Отголоски

Говорят, на катке есть призраки. Слухи блуждали уже долгие годы, дольше, чем он мог бы помнить. Ему рассказали о них в тот день, когда он впервые приехал: молодой, нетерпеливый и абсолютно влюбленный в лед. Старшие фигуристы пришли поприветствовать его, и, когда их лидер заговорил, предупреждая, кивнули в знак согласия: «Каждый фигурист видит их. Здесь не о чем беспокоиться. Ты просто должен знать, что они там». Тогда он не поверил им, полагая, что это была шутка-проверка для новичков. Это не смутило его, он знал, что легко смирится с добродушными поддразниваниями своих новых коллег. Это была небольшая плата за то, что ему позволили тренироваться на таком престижном катке. На нём рождались легенды, прямо в сердце Санкт-Петербурга, на льду катка, на котором теперь стоял он. Так много фигуристов тренировалось в залах, где теперь занимался он, продолжая творить историю. Виктор Никифоров, фигурист, который всё ещё удерживал рекорд цепочки непрерывных побед в истории фигурного катания. Юри Кацуки, первый фигурист, который чисто приземлил четверной аксель на соревновании. Юрий Плисецкий, чей мировой рекорд еще не был побит. Они и многие другие, их наследие - причина, по которой он решил пересечь всю страну и тренироваться на катке, где целую жизнь назад танцевали они. Но прошло всего несколько недель, и он впервые встретил призраков. Это произошло тихой ночью после закрытия, когда все здание почти обезлюдело. Оставаться на катке было его привычкой, он наслаждался спокойствием после ухода остальных фигуристов, обнаружив, что так лучше сосредотачивается. В ту ночь весь каток был в его безраздельном пользовании. Несколько часов он просто катался, прогонял свои программы и наслаждался мирным уединением. Зал был залит странным слабым светом нескольких оставшихся ламп, и не было ни единого звука, кроме скрежета его коньков. Когда он, в конце концов, устал, то сделал паузу, подкатившись к бортику, чтобы отдохнуть и вытереть пот со лба. Только тогда, когда его собственные коньки остановились, а лед перед ним опустел, он услышал шум. Как лезвие касается льда после прыжка, мягкое скольжение коньков на катке, который был абсолютно, совершенно пуст. Его первой инстинктивной реакцией был испуганный взгляд вниз на собственные ноги - от мысли, что это его лезвия каким-то образом создают этот звук, даже если он не знает об этом. Они оставались предсказуемо неподвижными и молчаливыми, а звуки двух пар коньков, скользящих по льду, продолжили свою песню, и он дико заозирался по сторонам, пытаясь найти их источник и все так же ничего не видя. Нечего было видеть. Лед был пуст. И все же звук оставался - в этом не было ни логики, ни разума - поскрипывание и скольжение двух пар коньков по льду эхом отражались по залу, пока он слушал и смотрел, смущенный и немного испуганный. Направление звуков изменилось, постепенно приближаясь к нему, и он сбежал со льда, спотыкаясь и оскальзываясь, пригнувшись, чтобы снять коньки и убежать к двери. Его сердце отказалось биться в нормальном ритме, даже когда он выскочил из здания, и успокоилось только тогда, когда он оказался дома в безопасности, спрятавшись под одеялами и заставив себя отдышаться. В ту ночь ему снилось, как лезвия резали лед темного, абсолютно пустого катка. ________________________________________ Когда он упомянул об этом инциденте в разговоре с другими фигуристами на следующий день, они только рассмеялись. - Похоже, ты, наконец, встретил призраков, - улыбнулся один из них, ощутимо хлопнув его по плечу, демонстрируя дружескую солидарность, но никак не облегчая опасение, которое все еще тугим узлом скручивалось где-то в животе. Остальные, должно быть, заметили выражение его лица, потому что одна девушка успокаивающе заговорила: - Не беспокойся о них, с тобой ничего не случится, когда они будут рядом. Они дружелюбные призраки и приносят всем здешним фигуристам удачу. - Это просто суеверие, - добавил еще один фигурист, закатив глаза, хотя уголок его рта слегка подергивался, как будто он сдерживал улыбку. - Но на самом деле, беспокоиться не о чем. Иногда здесь случаются странные вещи, особенно после