***
Александр тяжело опустился на кухонный табурет и трясущимися руками подкурил сигарету. Сделал пару глубоких затяжек, выпуская тяжелый дым дешевого курева, грубой ладонью подпирая голову, уже не пытаясь отмахнуться от горьких раздумий. Когда все пошло не так? Он же все делал правильно, и пусть иногда в этом сомневался, но он не мог позволить себе этих сомнений. Верно только одно, не ту женщину он выбрал в жены, совершенно не ту. А развестись Александр Захарченко с Мариной не мог. И дело не в общественном мнении или в том, что он любил жену, а в том, что сына она ему не отдаст, а без отца, что может сделать с ним Маринка, Саша и подумать боялся. После скандала, жена вытащила из загашника бутылку водки и ушла к подруге, и даже если к мужику, Александра это не волновало. В который раз он подумал о том, что можно забрать сына и уехать к матери. Там дома, в столице, можно подать на развод и побороться за ребенка, ведь интеллигентная, уважаемая семья имела много связей. Но каждый раз, когда эти мысли приходили в его голову, Александр отмахивался от них, как от назойливой мошкары, повиниться перед матерью, признать, что был не прав, было выше его сил. И Саша терпел, мучился сам, мучил ребенка, ведь не все в этой жизни так просто. Он рос послушным сыном в образцово-показательной семье научных работников. Жил в столице, в огромной трехкомнатной квартире, которая находилась на четвертом этаже, четырехэтажного дома в историческом центре. Ходил в элитную школу, отлично учился и без проблем после ее окончания поступил в престижный вуз, выбрав, к сожалению родителей, не науку, а решив стать инженером. К окончанию института мать поставила его в известность, что родители нашли ему невесту из их круга. Жениться в планы Александра не входило, но вместо откровенного разговора с родителями, он приложил немало усилий, чтобы получить распределение не в столице или поблизости, а в захолустье. И в один прекрасный день просто сбежал из дома. Уже в этом поселке, на танцах, которые организовывал канал для молодых работников, он и познакомился с Маринкой. Мариночка была среднестатистической работницей — с образованием профтехучилища, милой, скромной и доброй. Или же ему это просто казалось? Когда она успела измениться, кто виноват? Экономика страны приходила в упадок, а вместе с ней и предприятия, денег не хватало, жили они в «ПТУшке», хоть и стояли в очереди на капитальное жилье, вот только когда эта очередь еще подойдет к ним? Купить квартиру за кровные, возможности не было, и Марина часто стала попрекать, что он не мужик, раз не может заработать и обеспечить семью. Сашке было обидно, он не пил, не гулял, руки не распускал, все деньги нес в семью, а Маринке угодить не мог. Когда родители узнали, что он тайно женился, прекратили общение. О том, что у них родился внук, Сашкина мать узнала, когда сын приехал на похороны отца. Тогда они смогли поговорить и окончательно разойтись в этой жизни, так и не поняв друг друга, не найдя компромисса и точек соприкосновения. Сашка не мог честно рассказать матери, почему так поступил, открывая только часть правды, что устал от их контроля, что он уже вырос и волен сам распоряжаться своей судьбой. Мать не считала его доводы вескими, сказав слова, которые Александр вспоминал чуть ли не каждый день: — Саша, ты наш единственный, любимый сын. Может мы были слепы в своей любви, но ты никогда не высказывался против, и мы считали, что ты полностью полагаешься на наше мнение. Ты ни разу, ни разу не сказал о том, что тебе не нравится. Ты просто молча уехал. Может с женитьбой мы тогда и погорячились, но неужели ты думал, что мы силой потащим тебя в ЗАГС? Почему ты не поговорил со мной или с отцом? Неужели мы выбрали бы жизнь без сына, без внука? Ты не представляешь, что значит лишиться живого ребенка! А Саша просто не мог сказать матери правду, никому не мог… Мужчина затушил сигарету, зашел в комнату сына, поправил ему съехавшее покрывало и любя погладил по голове. Присел на краешек кровати, прислушиваясь к ровному дыханию, а потом прилег, поджимая ноги, прижал к себе кровиночку и заснул, даже не собираясь дожидаться отдыхающую где-то жену в их супружеской кровати. Марина тихо вошла в дом и не увидев мужа в кровати, заглянула в комнату сына. Удовлетворенно хмыкнув, вернулась в их с мужем зал, раздеваясь и пытаясь успокоить растревоженную хмелем совесть. Откуда в ней взялось столько черствости и злости на себя, на судьбу, на мужа? Ведь и Сашка был любим, и сын желанным, но так хотелось чего-то большего, красивой жизни… Хотелось пойти и свободно купить колготки с люрексом, как у Аньки табельщицы, просто вынув нужную сумму из кошелька. Марина с каждым днем злилась все больше, не в силах согнать злость на окружающих и муже, с лихвой отыгрываясь на беззащитном Янчике. Вот если бы у них были деньги, она была бы самой лучшей матерью, а так, ее любви становилось все меньше и все больше раздражения. Отогнав от себя не прошенные пьяные мысли, Маринка завалилась спать, чтобы с утра пытаться наладить отношения с мужем, ведь мужики в поселке на пересчет, а свободных да непьющих и работящих, вообще нет. Остаться одной Марина боялась, жаль только Александр этого не знал, может и вел бы тогда себя с женой по-другому.***
