Между Явью и Навью

Обратно идут долго и молча. По поводу пожара, постепенно охватившего весь особняк - Яков тут немного помог, чтоб уж горело - так все дотла, Александр Христофорович, понимающе хмыкнув, дописал в конце протокола пару абзацев, Вакула кивнул, Яким безразлично пожал плечами, а Тесак жадно вчитывался в написанное начальником. Нехорошо, конечно, уничтожать вещественные доказательства и улики, но еще хуже такие вещи оставлять без присмотра, чтоб потом в руки людям несведущим попали. Бинх, вообще, кажется, считает, что так проблем меньше, мороки меньше, а значит и ему проблем меньше. И Гуро со своим странным писарем побыстрее уедут. Все, пожалуй, в выигрыше. Николай кутается в пальто Якова, уткнувшись носом в воротник и почти не глядя на дорогу - хорошо, что Яким за ним присматривает, чуть ли не под руку ведет, пока Яков с Александром Христофоровичем обсуждают предстоящий к написанию отчет. - Так вы, Яков Петрович, точно уверены, что вся эта чертовщина закончилась? - все же уточняет Бинх у самого края деревни, оглядываясь на занимающийся огнем особняк. На улицу Диканьки постепенно начинают высыпать люди, с испугом глядя на холм. - Поверьте моему опыту, - кивает Гуро, коротко оглянувшись на особняк. Книги успеют сгореть, прежде чем огонь потушат. Это хорошо, а больше ни о чем и думать не хочется. Разве что об осколках стекла, аккуратно разложенных по карманам пальто, этим тоже нужно заняться побыстрее. Бинх, вздохнув сердито, немного недоверчиво и кромешно устало, уходит организовывать какую-никакую попытку затушить огонь, и Вакула с Тесаком уходят следом. Николай на ногах еле стоит, больше опираясь плечом на плечо верного слуги и покачиваясь от каждой попытки встать самостоятельно. - Дело у нас с вами, Николай Васильевич, еще есть неоконченное, - неохотно напоминает Яков, заглянув Тёмному в глаза. А тот едва-едва живой, по-хорошему не трогать бы его пару дней, дать отоспаться, отъесться, отдохнуть. Яким того же мнения, и настолько, что даже позволяет себе тихое, возмущенное: - Яков Петрович, барин-то на ногах не стоит… - А то я не вижу, что не стоит, - соглашается Яков. - Давайте, голубчик, мое пальто, и идите отдыхать. Без вас пока управлюсь. А ты, Яким, проследи, чтобы Николай Васильевич отужинал хоть чем-нибудь и спать лег… Слова вдруг застревают в глотке, когда Николай, совершенно неожиданно для своего полуобморочного состояния, хватает Гуро за запястье, стискивая с такой силой, что у Якова даже пальцы немеют. - Только не спать, - шепчет Николай, глядя на беса полубезумными, совершенно черными глазами. - Яков Петрович, только не… - Тише, тише, душа моя, - решив, что от Якима все равно ничего не укроется, Яков коротко гладит Николая по щеке, успокаивая. Хватка на запястье немного ослабевает, хотя и остается чувствительно-сильной, будто от страха у Гоголя пальцы свело. - Что ж я вас, неволить, что ли, буду? Вымойтесь, съешьте что-нибудь. Яким за вами приглядит. Не пейте только, бога ради, этого еще не хватало. - Пригляжу, - согласно басит Яким, аккуратно тронув Николая за плечо. Тот неуверенно разжимает пальцы и отходит на шаг, все еще глядя на Якова. - Иди, - кивает бес, и Гоголь нехотя слушается, уходя следом за Якимом, оглядываясь только на пороге. Взгляд у него умоляющий, и Яков прекрасно знает, о чем тот просит. Кивает чуть заметно, безмолвно пообещав такую необходимую сейчас Темному защиту от кошмаров, и постояв еще пару минут на улице, понаблюдав за толпой, опасливо и не слишком охотно двинувшейся в сторону особняка, заходит на постоялый двор, где сонный хозяин, давно уже предупрежденный Бинхом, провожает Якова в его комнату. На внешнее убранство комнатушки Яков не обращает никакого внимания, главное что стол есть довольно-таки ровный, стул, да подсвечник с парой свечей. Бутылку любимого вина и стакан Яков добывает из стоящего на полу сундука и, сделав глоток, начинает выкладывать из карманов мелкие стеклянные осколки. Хорошо хоть, что в кругу только одно зеркало осыпалось из рамы, остальные, хоть и пошли изнутри трещинами, устояли, а то застрял бы Яков над ними на несколько дней. Да и так он не знает, сколько времени проходит - требующая предельной состредоточенности и аккуратности работа увлекает его полностью и уже близится к концу, когда на пороге возникает Николай - совершенно несчастный, одетый кое-как - словно собирался спать, а потом передумал и наспех натянул штаны с камзолом, босой и взлохмаченный. - Простите, Яков Петрович, - тихонько окликает увлеченного выкладыванием зеркальной мозаики беса