закрытия. Странные шумы, звуки музыки, когда их не должно быть, что-то наподобие этого. Некоторые даже утверждают, что видели их. Но ничего плохого никогда не случалось. Не стоит бояться. Это была не самая обнадеживающая вещь, которую ему когда-либо рассказывали, но она все равно давала ему хоть какое-то чувство уверенности. Он не был суеверным человеком, и было довольно трудно поверить в призраков, но он не мог отбросить то, что слышал накануне. Ведь с ним что-то было на катке, что-то издавало эти звуки. Может быть, каток действительно преследовался, в конце концов. ________________________________________ Второй раз он увидел призраков через несколько дней. Он опять решил остаться на катке после закрытия, желая попрактиковаться еще вдали от суеты и суматохи рабочего дня. Оставшиеся после предыдущего инцидента страхи, возможно, не были по-настоящему развеяны, но он отказывался позволять призраку или суеверию, или каким-то иным шумам мешать ему тренироваться тогда, когда он хочет. На этот раз он не просто услышал призраков. Он их увидел. Каток был в основном затемнен, верхние огни были отключены после окончания тренировочного дня, и лед освещался только тусклыми фонарями системы безопасности на стенах и лучами чистого лунного света, пробивавшегося через оконные проемы. Лед был подсвечен полосками серебристого свечения, области темного и светлого равномерно чередовались по всей его поверхности. Звук коньков был первым, что предупредило его об их присутствии, краткая передышка на тренировке позволила ему уловить слабый шум, который предупреждал, что он не одинок на льду. Как только он услышал его, то огляделся, хотя каток казался все таким же пустынным, каким был раньше. Внезапно его глаза поймали вспышку серебра, блик лунного света, который им не был, исчезнувшую снова прежде, чем он смог моргнуть. Через несколько секунд она появилась вновь: полоска серебра, рассекшая воздух, подсвеченная лунным светом, текущим через окна, прежде, чем снова исчезнуть в тени. В третий раз, когда она появилась, образ был более четким, серебряные локоны волос вились вокруг фигуры, пока скрежет коньков эхом отдавался по залу, волосы обрамляли лицо, которое он почти мог увидеть. Однако прежде, чем какая-либо из черт стала четкой, коньки полупрозрачной фигуры снова ударили по льду и исчезли в затемненной области, как будто ее никогда не было. Он ждал, затаив дыхание, с бешено стучащим сердцем, но, несмотря на то, что лунный свет все еще четко падал сквозь окна, она больше не появлялась. Несколько минут он просто стоял, чувствуя, как стучит в груди сердце и кровь бежит по венам. Но чем дольше длилась тишина, тем больше он осознавал, что все, что когда-то было там, - будь то привидение или трюк, или игра его собственного воображения, - теперь исчезло. Несмотря на то, что сама фигура исчезла, жуткое чувство, сопровождавшее все это и струящееся по венам, все еще не хотело исчезать, и он решил закончить тренировку, мгновенно подкатываясь к выходу с катка и надевая блокираторы на свои коньки так быстро, как только мог. Только когда он был почти на выходе из зала, что-то заставило его снова обернуться и взглянуть на лед, какое-то врожденное любопытство, даже беспокойство, из-за которого его сердце так стучало, а ладони - потели. Остановившись у порога, он оглянулся через плечо, скользнув глазами по пустому льду, и отметил, что тот полностью лишен призрачной фигуры, которую он видел раньше. Удовлетворив любопытство, он снова отвернулся, но только для того, чтобы быть остановленным какой-то другой вспышкой, пойманной краем глаза. На катке стоял мужчина, спиной к нему, опиравшийся о бортик, словно разговаривая с кем-то вне льда. Черные волосы сияли в лунном свете, и лезвия его коньков мягко скрипнули, когда он сдвинулся. Такой же полупрозрачный, как и другая фигура, существующий и одновременно не существующий, почти растворившийся в лунном свете, окружавшем его. Он не смог удержаться от сорвавшегося с губ вздоха, смотря на человека, которого, он знал наверняка, не было всего несколько секунд назад. Развернувшись, он шагнул вперед, желая приблизиться, возможно, даже