Blue Vase

Гарри Поттер стоял посреди улицы, держа в руках пакет с покупками. Он не шевелился, даже не моргал. Он словно выпал из времени, а мир двинулся вперёд, оставляя его стоять там — одинокого, сжимающего в руках бумажный свёрток. Конечно, все знали, кто он такой, и потому не беспокоили его. Если Гарри Поттер желает встать посреди улицы и притвориться статуей — что ж, так тому и быть. Несколько малышей остановились, чтобы поглядеть на него, скользя взглядом по шраму, но больше никто не обращал на Гарри абсолютно никакого внимания. Он жил в этом районе, и постепенно окружающие привыкли его видеть. Каждый день Гарри сбегал вниз по ступенькам с третьего этажа, пересекал улицу и направлялся в «Ежедневный Пророк». День за днём — с девяти до трёх — он составлял типографские литеры, набирая для газеты страницу за страницей. Каждый раз это была газета следующего дня, и Гарри любил шутить, что живёт на шаг впереди всех остальных. Он читал завтрашние заголовки изо дня в день, кроме воскресенья. По воскресеньям он возвращался «на землю», где люди думают о сегодняшних событиях вместо того, чтобы размышлять о грядущем. Сперва он выбрал эту должность потому, что она не требовала вдумчивости. Многолетняя борьба со злом вымотала его, окончательно выбила из сил — настолько, что он был сыт по горло работой, которая забиралась в его душу, наполняя сны сажей, кровью и трупами. Когда война закончилась и всё вернулось на круги своя, он молча ушёл в отставку, сняв квартиру через улицу от типографии. Днём, смотря в окно на то, как печатная машина — клац, клац, клац! — выпускает копии завтрашних газет, он пришёл к выводу, что нечто настолько стабильное, упорядоченное и обнадёживающее и являлось предметом его поисков. Три года спустя он по-прежнему составлял литеры, и никому в округе это больше не казалось странным. Драко Малфой наблюдал за ним в течение нескольких недель. Возможно, месяцев — он старался не считать. Следить было до странности просто, особенно теперь, когда Гарри редко всматривался в лица окружающих. Каждое утро он, устремив взгляд на носки своих ботинок, переходил через улицу, а затем заходил в отделение «Ежедневного Пророка»; каждый вечер он, погружённый в свои мысли, волочил ноги обратно, рассеянно глядя перед собой. Гости бывали у него редко. Единственные, кто к нему наведывался — это вечно чем-то взволнованная пара: рыжий мужчина и женщина с каштановыми волосами. Драко полагал, что это женатые Рон Уизли и Гермиона Грейнджер, живущие с тремя детьми на другом конце города. Теперь у них была своя собственная жизнь, и Гарри Поттеру больше не было в ней места. И вовсе не потому, что они не хотели, чтобы он был рядом, а потому, что он больше не мог позволить себе хотеть быть вместе с ними. Он стал экспонатом, превратился в символ их благотворительной деятельности. Они выглядели так, будто испытывали неловкость, приезжая или уезжая от него, но тем не менее по-прежнему продолжали его навещать. В воскресные вечера Гарри поднимался на склон за зданием «Ежедневного Пророка», и смотрел, как садится солнце. Если лил дождь, он надевал синий дождевик и чёрные ботинки, а в погожие дни брал с собой свитер и накидывал его на плечи, чтобы не простудиться. Изредка он ненадолго засыпал, наблюдая за закатом. Соседские дети знали эту привычку Гарри и старались ему не мешать. Проснувшись минут через двадцать, он отправлялся домой, где ненадолго включал лампу и читал, а после тушил свет, погружаясь в темноту. Драко следил за ним всё это время. Несколько месяцев назад он приобрёл небольшую квартиру кварталом ниже «Ежедневного Пророка»; однажды догнав Гарри, он собирался высказать ему то, что должен. «Поттер, — произнёс бы он. — Как ты посмел? Как посмел убить моего отца? Как осмелился разрушить имя моей семьи? Как ты посмел?» Но жажда мести была слабой, и требовались все его усилия, чтобы поддерживать в ней огонь, сохранять её пылающей. Драко влачил её подобно изношенному одеялу, унаследованному от прапрадедов, вынужденный подтягивать его из года в год всё сильнее. Глядя в зеркало, Драко проверял на прочность свою ярость, свой озлобленный оскал и находил их удовлетворительными. Он утомился. Он понимал, почему Гарри устроился работать