Первое сентября в единственной на весь маленький поселок школе, отличалось от праздников первого звонка в больших городах. Взрослые работали, а если их смены на эти дни не выпадали, то забот хватало, у каждой семьи было хозяйство. Даже у жителей «сталинок» и «новостроек» во дворах были сарайчики с живностью, а за поселком участки с огородами. Поэтому взрослых на линейке почти не было, разве что родители первоклашек. Валерик с Яном, взявшись за руки, шли по пыльной дороге в сторону школы. Изредка поглядывая на малого, Валера усмехался: огромный букет из гладиолусов практически полностью скрывал маленькую фигурку, но отдавать букет мелкий отказался. Вместо того, чтобы смотреть под ноги, он с восхищением рассматривал крупные белые цветы, которые играли перламутром на утреннем солнышке. — В школу охота? — сам Валерка школу не любил, но на успеваемость это не влияло — учился он хорошо. — Неа… — Ян сник. — Не хочу! — Учиться нужно, Янчик. Иначе из этого болота не выбраться, запомни. — Я учиться люблю, я школу не люблю, — малыш крепче сжал держащую его ладонь. — Почему? — мальчишка припомнил себя в младшей школе, тогда она ему нравилась. — Меня в классе не любят, говорят, что я странный, — Ян горестно вздохнул. — Друзей у меня там нет… Валера приостановился и посмотрел малышу в глаза: — Ты не странный, ты особенный. Нельзя себя ломать! — Это как? — Подрастешь — поймешь, просто не меняйся в угоду другим. Обещаешь? — Обещаю! — и они снова двинулись в нужном направлении. — ПТУшки сносить будут, скоро нас расселят. — Это плохо. — Кому как. Все относительно. Ян не всегда понимал, о чем говорил Валера, но всегда делал серьезный вид. Ему было стыдно признаться перед старшим другом, что он еще не все знает, от того молчал, просто кивая головой. А Валера и не требовал понимания, ему необходим был кто-то, кто бы слушал его измышления, и в этом плане Янчик был идеальным собеседником. Семья Захарченко переехала в выданную жилплощадь в середине октября. Их заселили в подремонтированную «сталинку», в которой не было половины коммуникаций. Марина была злее прежнего, день и ночь пилила мужа и срывалась на сына. Как они переживут зиму, если газа и отопления в доме нет? Родители Валерки от квартиры отказались в пользу маленькой денежной компенсации и сняли половину дома в частном секторе. У них были свои планы, которыми они не хотели делиться ни с друзьями, ни со знакомыми, ни с соседями. После уроков на пороге школы Янчик увидел поджидающего Валерку, который тут же схватил мелкого за руку и потащил к выходу со двора. Куда они бежали Ян сначала не понял, ведь живут они теперь в разных сторонах и в школу, и со школы ходят отдельно. Когда же вскарабкались на пригорок, с которого чудесно было видно их старые домики и несколько стоящих рядом с ними огромных машин, Ян понял, почему они тут. Они смотрели на обшитые досками, выкрашенные грязно-зеленой краской коробки, в тела которых вгрызалась безжалостная техника, оголяя нутро из стекловаты, и рыдали вместе. И Валерка, жестко стирая кулаками слезы с лица, ничуть не стеснялся, хотя кого стесняться, мелкого? Ему было очень жаль, жаль родной дом, жаль оставшуюся в кухоньке голубую тумбу, жаль этот этап в жизни, который кончился и уже никогда не вернется. Он потрепал прижимающегося и вытирающего об него слезы Яна по русой макушке. — Мы в город переезжаем скоро… — Янчик резко вскинул голову, пытаясь в Валеркиных глазах прочитать, что он шутит. Но Валера не шутил. — Ты только родителям не говори, это секрет. — Не скажу, — прошептал малыш одними губами. — Ты не переживай, жизнь такая штука, интересная. Когда-нибудь мы обязательно с тобой встретимся, — Валерка грустно улыбался. — Честно? — А то! Только Валера в первый раз соврал Янчику, родни у них в поселке не было, друзей у родителей особых тоже, приезжать в гости и уж тем более возвращаться в это Богом забытое место не хотелось. Это мальчишка знал и понимал, что они не увидятся больше, поэтому обманывал доверчивого малыша, стараясь не разрыдаться сильнее.