попытаться прикоснуться к фигуре, хотя он был не совсем уверен, зачем. Однако прежде, чем он смог даже моргнуть, человек исчез, пропал в ту секунду, когда он прикрыл глаза. Он постоял еще несколько мгновений, глядя на каток, где были две призрачные фигуры. Едва ли способный поверить в то, что видел, но и не имевший возможности все это отрицать. На катке были призраки. Они были настоящими. ________________________________________ Увидев их лично, он принял существование призраков катка намного легче, чем, как думал, примет. Другие фигуристы время от времени упоминали их, казалось, что все, кто там тренировался, в какой-то момент сталкивались с чем-то странным. С фигурами, увиденными краем глаза, то появлявшимися, то снова пропадавшими. Со странными звуками на льду, двумя призрачными парами коньков, взрезавших поверхность, но не оставлявших следов. С музыкой и общим смехом на два голоса, эхом гулявших по пустым залам. В следующий раз он встретил призраков за несколько ночей до первого соревнования в сезоне, когда нервы у него были ни к черту. Тогда он остался после ухода других фигуристов по домам для того, чтобы снова и снова отработать свои программы. Его рейтинг был приемлемым, но и рядом не стоял с тем, о котором мечталось, и хотя он поднимался на пьедестал раньше, он никогда не делал этого с золотой медалью на шее. То, на каком месте он будет на следующем соревновании, докажет, действительно ли он заслужил подготовку у лучших на русском катке, там, где рождались легенды, или мечты о том, что он может творить историю, навсегда останутся только фантазиями. В ту ночь чем дольше он катался, тем сильнее нервничал, прогоняя одни и те же движения снова и снова, мысленно загоняясь все дальше и дальше. Все, о чем он мог думать - это грядущий вызов, и он почти полностью забыл о существовании призраков, когда его уха коснулись слабые звуки музыки, застопорив его на середине дорожки. Эта музыка - слабое струнное эхо - плыла по залу, латинская мелодия, которая поднималась и падала в такт его дыханию. На секунду он подумал, что на катке есть кто-то еще, кто-то вдалеке, проигрывающий музыку своей собственной программы, которая проплыла через пустынные залы и влилась ему в уши. Но звук не казался идущим издалека, несмотря на негромкое звучание. Вместо этого он, казалось, окружал его, звуча одновременно отовсюду и из ниоткуда. Музыка была живой, яркой, и все же он чувствовал в ее звучании что-то успокаивающее, нервы быстро улеглись, когда она достигла кульминации. Было что-то странное, знакомое в пьесе, что-то утешительное, что проникло в его кости, пока она играла, и осталось в нем еще на долгое время после того, как звук прекратился и исчез в тишине, как будто его никогда и не было. Менее чем через неделю он стоял на вершине пьедестала после соревнования. На его шее была золотая медаль, а он вспоминал странную призрачную музыку, все еще крутящуюся у него в голове. Некоторые фигуристы полагали, что призраки приносят им удачу, что они причина того, что многих спортсменов ждал успех после тренировок на «призрачном» катке. Даже когда он стоял на вершине пьедестала в первый раз в своей жизни, он не был уверен, верит ли во все это. Но чувствовал, что, может быть, он все равно должен поблагодарить этих таинственных призраков. ________________________________________ Дни превращались в недели, недели - в месяцы, и он вообще перестал думать о призраках. Что-то, когда-то казавшееся ему таким странным и тревожным, теперь стало частью обычной жизни. На катке были призраки. Они ничего не делали и никому не причиняли вреда, они просто были. Иногда они приносили собой странный комфорт, в те поздние ночи на катке, когда он тренировался в одиночестве. Тогда слабый звук еще двух пар коньков, танцующих на льду, достигал его ушей, внезапно он больше не был один. Однажды ночью он снова задержался, чтобы попрактиковаться, теперь это стало почти привычкой. Остальные его коллеги знали о его предпочтениях оставаться после окончания официального тренировочного дня и устало махали ему на прощание, уходя с катка, пока он не остался последним. Он устроил себе в раздевалке