"А зачем?"

Ты сам не понимаешь, зачем стоишь перед этой дверью. Это уже не та до боли знакомая дверь в ставшем тогда почти родным доме, ведь он давно сменил квартиру. Было несложно узнать его новый адрес, конечно же, ведь у вас много общих знакомых, понимающих ситуацию. Больше, чем кажется. Скорее всего, он бы и сам сказал свое местоположение, но ты просто не мог заставить себя написать ему. Ты и предположить не мог, что боль в груди станет настолько невыносимой, что ты не выдержишь. И ты не выдержал. И вот ты здесь. Уже 5 минут боишься жать кнопку звонка. Трясутся руки. Может, это из-за того, что в тебе уже неприличное количество алкоголя после посиделок в баре, но, если ты смог дойти сюда, и даже до сих пор стоишь на ногах относительно твёрдо, значит, ты ещё не совсем потерян для общества. "Да что ж это такое, соберись, тряпка", – тихо говоришь сам себе. Делаешь глубокий вдох и нажимаешь. До ушей доносится мерзкий дребезжащий звук. В старой квартире звонок был мелодичнее. По крайней мере, тебе так кажется. Стоишь около минуты в тишине. Наверное, не будь ты сейчас в таком состоянии, ты бы никогда не решился. Не только нажать, но и вообще приехать. От мыслей отвлекли шаги, наконец послышавшиеся за дверью. Секундная пауза – смотрит в глазок. Ты буквально видишь сквозь дверь как широко распахиваются его глаза, а по телу пробегает дрожь. Потому что ты чувствуешь то же самое. Звук ключа, проворачивающегося в замочной скважине – единственный звук, разрезающий тишину, помимо твоего участившегося дыхания. – Юлик? – Он не верит своим глазам. Неловко улыбаешься: – Привет, Дим. Я тут вот.. Ларин просто делает шаг вперёд и обнимает тебя. Очень крепко. Ты обнимаешь в ответ, кладёшь голову на плечо критику и, кажется, сейчас заплачешь, если не отстранишься. – Юлик, зачем ты пришёл? – Ларин отстраняется первым. А ты просто стоишь как идиот и улыбаешься. Ты так скучал по нему, ты больше не мог. – Я скучал по старым временам, – говоришь неловко, смазанно и переводишь взгляд в пол. Тебе резко стало стыдно, что ты ничего не сказал и ничего не сделал раньше. – Ох, ты что, пьян? Блять, проходи, давай поговорим, – Дима становится серьёзнее, отходит немного в сторону и проходит на кухню, позволяя тебе пройти внутрь квартиры, разуться, оперевшись о стену, и снять верхнюю одежду. На кухне Ларин достаёт и ставит перед тобой какую-то еду, ты даже не смотришь. Садитесь за стол. Хочешь начать разговор, уже набираешь воздуха в лёгкие, но Дима опять опережает тебя: – Юлик, я рад, что ты пришёл, но у меня теперь другая жизнь. У меня есть Ксюша, меня полностью устраивает текущее положение дел, ты же понимаешь... Ты знаешь про девушку, зачем он вообще это упоминает. Будто ты пришёл отбивать его. А зачем ты вообще пришёл? Чего ты хотел добиться-то? Думал, придёшь такой весь внезапный спустя столько лет, спустя столько отменённых встреч, столько проигнорированных сообщений, пропущенных звонков, и все? Все будет как раньше? Ну и дурак же ты, Онешко. – Просто я соскучился, Дим. Я.. Я не знаю, на самом деле, я честно не знаю, что я тут забыл, – тебе даже становится смешно, насколько же ты нелепо сейчас выглядишь. Прибежал по пьяни спасаться от одиночества к человеку, с которым вам обоюдно больно даже находиться рядом друг с другом. Слишком много всего было пережито, слишком много всего происходило и с вами, и между вами. – Если хочешь, можем поехать куда-нибудь, погулять по ночному Питеру – предлагает Ларин, – Ты воздухом подышишь, протрезвеешь. Ксюша все равно приедет только завтра, на сегодня я свободный человек. В конце фразы он усмехается. Самому смешно от своих слов. Свободный он, да. Ты с тоской смотришь в окно, за которым снова моросит холодный питерский дождь, преследующий тебя от самого дома. Нет, сегодня ты в эту морось не вернёшься. – Нет, я не в настроении выходить куда-либо, если честно, ты понимаешь... У нас не получится хорошо погулять, я и сижу-то неровно, – ты не можешь