Таинство

Пальцы Дэниэла гибко касаются худой стопы, поглаживают, щекотно задевая мозолями от струн свод. Мягко, осторожно разминают мышцы и связки. Аккуратно растирают. Их движения очень умелые, точные. Выверенные. Дэвид чувствует, что это действительно алгоритм, обряд, а не просто хаотичная последовательность действий. Он знает, что сейчас вся фигура Дэниэла выражает сосредоточенность. Свет настольной лампы, приглушённо освещающей комнату, контрастно вычерчивает жёлтым плечи и руки. Но Дэвид сидит с закрытыми глазами, твёрдо зная в глубине души, что по доброй воле их открыть в такие моменты никогда не решится. Если приподнять веки – увидишь два флюоресцентно-голубых глаза. Они смотрят неотрывно, немигающе. И выдержать этот взгляд невозможно — как неотрывно глядеть в фары дальнего света поздно ночью. С самого первого омовения ног Дэниэл смотрел так — не просто в него, в душу, а словно выжидая чего-то. Дэвид не знал, чего именно. И от этого было не по себе. Сумерки, сгустившиеся за холодным оконным стеклом, словно понемногу просачивались через рамы, растворяясь в воздухе комнаты. Колыхающаяся тёплая вода отражала жёлтые блики. Дэвид помнил, как это случилось впервые. Дэниэл попросил его об этом. Это было неожиданно и от этого дважды странно, и он долго не мог понять смысл просьбы. — Но я ведь… Не из твоей религии? — эти слова ему дались тогда очень тяжело. После возвращения Дэниэла в Лагерь Дэвид всеми силами пытался избежать указаний на эту тему. Его друг ведь невероятно чувствительно к этому относится! — Это… — он некоторое время смотрел в сторону. — Не то что бы неважно… Скорее, этот ритуал просто для всех. — Тогда в чём его суть? Голубые прожекторы вспыхнули, заслонив весь остальной мир. — Он символизирует душевную близость. Дэвид не посмел возражать. Он чувствовал — всем своим громадным запасом бессознательной эмпатии — насколько важными были эти четыре сухих слова. Важными и сложными. Для того, чтобы омыть ему ноги, Дэниэлу приходится вставать на колени. Странно и непривычно видеть его с этого ракурса. Но Дэвид не решается рассматривать его, пытаясь сосредоточиться на ощущениях тепла, чистоты и прикосновений ловких, умелых пальцев. Оказывается, ноги так устают за день… В конце концов, это просто приятно. Хоть и несколько неловко. Хорошо, что теперь они живут отдельно от Гвен. Цепочка мыслей Дэвида прервалась осознанием того, что впервые за недели характер движений изменился. Дэниэл теперь касался свода, верхней части и выпирающих косточек точечно, только самыми подушечками пальцев. Это было приятно, но смущающе. Похоже не на омовение, а на… Он осмелился немного приподнять веки. Сквозь рыжие ресницы увидел, что Дэниэл, впервые за долгое время, не смотрит ему в лицо, автоматически выполняя действия. Глаза его были опущены вниз, и на лице застыло какое-то печальное, почти измученное выражение. Дэвид обеспокоенно раскрыл глаза. Спросить “что случилось” не успел — видимо, выдал себя самим порывом. Дэниэл поднял голову снова. Некоторое время медлил, словно не зная, что делать. А затем продолжил аккуратно, легко касаясь, поглаживать ступни кончиками пальцев. От этого взгляда, от невозможности снова притвориться ничего не замечающим, от этих слишком личных, тревожащих, но очень приятных прикосновений Дэвид чувствовал себя совершенно растерянным. В голове творился сумбур, и он даже не мог разобраться, нравится ли ему происходящее. Словно в замедленной съёмке он увидел, как Дэниэл взял обе ступни в ладони, наклонился к ним и поцеловал. Секундно ощутил кожей шершавые губы и горячее дыхание. Сердце панически зачастило. Дэниэл осторожно обернул его ноги полотенцем. Мягко промокнул блестящие капли. На некоторое время застыл, словно размышляя над чем-то. Посмотрел в раскрасневшееся — Дэвид сам чувствовал — лицо совожатого. А потом отчаянно, словно забывшись, снова припал губами к его ногам, порывисто целуя, поднимаясь выше, проводя губами по икрам, и касаясь пальцами — вроде бы абсолютно платонически, но всё равно слишком долго, чувствительно, слишком интимно. Дэвид застыл, по всему телу расходились волны едкой смеси из страха и… Он не мог разобраться. Если бы прикосновения продолжились выше колена, испуг, скорее всего, пересилил бы всё. Страх… Даже не перед самим Дэниэлом, а перед внезапностью. Но совожатый резко отстранился, словно взяв себя в руки. Поднялся рывком. — Да… Всё на сегодня…— его голос был равномерным и спокойным, но когда Дэниэл брал таз, Дэвид заметил, что уверенные и умелые обычно пальцы сейчас дрожат. Неестественно равнодушно Дэниэл навёл порядок и запер дверь на ночь. Не дожидаясь товарища, щёлкнул выключателем лампы. — Добрых снов. Дэвид не смог бы заставить себя спросить о чём-то. Произошедшее шокировало его примерно так же, как и его собственная реакция. Что-то тёплое, сладкое разливалось в груди, и это было очень, очень странно. И настолько хорошо, что отказываться от этого ощущения казалось невозможным. Он вспомнил измученное выражение лица Дэниэла, и это всё решило. Преодолев пять шагов между их кроватями, Дэвид буквально упал в объятия, прижимаясь к Дэниэлу всем телом — жаркие, беспорядочно эмоциональные, со сбивающими дыхание и рассудок поцелуями.