короткий перерыв, прежде чем отправиться обратно на пустынный лед катка, готовый к тихой и мирной тренировке после завершения дня, когда каток официально закрыт. Первое, что он заметил, когда вошел в комнату - что был не один. В среднем ряду на трибуне, сгорбившись, сидел человек и смотрел на лед. Не странная полупрозрачная фигура, готовая исчезнуть в любой момент, но реальная и плотная, и, определенно, дышащая. Действительно, нередко не-фигуристы сидели на трибунах во время тренировочного дня, но видеть кого-то так поздно, когда даже сами спортсмены разошлись на ночь, было неожиданно, если не сказать больше. Мужчина был стар, со сгорбленной спиной и белыми волосами, старые узловатые руки отбивали нетерпеливый ритм по бедру. Его лицо было испещрено глубокими морщинами, выдавая многие годы, которые он видел, но в его глазах был резкий блеск, яркий, несмотря на явный преклонный возраст. Старик выглядел смутно знакомым, особенно тем, как касался губ пальцем, но все же в памяти всего лишь дернулось что-то отдаленно знакомое. - Разве ты не должен быть уже дома, - это были первые слова из уст мужчины, сказанные чрезвычайно раздраженным голосом. - Уже поздно. Я думал, что все уже разойдутся. Вздрогнув, он огляделся, задаваясь вопросом, с кем разговаривал незнакомец. Когда стало ясно, что в зале больше никого не было, он сделал шаг вперед, балансируя на лезвиях своих коньков и стараясь не чувствовать себя слишком запуганным стальным взглядом, который теперь был устремлен прямо на него. - Я здесь, чтобы кататься, - неуклюже пробормотал он, все еще не зная, почему здесь был этот старик. Дворец уже закрыт, и никого из публики уже не должно было быть здесь, не говоря уже о незнакомце, сидящем около катка и пристально глядящим на лед. - У меня есть разрешение, - добавил он, как будто защищаясь. - Ну, тогда вперед, я тебя не останавливаю, - ответил незнакомец, закатив глаза, дернув рукой в направлении пустого пространства катка. Чувствуя себя невероятно неудобно под чужим взглядом, но неуверенный, чем может возразить, он снял блокираторы и скользнул на каток, желая попросить человека уйти, но не в состоянии набраться для этого мужества. Вместо этого он начал кататься, пытаясь притвориться, что незнакомца не существует, но прекрасно осознавая, что на него смотрят. Взгляд мужчины не покидал его, пока он проходился по нескольким простым дорожкам, постепенно прорабатывая все более сложные движения, пока наконец не исполнил все свои программы. Во время тренировки он не мог не размышлять о том, что незнакомец делает на катке в такой поздний час. Каток был закрыт для широкой публики, значит, старик явно имел право быть здесь, но все же это было весьма загадочно. В конце концов он закончил свои программы и был вынужден остановиться, подкатившись к бортику, чтобы схватить бутылку с водой и сделать несколько затяжных глотков. После этого он взглянул в сторону и заметил, что пронзительные сине-зеленые глаза незнакомца все еще смотрят на него и каток. - А ты хорош, - неожиданно сказал мужчина, резко, но искренне. – Держишь свободную ногу небрежно, а дорожки шагов требуют отработки, но ты хорош. Я понимаю, почему они решили принять тебя здесь. - Э-э... спасибо? - ответил он, не совсем уверенный: это комплимент или попытка оскорбить непрошенной критикой. - Но... м-м... если вы не возражаете, могу я спросить? Кто вы? И почему вы здесь? Старик лающе рассмеялся, блеснув глазами от веселья. - А ты, похоже, любопытный? - спросил он, поднимая тонкую белую бровь. – Разве не может старик спокойно посидеть на катке, не раскрывая себя? Он открыл было рот, чтобы извиниться, чувствуя себя еще более неловко, чем раньше, готовый отмахнуться от таинственного незнакомца и уделить больше времени размышлениям о поздней тренировке, когда старик заговорил снова, прерывая его. - Но, отвечая на твой вопрос: я привык тренироваться здесь, - объяснил мужчина. - Очень давно. - Вы катались? - выпалил он прежде, чем смог остановиться, а затем прикрыл рот ладонью, увидев удивленное выражение лица собеседника, как будто вопрос едва ли нуждался в ответе. В его взгляде было что-то