Николай, переступая порог комнаты без приглашения и плотно прикрывая за собой дверь. - На полу холодном не стойте, - Яков кивает в сторону некрепко выглядящего кресла, а затем указывает рукой на висящее на спинке стула пальто. Николай, умничка, все понимает - закутывается в плотную алую ткань и забирается с ногами на кресло, затихнув. Постепенно даже согревается и успокаивается - нервное его дыхание выравнивается и становится глубже. - Думаете, получится у вас Оксану вызволить? - тихо спрашивает Темный, когда Яков укладывает последний кусок стекла на положенное ему место. На зеркальном полотне есть несколько пробелов от осколков, рассыпавшихся на совсем уж мелкие части, но большая часть зеркала Яковом тщательно уложена на столе. - Посмотрим, - Яков неопределенно дергает плечом, давая Николаю понять, что тому лучше бы помолчать и беса расспросами не отвлекать. Гоголь, кажется, понимает - послушно замолкает, плотнее укутываясь в пальто. Оксану-то вызволить дело несложное, сложнее найти мавку в этом зазеркалье - сам Яков в разбитое зеркало соваться не хочет, а Темного сюда подпускать и вовсе дурная идея, особенно в таком состоянии. Задумавшись, сосредоточившись, Яков не замечает, как Николай бесшумно подходит вплотную, и чуть не вздрагивает, когда на плечо опускается его рука. - Может, я её позову? - Гоголь бросает короткий взгляд на разбитое зеркало, догадавшись не рассматривать в нем свое отражение. - Так быстрее, конечно, будет, - соглашается Яков, придержав качнувшегося писаря за пояс. - К зеркалу ближе наклонись и глаза закрой. И не открывай, пока не разрешу. Гоголь исполняет все в точности, оперевшись ладонью о столешницу. Волосы его свешиваются почти до зеркальных осколков, а на гладкой блестящей поверхности остается след от выдоха, когда он несколько раз тихо зовет мавку по имени. Хорошо, что подглядывать мальчишка не стал - Оксана выныривает из глубин зеркальной глади, царапая с обратной стороны вздрогнувшие от такого напора осколки - и Николай вздрагивает, почувствовав движение, но глаз не открывает, замерев, когда Гуро кладет руку ему на плечо. Вытащить её вовсе не сложно - достаточно руку протянуть и она цепляется за ладонь холодными мокрыми пальцами, а уже через минуту оседает у ног Якова, дрожа и плача. - Открой глаза, - разрешает Яков, чуть потянув Николая за плечо. Тот сначала выпрямляется, а только потом слушается. Бросает полный благодарности взгляд на Якова и садится рядом с Оксаной, обнимая бедную девку и успокаивая. Яков, чтоб не портить идиллическую картину своими нервными вздрагиваниями - все-таки никак отвращения побороть не может, - отходит в сторону, сметая осколки колдовского зеркала в мешок, а мешок убирая на дно своего сундука. - Не ожидала от тебя помощи, барин, - сипло от слез роняет Оксана, глянув на Якова из-под спутанных волос. Выглядит она сейчас совсем не красавицей, нет у неё сил на то, чтоб морок удерживать, но Николая, например, это не сильно волнует. Обоняние у него, что ли, напрочь отсутствует? Хотя когда покойницу вскрывали - вон как зеленел. - И впредь не жди, - хмыкает Яков, - До запруды своей доберешься? - Доберусь, а то как же, - Оксана, кивнув, поднимается на ноги и, посмотрев на сидящего Николая, улыбается: - Ты, Коленька, как уезжать будешь - зайди ко мне попрощаться. Обещаешь? - Обещаю, - кивает тот в ответ, провожая взглядом зыбкий зеленый туман, которым мавка растворилась в комнате. - А когда мы в путь, Яков Петрович? - Николай поднимается, опираясь на руку Якова и, качнувшись, замирает, прислонившись виском к его плечу. - Завтра вечером отправимся, - Гуро устало прикрывает глаза, думая о том, как бы хорошо было оказаться сейчас дома в Петербурге, в удобной постели, с Коленькой под боком. А предстоит пока что целый день бумажной волокиты, да еще дорога, потом еще как минимум день уже в Третьем придется отчитываться и докладывать, докладывать и отчитываться… - А потом в отпуск, - вслух продолжает Яков свои невысказанные мысли, погладив вмиг задремавшего Николая по волосам. - Тоскану тебе покажу, Коленька. На Лигурийском побережье в любое время красота. Поедешь со мной? - Да я с вами куда угодно, Яков Петрович, - тепло и сонно вздыхает Николай, словно бы всерьез вознамерившись спать стоя. - И в Петербург, и в Тоскану… Яков, вполне удовлетворившись таким ответом, неторопливо тянет мальчишку к двери, здраво рассудив, что его нетопленная толком, пропахшая от мавки тиной комната плохо подходит для того, чтобы пытаться заснуть. Не ему, так Темному, а Яков, как и обещал, сон его пока постережет.