Жизненные уроки

Он рад, что медотсек пуст. Все плохо настолько, что можно признаться в этом Маккою, который никому не расскажет, даже если забудет о врачебной тайне. Но если услышит кто-то из медсестер и начнет болтать направо и налево, будет в тысячу раз хуже. Скрестив руки на груди, Маккой подходит к биокровати, где уже сидит Чехов. — Что случилось, парень? — А можно?.. — указывая на ширму, начинает Чехов. Маккой хмурится, но тем не менее тянет ее на себя. — Спасибо. — Какого цвета сыпь? — спрашивает он напрямик. — Что?! Нет! Ничего подобного! — Ну, у меня не так много времени. Если хочешь, чтобы я помог, то говори. Чехов слегка ерзает и надеется, что покраснел не так сильно, как ему кажется по внутренним ощущениям. — У меня... э-э-э... проблема... с длительностью. Сексуальной. — Тут нечего стыдиться. Это значит, что тебе просто нужно научиться себя контролировать, — говорит Маккой. — Мне нужно, чтобы ты снял рубашку, энсин. Пока тот выполняет просьбу, Маккой настраивает биокровать. — Хорошо, теперь штаны. Я скоро вернусь. — Здесь есть накидка или еще что-то, что можно надеть? — поднимаясь и расстегивая брюки, уточняет Чехов. Стаскивая сапоги, он вслушивается в издаваемый раковиной шум. — Это не нужно, — отвечает Маккой из-за ширмы. — Когда будешь готов, можешь сесть или лечь, как тебе будет удобнее. Чехов решает пристроиться на самом краешке биокровати. Когда Маккой возвращается, то садится с ним рядом, а затем его рука накрывает член Чехова и сжимает его. Пальцы, прохладные от смазки, играют с головкой, доводя член до полной твердости. Непроизвольно подаваясь навстречу, Чехов шумно вздыхает и вцепляется в постель. Маккой тут же убирает руку. Чехов смотрит ему в лицо: тот не обращает на него никакого внимания. Вместо этого его внимание фокусируется на мониторе биокровати. Спустя мгновение пальцы снова обхватывают член Чехова и на этот раз медленно поглаживают. И все продолжается. Маккой мастурбирует ему, останавливаясь каждый раз, когда тот уже готов кончить. Это длится дольше, чем мог вообразить Чехов даже в самых смелых своих мечтах. Эрекция тверже, чем когда-либо, и яйца ломит так, что уже невмоготу. Но Маккой продолжает дразнить его. Он смотрит на шею Маккоя, а затем отводит взгляд, прогоняя прочь мысли о поцелуе (его подбородок, эти губы). Он с трудом может сопротивляться искушению в виде руки Маккоя на его члене, особенно когда он уже так неостановимо близко. Когда Маккой дает Чехову кончить — наконец-то блаженство — это сложнее, чем когда-либо, и Чехов думает, что ослеп от полыхнувшего в глазах света. Когда чувства возвращаются к нему, то Маккой уже у мусорки, как раз выбрасывает что-то. — Возвращайся завтра. В это же время, — говорит Маккой. Это звучит как приказ. Поэтому он возвращается. На этот раз внимание Маккоя не сосредоточено на мониторе, так что его пальцы тесным кольцом обхватывают основание члена Чехова, мешая ему кончить. Кончик языка вновь и вновь касается головки, пока Чехов с громким стоном не сжимает в кулаке волосы Маккоя. У него никогда раньше не было орального секса. Если бы не рука на члене, он кончил бы еще тогда, когда губы Маккоя скользнули по головке; их, тугих и горячо обхватывающих, двигающихся — уже достаточно, но Маккой использует свой язык. В этот момент Чехов думает, что способен кончить, даже несмотря на жесткую хватку. По-видимому, Маккой замечает это, потому что заменяет рот рукой, дожидаясь, пока Чехов не восстановит над собой контроль. — Все правильно, — говорит он, а затем снова опускает голову. Его рот — это, наверное, лучшее, что когда-либо чувствовал Чехов, и в голове у него туман, когда член толкается в заднюю стенку горла Маккоя. Единственное, что мешает ему двигаться — это руки, удерживающие его на месте. Поддразнивания, вероятно, длятся так же долго, как и накануне, но Чехов не уверен. Он совсем теряет счет времени, и всему виной минет, словно длящийся вечно и одновременно все еще слишком мало. В конце концов — или слишком рано — Маккой убирает обе руки, и Чехов кончает тут же, сам себя удивляя силой оргазма. Он задыхается, пока Маккой высасывает из него последние капли, не выпуская член, и пока не остается совсем ничего. Чехов методично одевается сам и смотрит, как приводит себя в порядок Маккой. — Завтра? — нерешительно спрашивает он. — Завтра, — соглашается Маккой, и его голос низкий и хриплый. Как ни странно, это ему идет, и Чехов хочет заставлять его звучать так каждый день. Наблюдая за Чеховым, Маккой облизывает губы. Затем говорит: — Тебе еще многому нужно научиться.