сдержать смешок. Такой ты долбоеб, конечно, это просто кошмар. – Действительно, – Дима улыбается с какой-то с жалостью. Вы сидите на кухне, беседуете о чем-то отвлеченном, ты даже формулируешь целые связные предложения. Опьянение потихоньку отступает и ты уверенно поддерживаешь беседу о дальнейших планах, идеях для видео, диминых музыкальных амбициях, общих недругах, общих знакомых. – Как там у вас с Русланом? – Неожиданно заданный Димой вопрос повисает в воздухе. Ты нервно сглатываешь. Зачем он это спрашивает? – Ну, в смысле, у него есть Настя, зачем ему я? А так хорошо у нас все, общаемся, – ты улыбаешься, пытаясь скрыть промелькнувшую горечь в голосе, но выходит очень неестественно. Он задумчиво хмыкает и отводит взгляд. – Ты не расстраивайся, найдёшь ещё свою половину, – спокойно произносит Дима. Ты вдруг осознаёшь, что за все это время ты не перестал относиться с нему как к своему самому близкому человеку. У тебя было ощущение, что он просто уезжал на пару лет очень далеко, а сейчас вернулся, и вы наконец-то можете поговорить. Но теперь это будто другой человек. Хотя, наверное, он действительно стал другим. Ты же сам все испортил, сам все упустил. – Я уже однажды думал, что нашёл, – встаёшь из-за стола. Ты больше не можешь. Тебе пора. Плевать на морось, она не сделает тебе хуже. Хуже, чем то, что накатило на тебя сейчас, точно не будет. Резкая смена позиции сказывается на твоём равновесии и ты, сделав шаг, чуть не падаешь из-за того, что пространство вокруг резко качнулось. Тебе приходится опереться на стол рукой. Получается шумно, нелепо. Ларин ловко преодолевает препятствие в виде стола, чтобы придержать тебя. Тебе казалось, что ты практически трезв. Но, видимо, сказывается недосып и постоянный стресс, от которого ты усердно, но безуспешно пытаешься избавиться. Ты поворачиваешься к Диме, который все ещё придерживает тебя за предплечья. Он улыбается и спрашивает: – Ты чего? Все никак не отпустит, что ли? Ты не отвечаешь. Желание уйти сменилось другим: ты хочешь просто прижаться к нему, обнять и никогда больше не отпускать. Ты слишком долго скучал по этому. Слишком. Тебя не алкоголь не отпускает, а желание заполнить эту пустоту внутри. И твой разум подсказывает единственно верный сейчас способ. И ты просто виснешь на Диме. – Юлик, блин, ну как так-то? – Он подхватывает тебя и отволакивает на диван в гостиной. Да ты и сам не понимаешь как. Цепляешься за него и тянешь на себя. Он навис над тобой, его лицо практически напротив, и ты можешь различаешь всю палитру его эмоций. Это и неловкость, и сострадание, и какая-то глубинная, всепоглощающая тоска. – Дима,.. – твой голос внезапно стал хриплым, – я бы все на свете отдал, только бы вернуть все назад. В ответ он грустно улыбается и, приблизившись вплотную, накрывает твои губы своими. От неожиданности ты замираешь, но спустя мгновение отвечаешь на поцелуй. Эти губы такие родные. Ты помнишь их вплоть до каждого миллиметра. И так можно сказать и про все его тело, про каждую клеточку. Ты обнимаешь его за шею, зарываясь рукой в волосы. Ты не хочешь, чтобы это прекращалось. Никогда. Ты хочешь раствориться в нем, забыться навсегда в этом моменте. Но Дима отстраняется. – Я тоже. Юлик, я тоже. Но уже ничего не вернуть. Ты чувствуешь жжение в носу и наворачивающиеся слезы. Ты плачешь, ты не можешь остановиться. Ты так ненавидишь себя сейчас. За то, что разрушил все. За то, что ушёл тогда. Он обнимает тебя, гладит, шепчет: "Успокойся, пожалуйста, не плачь, Юлик, не плачь". Ты всхлипываешь у него на плече, ты кричишь в него, содрогаясь от рыданий. Ты так любишь его, так любишь. Ты понял это только сейчас. – Дима, Дима, Дима... – Это все, что ты можешь сейчас произнести. – Останься у меня сегодня, – он протягивает тебе носовой платок, – не надо в таком состоянии никуда ехать. Мало ли что. Ты шумно высмаркиваешься и вытираешь слезы с лица. Ты не хочешь даже думать, как ты сейчас выглядишь. Наверняка, невероятно