знакомое, что-то в этих острых сине-зеленых глазах теребило краешек сознания, прежде чем понимание, наконец, накрыло его, проехавшись грузовым поездом. - Подождите, вы Юрий Плисецкий? Он видел лицо мужчины на плакатах на катке и на записях раньше, хотя тот был на них гораздо моложе, чем сейчас. Умудренный годами, опытный тренер, который покрикивал на многих молодых стремящихся к славе фигуристов раньше, пока, в конце концов, не отошел от дел и не передал бразды правления. И до того, со старых видео с помехами, записанных с применением допотопных технологий - белокурый мужчина, скользивший по льду катка, с тех самых исторических видео, которые все еще транслировали на катке, несмотря на их возраст. Лицо Юрия Плисецкого, возможно, и избороздили морщины, но его глаза были все теми же: острыми, сине-зелеными и пронзительными. - Да ты сама наблюдательность! - саркастически откликнулся Юрий, хотя в уголках губ промелькнула веселая улыбка. - Вы были потрясающи, - не задумываясь, выдохнул он, глядя на мужчину в благоговении, прежде чем неистово покраснеть. Юрий Плисецкий был легендарным фигуристом, но он никак не ожидал встретить его здесь, в темноте безлюдного катка без предупреждений и объяснений. Независимо от того, насколько он восхищался влиянием этого человека на историю мирового фигурного катания, сделать из себя дурачка не входило в его планы на первую встречу, не так он ее себе представлял. - Да, черт побери, был, - согласился Юрий, лучась самодовольством. В течение нескольких секунд он ничего не мог делать, только стоять, испытывая смесь благоговения и смущения. Но, в конце концов, вопрос, который горел в его сознании с тех самых пор, как он только заметил старика на трибунах, стал слишком навязчивым, и он не мог не попытаться задать его еще раз. - Но почему вы здесь? - Этот каток хранит много моих воспоминаний, - интригующе, но серьезно ответил Юрий. Сине-зеленые глаза, подрагивая, смотрели на каток, и в них, на самом дне, пряталось что-то более глубокое и гораздо более личное. Он ждал, но когда стало ясно, что Юрий не собирался пояснять, то он отвернулся, чувствуя себя так, словно вторгся во что-то личное. Взгляд Юрия, когда он говорил, вызывал любопытство, но чужое лицо было абсолютно спокойным, и стало ясно, что короткий разговор окончен. Вместо того чтобы настаивать дальше, он вернулся к катанию, стараясь не задеть живую легенду далекого прошлого, наблюдавшего за ним, как и раньше. Встреча с экс-фигуристом, известным Юрием Плисецким, была мечтой любого молодого спортсмена, но он не знал, что делать на этой короткой встрече, или почему тот вообще был здесь. Юрий больше не говорил и ничего не объяснял, только смотрел на лед настороженными и сосредоточенными глазами, как будто чего-то ждал. В конце концов, небо стало темнеть, синий сменился черным, и он начал уставать: последствия длинного тренировочного дня, наконец, настигли его. Он быстро взглянул через плечо и увидел, что Юрий все еще здесь, казалось, его не волновал ни поздний час, ни то время, которое он неподвижно просидел на трибунах. Казалось, что старик все еще блуждал в собственных мыслях, поэтому он спокойно вышел с катка и без лишних слов пошел в раздевалку. Он собрался и был почти готов уйти, когда услышал это: отзвук музыки влился ему в уши, далекий и мягкий, но все же слышимый. Все то же фантомное эхо, к которому он привык за время своего присутствия на катке, мелодия, которая, казалось, была нигде и везде одновременно. Вспомнив свой испуг от первой встречи с таинственными событиями на катке, он бросился обратно, собираясь предупредить старика, все еще сидевшего там, когда он уходил, что бояться нечего. То, что он увидел, когда ворвался в помещение, остановило его. Юрий Плисецкий все еще сидел на трибунах, неподвижный и казавшийся совершенно непотревоженным той музыкой, которая теперь витала вокруг него. Этим дуэтом, голосами, слившимися в один, чьи ноты эхом повторялись в пустом зале. На лице старика не было каких-либо признаков шока или беспокойства по поводу внезапного появления мелодии, но не было похоже, что он был ее источником. Вместо этого на лице Юрия была