Шизофрения

Он снова вернулся домой до наступления сумерек. Солнце уже зашло за расплывающийся горизонт, а фонари, как назло, зажигают многим позже. Он страдал боязнью темноты с раннего детства, но именно сейчас его фобия стремительно прогрессирует. С наступлением мрака, когда становится сложно уловить даже очертания уличных зданий, она опять приходит к нему, опять начинает его преследовать, не позволяя избавиться от нервического страха ни на минуту. Поэтому он бежит от тьмы, старается притупить в себе очередную паническую атаку, но знает, что мысли его уже давно не подчиняются хозяину. Часто он подходит к прохожему зеваке и начинает говорить с ним, слова льются из его рта неконтролируемым потоком, глаза ужасающе сверкают. По обыкновению своему, в его голове навязчиво рождаются самые страшные, не поддающиеся логическому объяснению умозаключения. Он стремглав вбегает в квартиру, где всегда горит свет. Запирает дверь на замок. Помедлив, боязливо смотрит в глазок двери: её нет. Но она придёт — всегда приходит. Как бы он ни умолял, сколько бы слёз ни лил перед нею — всё тщетно. Он знает, что скорой встречи не миновать, но всеми силами старается отсрочить vis-а-vis настолько, насколько это возможно. Чувствует, что силы его покидают. Нельзя поддаваться. Нельзя спать. Он разувается, снимает с себя всю одежду, что на нём есть, и бежит в душ. Он крутит маховик крана с красной наклейкой посередине и закрывает глаза, ожидая подачи кипятка. Нельзя открывать глаза, потому что напротив него висит зеркало. В него нельзя смотреть — нельзя! Но он знает, что через пару мгновений глаза его распахнутся не по своей воле — он уже давно потерял контроль над собой. Взгляд его устремляется в зеркало, уже успевшее запотеть от невозможно горячей воды, оставляющей на распаренной коже красные следы. В зеркале, улыбаясь, он глядит на самого себя. Чёрные, как смоль, отросшие мокрые волосы лезут на широкий лоб. Между густыми бровями красуется морщинка — раньше он постоянно хмурился. Ему кажется, что уголки его рта устремлены вниз, но чётко очерченные губы смотрящего на него человека в отражении сложены в улыбку, полную безумия. Он старается избегать зрительного контакта с самим собой, но знает, что у него это не получится. Нехотя он устремляет свой взгляд на глаза человека, смотрящего на него из отражения. Серые глаза его глубоки, но бессознательны. Взгляд человека, прожившего не одну, но сотню жизней. Боли в глазах уже давно нет: он не чувствует ни физическую боль, ни душевную. Он не испытывает ничего, кроме страха к ней и отвращения к себе. Закрыв глаза, он поднимает голову вверх, позволяя горячим струям воды накрыть его лицо полностью. От кипятка и испаряющегося от него жаркого пара ему уже сложно дышать, но его это не заботит. Хочется раствориться в воде, распасться на миллион горячих капелек, которые вот уже через несколько мгновений скатятся по покрасневшему телу, а затем уйдут под слив. Он опять не в состоянии руководить собой: крутит моховик в обратную сторону и стоит несколько минут, смотря в пустоту. Он устал. Как всегда, не взял с собой ни полотенца, ни чистых вещей. Обнажённый, он выходит из душа и, проходя мимо входной двери, видит, что она открыта нараспашку. Она пришла. По телу его пробегают мурашки, глаза его беспомощно закрываются. Он бежит в комнату, желая запереться там от неё, но ноги его подкашиваются — он падает. Лёгкий холодок обдаёт всё его тело, ветер необычайною силою врывается в комнату через открытое окно. Свет гаснет. Всё. Он упирается головой в пол, руки его сжимаются в кулаки, губы его начинают дрожать, глаза — наливаться слезами. Он не хочет поддаваться. Она незаметной тенью подкрадывается к нему и обволакивает его всей своей чёрной субстанцией. Мрак на него давит, тело его трепещет, конечности парализованы. Он плачет. Не слезами обиды, но слезами бессилия, когда понимаешь, что не сможешь спастись, что участь твоя неминуема. Бесформенная субстанция поглощает его содрогающееся тело, изо рта его вырывается страшный стон умирающего зверя.  — Поддайся, — шепчет она ему ласковым женским, будто материнским голосом, — поддайся мне… И он поддаётся. Кулаки разжимаются, тело перестаёт содрогаться в конвульсиях, изо рта его вырывается последний протяжной стон. Каждую ночь он поддаётся, обещая проявить мужество и смелость завтра. Но и завтра, и послезавтра, и даже через месяц она опять к нему придёт, и опять он утонет в её сладких объятиях. Как бы сильно ты ни желал избавиться от неё, она не уйдёт. Познакомившись с тобой однажды, она больше никогда не оставит тебя одного — и даже не надейся на обратное. Она сильнее человеческого духа, сильнее во сто крат.