жалко. – Дим, я только сейчас понял, какой же я идиот, – ты уже успокоился настолько, насколько это было возможно и смотришь ему прямо в глаза. Такие родные, но родные уже не одному тебе, и от этого хочется снова разрыдаться, но ты сдерживаешься. – Давай притворимся, что все так, как и было раньше, хотя бы этой ночью, – произносит Дима тихо. Ты киваешь и откидываешься назад на диване. Он целует тебя снова. Целует нежно, придерживая твоё лицо руками. Проникает языком, исследуя твой рот. Хотя как можно исследовать то, что знакомо уже каждой клеточкой. – Я люблю тебя, – говоришь, прервав поцелуй. – Юлик, ты все такой же.., – тихо произносит в ответ, улыбаясь. Раньше Дима почти никогда не улыбался, даже когда был с тобой. Он правда изменился за эти годы. Но как бы ты в свою очередь не менялся, ты всегда был и будешь для него неразумным и импульсивным подростком, но разве это не то, что так влекло его к тебе? Становится слишком тесно, ты сообщаешь об этом, и через минуту становишься действительно благодарен изобретателю раскладных диванов. Теперь места стало гораздо больше, и ты, не прерывая поцелуя, начинаешь расстёгивать димину чёрную рубашку. Пуговицы легко поддаются, несмотря на всю неловкость твоих пальцев, и вот уже димин торс предстаёт перед тобой во всей красе. Он снимает с себя полностью расстегнутую тобой рубашку, небрежно бросая ее на пол, стягивает с тебя кофту, отправляя туда же. Целует в щеку, в шею, в ключицы. Гладит руками твой живот, рёбра, грудь, задевая соски, заставляя тебя прерывисто дышать и подаваться навстречу касаниям, прося большего. Ты бесстыдно стонешь, когда он накрывает рукой твой член сквозь джинсы, ставшие такими тесными от всех его прикосновений, что ты торопишься быстрее от них избавиться, но Ларин опережает тебя и сам расстёгивает на них молнию, снимает их с тебя, а затем освобождает вас обоих от всей остальной одежды. Ты лежишь на спине, положив руки Диме на плечи и тяжело дышишь, как и в первый раз, потому что ты снова боишься. Но тогда ты боялся физической боли, а теперь – моральной. Боишься, что не выдержишь этой близости после такого долгого отсутствия вас в жизнях друг друга. Он берет с тумбочки смазку и презерватив. Кладёт твои голени себе на талию, придерживая их руками. Смотрит тебе в глаза и спрашивает: – Ты готов? Киваешь и зажмуриваешься. Как и тогда. Выгибаешься и чувствуешь прохладу смазки. Дима вводит сначала один палец, затем второй, медленно двигая ими внутри. Не можешь выровнять дыхание, постанываешь и сжимаешь покрывало сильнее. Через некоторое время он, видимо, чувствует, что уже достаточно тебя растянул, так как выводит пальцы и, надев презерватив, прижимается к тебе сверху. Целует и, почти не отрываясь от твоих губ, аккуратно приставляет свой член к колечку мышц. Ты резко вдыхаешь и не можешь сдержать стона, когда он через мгновение аккуратно входит. Он осторожен, но каждое его движение заставляет тебя цепляться за него, за покрывало, за все, что попадается под руку ещё сильнее. Будто это спасёт тебя сегодня. Будто это поможет тебе не утонуть навсегда в этом мгновении, не оставить здесь не просто частичку, а всю твою душу целиком. И ты будешь не против. Ты будешь только рад, если это случится. Если ты останешься навсегда в этом моменте. Тебе не нужен больше никто другой. Никто, кроме Димы. И никогда не будет нужен. Но теперь уже ты не нужен ему. Он счастлив сейчас, счастлив не с тобой. И тебе нужно просто отпустить его, просто постараться забыть. Легко сказать. Все, что сейчас разрезает тишину комнаты – ваши стоны, сбивчивое дыхание и твой жаркий шёпот: "Дима, Дима, Дима..." Почти полностью ложится на тебя сверху, целует, кусает тонкую кожу шеи, но не оставляет засосов. Не хочет делать тебя своим, не хочет, чтобы ты стыдливо прятал шею в шарфах и водолазках, придумывая отмазки про холодный ветер в +30. Больше не хочет. Это разрушает тебя изнутри. И эта такая долгожданная и необходимая близость, и