тонкая улыбка, и он смотрел на лед, прямо в центр катка. Секунду лед казался пустынным. Затем слабый звук двух пар лезвий присоединился ко все еще танцующей в воздухе музыке, звук царапания и скольжения двух пар ног, движущихся вместе. В центре катка вспыхнуло и в одно мгновение исчезло что-то синее, растворившись, когда ноты взмыли ввысь. Через несколько секунд появилась вспышка розового, сверкнув золотым отблеском, нечеткий образ завращался и исчез прежде, чем он смог сосредоточиться на том, что это было. Музыка продолжала играть, Юрий Плисецкий - смотреть, не отводя взгляд ото льда. Он тоже смотрел, слушая окружившую их мелодию, и пытался сосредоточиться на вспыхивающих и пропадающих образах в центре катка. Синяя и розовая фигуры кружили синхронно вокруг друг друга, они были не совсем целыми и не совсем реальными, то появляясь, то исчезая из виду. Темные и серебряные волосы вспыхивали под огнями катка, пока их коньки взрезали лед в такт песне. Это был не первый раз, когда он видел призраков, но он не мог не почувствовать странное благоговение, наблюдая за ними, неспособный толком сосредоточиться на них, на чертах их лиц, скрытых от взгляда, но контуры их фигур были все теми же. Дверь громко хлопнула, закрывшись за ним, и Юрий вцепился в него взглядом, прерывая их общий транс, в котором они оба глядели на лед. Музыка продолжалась, но теперь была мягче, и он с любопытством подошел к старику, чьи глаза все еще изредка посматривали на силуэты в центре льда. - Вы знали о призраках? - спросил он Юрия тихим шепотом, все еще удивляясь отсутствию шока на происходящее вокруг. О призраках было известно всем на катке, но фигуристы, как правило, считали, что упоминание их в разговорах с любыми посторонними принесет неудачу, даже такими, как Юрий Плисецкий. - Знаю ли я о них? - голос Юрия был резким, когда он засмеялся, но в нем была и нежность, скрытая, но все же. - Я знал их. - Кто они? - выдохнул он, чувствуя волнение в груди от этого нового открытия. Призраки могли быть признанной частью жизни катка, но они все еще были загадкой, больше народной сказкой, чем доказанным фактом. Люди слышали их, иногда мельком видели, хотя и не достаточно ясно, чтобы разглядеть детали, но никто не знал точно, кто они или кем были. И все же здесь был Юрий Плисецкий, утверждающий, что знал таинственных призраков при жизни. - Эти двое очень сильно любили катание и друг друга, - таинственно сказал Юрий, и его слова вызвали гораздо больше вопросов, чем дали ответов. На несколько секунд старик снова замолчал, глаза обратились к катку, где все еще танцевали мерцающие призрачные фигуры, которые, казалось, не обращали внимания на то, что за ними наблюдали. Затем Юрий снова заговорил, не отрывая от них взгляда. - То, что ты видишь там... Они не призраки, - пробормотал Юрий. - Где бы ни были эти двое, это точно не здесь. Они ушли. Вместе. - Так кто же они тогда? - спросил он смущенно, кивнув в сторону льда, где все еще виднелись полупрозрачные силуэты. - Оттиски, - ответил Юрий, пока фигуры то появлялись, то уходили из поля зрения, а музыка текла и струилась. Лунный свет, лившийся через окно, сиял, просвечивая их насквозь и делая их еще более невесомыми. - Воспоминания. На его смущенное выражение лица Юрий задумался, переводя взгляд с него на полупрозрачных фигуристов и обратно снова и снова. - Я никогда не видел, чтобы люди любили друг друга и лед так же, как любили эти двое, - мягко продолжил Юрий. - Когда ты любишь что-то и кого-то так сильно, это чувство никогда не исчезнет по-настоящему. Что-то всегда останется в тех местах, которые значили для тебя больше всего. Музыка взлетела, достигнув своего последнего крещендо, и постепенно начала затихать, вместе с ней исчезали и призрачные фигуры, все еще переплетенные друг с другом. - Любовь такая, какая была у них, никогда не исчезнет полностью, - снова заговорил Юрий, все еще глядя на лед, потерявшись в воспоминаниях. - Всегда будут оставаться отголоски. Прозвучали последние ноты арии, оба голоса взлетели ввысь, в последний раз задержавшись на пустом льду катка и наполнив все его пространство безоговорочной любовью.