно глядя в чашку с плохо сваренным кофе; мутная серая пенка походила на плесень. Снаружи, за залитым дождем окном остановилась полицейская машина.       «С корицей. Он любит кофе с корицей»       Дэниел рассмеялся. Мелкий уебок. Он все подстроил.       Он не мог остановиться и принять, что, возможно, не прав. Что он пытается увязать события друг с другом, слишком втянувшись в них кожей и жилами. Он не мог думать ясно, здраво, переполненный чувствами и эмоциями, разъедающими изнутри досадой и отвращением.       Дэниел смеялся до истерики, отрицая любую вероятность совпадений и случайностей и — да — собственную вину. К его столику подошел и представился полицейский, с улицы из открытой двери доносился шум дождя, смешиваясь с белым шумом внутри. Он был раздавлен, размазан чужой подошвой, был ли это злой рок или Макс — без разницы. Для него между ними разницы не было.

***

      Сырые дрова с щелчками прогорали в костре. В Лагере царил мирный хаос: вожатых стало на одного меньше, а единственный оставшийся почти слился с собственной тенью. Макс внимательно следил за Дэвидом краем глаза: его убитое выражение лица убивало и его тоже. Он пытался без слов разделить с ним его огорчение как умел — просто сидя рядом.  — Мне жаль, Макс, — Дэвид произнес это сотый раз за день, — это все моя вина. — Дэвид, заткнись уже, — Макс начал волноваться. Такими темпами Дэвид тоже решит уволиться. Он этого не хотел. Совсем не хотел.       Дэвид покачал головой.  — Для начала, между работниками Лагеря не должно быть никаких отношений, кроме рабочих, — он звучал устало, хмуро.  — И потом… как бы ты себя ни вел, есть расстояние, на которое к тебе нельзя подходить и слова, которые тебе нельзя говорить. Здесь я никому этого не позволю.       Он хмуро взглянул на Макса и снова повернулся к огню.       Это был рай. Счастье осыпало его с головы до ног и собралось теплым щекотным песочком где-то под пальцами ног. Макс понимал, что это не только про него, это про них всех, но вот сейчас, конкретно, про него, и — почти — как будто — в том самом, заветном смысле. Почти. А даже если и нет… Он посмотрел на ясное небо с белоснежными зефирками облаков, «я никому тебя не отдам» внутри него медленно перетекало в «я не отдам тебя кому попало».       «Зато я делаю другие вещи, которые ему нравятся»  — Я хочу кофе, — сказал Макс, пихнув своим коленом колено Дэвида, — тебе сварить твою дрянь?
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.