в типографию, и в каком-то смысле даже завидовал ему. Поэтому вместо того, чтобы встретиться с ним лицом к лицу, Драко наблюдал. Он просыпался по утрам и покупал завтрак в пекарне, расположившейся под квартирой Гарри. Круассаны с кофе, бублики со сливочным сыром или большую круглую булочку с беконом и луком. Сделав заказ, он садился на небольшой крытой террасе и смотрел, как Гарри спускается из квартиры; как он пересекает улицу; как открывает маленькую заднюю дверь «Ежедневного Пророка» и занимает своё место за покрытым чернильными пятнами столиком. С террасы Драко мог видеть, как он выдвигает ящик и достаёт комплект типографских литер и бумагу из почтового ящика. Иногда на столе Гарри стояла обвязанная лентой коробочка — презент от редактора объявлений, изящной женщины со светло-каштановыми волосами и маленькими руками. В таких коробочках всегда лежали подарки: печенья, пирожные, стеклянные зверушки замысловатых форм, запонки, зажимы для галстуков... Гарри выстраивал эти подарки в ряд — во всяком случае, те из них, которые были несъедобными — на подоконнике окна своей квартиры, выходящего на южную сторону. Порой он разговаривал с редактором объявлений по вечерам, прежде чем уйти домой. Она хотела, чтобы он оставался подольше, но он никогда этого не делал. Наспех перекусив у себя дома, Гарри спешил назад к своему столику и незаконченным делам. К тому времени Драко перебирался из маленькой пекарни в кафе-кондитерскую, притаившуюся рядом с «Ежедневным Пророком». Оттуда ему было видно, как Гарри перемещает нагруженные рамы для заключки к печатнику. Ему приходилось закатывать рукава, и Драко понимал, что подобная работа требует колоссальных усилий. Вены на руках Гарри вздувались, пока он медленно передвигался, сосредоточенный на том, чтобы не задеть раму и не разбросать литеры. Улыбнувшись, он обменивался парой слов с печатником, вытирал лоб и возвращался к своему столу. Вскоре после этого Гарри отправлялся домой и, раскинувшись в кресле, читал, или слушал музыку, или записывал что-то в массивную книгу в кожаном переплёте, или шёл гулять по окрестностям. Больше всего Драко нравилось, когда он решал прогуляться, потому что тогда он мог последовать за ним. Гарри не всегда выбирал один и тот же маршрут, однако каждый раз выходил на улицу ровно на два часа. Драко шёл следом тихо, не останавливаясь, лишь иногда поднимая на него взгляд. Он не сомневался, что остаётся незамеченным, а в последние недели и вовсе перестал делать вид, что скрывается. Время от времени Драко оказывался всего в нескольких шагах от Гарри, и они шли настолько близко, словно так и было задумано. Словно они проводили вечер вместе. Это успокаивало. В дни, когда Гарри выбирался на прогулку, Драко не мучили кошмары и он больше не чувствовал жажды мести. Он уже и сам не знал, почему наблюдает за Гарри. Драко понимал только то, что это приятно. И вот однажды Гарри остановился. Он сделал покупки в овощном магазине — точно так же, как и в любую другую среду — но вместо того, чтобы взбежать по ступенькам в свою квартиру, остановился посреди улицы. Его взгляд остекленел. Сперва Драко подумал, что его заметили. Сегодня он обедал в пекарне, где излишки выпечки продавались со скидкой (два пирожка стоили всего-то сикль). Он как раз выходил из магазина с пирогами в руках, когда наткнулся на Гарри, неподвижного, глядящего прямо на него пустыми, неестественными глазами. Неужели Гарри, наконец, его обнаружил? Уличил его в слежке? С грязным белым пакетом в руках и газетой под мышкой он, несомненно, не вызывал никаких подозрений. На секунду Драко подумал произнести давно заготовленную речь. «Как ты посмел? Как посмел убить моего отца? Как осмелился разрушить имя моей семьи? Как ты посмел?». Но его мысли были сбивчивыми, а оскал фальшивым. Он даже не был уверен в грозности своего взгляда. Но через секунду Драко понял, что Гарри не обратил на него никакого внимания. Что-то явно было не так. Драко вышел на улицу и подошёл поближе. Никакой реакции. Гарри даже не моргнул. Драко забрал у него бумажный свёрток, однако Гарри по-прежнему не шевелился. Руки оставались на месте, как будто всё ещё держали пакет с овощами: Гарри продолжал придерживать ладонями невидимое