неизбежная конечность этой близости, ее стопроцентная неповторимость - все это ввергает тебя в состояние болезненной эйфории. Ты хочешь кричать. И ты кричишь. Ты выстанываешь его имя, царапаешь его, трешься о его живот и сам насаживаешься на его и так уже полностью входящий в тебя член. Спустя несколько минут этого безумия, которое, как тебе казалось, длилось вечность, ты чувствуешь, что приближаешься к разрядке. Не успеваешь предупредить Диму и пары движений по твоему истекающему смазкой члену хватает, чтобы ты излился. Он кончает следом, вздрагивая и замирая, а затем выходит из тебя и наваливается сверху, тяжело дыша. Ты не хочешь, чтобы это кончалось. Никогда. Но вот Дима поднимается, чтобы выбросить использованный презерватив и быстро освежиться прохладным душем. Не можешь заставить себя подняться или даже пошевелиться. Всех сил хватает только на то, чтобы нащупать лежащую на прикроватном столике кипу салфеток и кое-как вытереть свои же следы с живота и руки. Ты почти проваливаешься в сон, когда Дима возвращается и ложится рядом. Чувствуешь его руку на себе. Он всегда любил засыпать с рукой на тебе, будто придерживая, не давая сбежать. Хочешь сказать что-то, но ничего не выходит. Поэтому ты просто выдыхаешь воздух, набранный в лёгкие пару секунд назад. Выходит как-то чересчур шумно, и Дима перекладывает руку на твои волосы, зарываясь в них. Целует тебя в щеку и цитирует строку из песни Эма Калинина: – Давай спать, меня мажет. Ты усмехаешься и тихо, так, чтобы он не услышал, произносишь: – Не хочу просыпаться. Дима целует тебя в макушку и обнимает крепче. – Дим, я покурить, – через пару минут высвобождаешься из его объятий. Он мычит что-то, соглашаясь, и ты, не встречая препятствий, идёшь в коридор, достаёшь пачку и зажигалку из кармана куртки и идёшь на балкон. Уже светает. Утро стучится в окно серым промозглым питерским небом и тупой болью в голове. "Ксюша приедет сегодня", – единственная отчетливая мысль в твоём затуманенном мозгу. Затягиваешься, вдыхаешь воздух, выдыхаешь. Приятное головокружение немного отвлекает от гнетущих мыслей. Докуриваешь до фильтра, просто наблюдая, как постепенно просыпается район. Кидаешь окурок вниз, закрываешь окно, чтобы не вымораживать комнату, тихо выходишь в спальню. Дима уже спит, слегка посапывая и все ещё не убрав руку с того места, где ты лежал. Ты смотришь на него и снова предательски щиплет в носу. Подбираешь вещи с пола, тихо одеваешься, только бы его не разбудить. Обуваешься, надеваешь куртку, проворачиваешь ключ внутри входной двери. Неслышно закрываешь ее с другой стороны. Надеешься, что из-за того, что ты не мог закрыть за собой, Диму не выкрадут во сне из собственной квартиры. Сбегаешь вниз по подъездной лестнице и врываешься в прохладный после ночи утренний уличный воздух. Хлопаешь себя по карманам в поисках пачки. Черт, ты, кажется, забыл сигареты, но возвращаться - уже не вариант. Мысленно материшься и открываешь приложение, чтобы вызвать такси. Подъезжает минут через пять, падаешь на заднее сиденье, подтверждая указанный адрес. Смотришь на сменяющие друг друга светло-серые улицы Питера и понимаешь, что тебе предстоит очень многое обдумать. Даже слишком. Добравшись домой, быстро скидываешь куртку, разуваешься и просто падаешь на диван в гостиной, забываясь тревожным сном. Просыпаешься, когда на улице уже стемнело. Проверяешь сообщения и среди различных вариаций насущного вопроса от твоих друзей-знакомых-приятелей "Юлик, ты живой вообще после вчерашнего?" выделяется одно новое: "Привет, Юлик, Ксюши не будет до конца следующей недели, а ты у меня сигареты оставил. Заберёшь?" Отправитель, конечно же, очевиден. Ты нервно сглатываешь. Трёшь глаза, чтобы ещё раз перечитать и убедиться, что все понял верно. Совершишь ли ты самый глупый поступок в своей жизни снова? Конечно. Садишься в прибывшее через несколько минут такси и называешь его адрес. Ты никогда не сможешь и не захочешь его отпустить. А нужно ли?