дно. Драко аккуратно обхватил пальцами его запястье, и руки Гарри безвольно упали вдоль туловища. Его голова склонилась к груди, затем Гарри поднял глаза и, недоумённо моргнув, в упор посмотрел на Драко. — Спасибо, — произнёс он. — Пожалуйста, — растерянно отозвался Драко. — Ты в порядке? — Да, всё хорошо. Спасибо, что спросил. — Драко взял его за руку и перевёл через улицу к лестнице, ведущей в квартиру Гарри. — Хочешь пойти домой? — спросил он. — Да. Да... Думаю, что хочу. — Гарри продолжал стоять на месте, безучастно глядя на него. — Это здесь, — сказал Драко, указав на ступеньки. — Уверен, что с тобой всё нормально? — Нет, — тихо выдохнул он. — Я ничего не помню. Драко провёл Гарри по двум шатким лестничным пролётам к наружной двери его квартиры. Гарри никогда не запирал входную дверь на замок, предпочитая оставлять её отрытой; Драко знал об этом, но до сих пор он не осмеливался переступить порог его жилища. Ему случалось заглядывать внутрь через окно или же дёргать дверную ручку, проверяя, закрыта ли дверь, однако дальше этого он не заходил. Теперь, распахнув входную дверь и пройдя с Гарри в комнату, Драко указал ему на кресло у окна и стал наблюдать за тем, как тот усаживается. — Ты не помнишь этого? — Нет, — ответил Гарри. Он был необычайно спокоен и не выглядел напуганным или взволнованным. Казалось, Гарри совсем не против того, что Драко пришёл сюда вместе с ним и с самого начала был рядом. Гарри выглянул в окно, рассматривая улицу с рассеянным любопытством, пытаясь устроиться в кресле поудобнее — словно кресло принадлежало не ему, словно Гарри — всего лишь гость, а не полноправный хозяин квартиры. — Ты помнишь меня? Гарри повернулся и посмотрел на Драко с долей сосредоточенности. — Нет, — произнёс он. — Прости. Гарри потерял память. Он сделал несколько шагов вперёд — и забыл всё. Возможно, в этом и заключался смысл. Возможно, именно поэтому он и находился тут, ежедневно выполняя одни и те же действия. Набор типографских литер, прогулки, закаты по воскресеньям. Возможно, он был здесь для того, чтобы забыть, и это наконец произошло. «Как ты посмел, Поттер?» — думал Драко, прокручивая в голове свою тщательно спланированную речь. Но — нет. Как ни странно, он внезапно осознал происходящее. Месть ушла на второй план и теперь казалась всё более нелепой затеей. — Тебя зовут Гарри. Ты помнишь хотя бы это? — Нет. Кто ты? — Драко. — Мы друзья? — Да. С этого момента Драко и начал лгать. Он не собирался так поступать — во всяком случае, не сначала. Он не знал, как иначе объяснить сложившуюся ситуацию. Нет, мы не друзья. Мы враги. Когда мы в последний раз разговаривали, я пытался тебя убить, а ты чуть не убил меня. Мы прямо противоположное друзьям, и любое взаимодействие, на которое мы способны, должно быть прямой противоположностью дружескому. Но расслабленное лицо Гарри — это пустое выражение без намёка на ненависть или страх — было настолько совершенным, что Драко не хотел, чтобы оно изменилось, не хотел всё разрушить. Он думал, что это будет маленькая ложь, которая легко забудется после наряду со всем остальным. Поэтому он солгал. Драко готовил обед, а Гарри задавал ему вопросы. О том, чем он зарабатывает на жизнь, как они познакомились, где его родители. Драко отвечал ему самой лучшей ложью из всех. Он — независимый журналист. Они встретились в парке, когда каждый из них выгуливал собаку знакомых. Родители погибли во время несчастного случая год назад. Гарри живёт здесь уже три года... Они ели и разговаривали. Драко рассказал ему про магию, показал, где Гарри хранит волшебную палочку (в ящике стола). Он сообщил и про маглов, опуская неприятные подробности. Он не упомянул войну или Волан-де-Морта. Гарри пока не заметил свой шрам, за что Драко был очень благодарен. Он ещё не был уверен, как объяснить его наличие. Пользуясь тем, что Гарри увлечён изучением предметов на подоконнике, Драко переложил книгу в кожаном переплёте на дно нижнего ящика и прикрыл её газетами. После обеда Гарри выглядел уставшим, и Драко предложил ему прилечь. Кивнув, тот окинул взглядом комнату, тогда Драко открыл дверь в спальню. Гарри снова поблагодарил его, замешкавшись на секунду, прежде чем лечь в постель. — Этого я тоже не помню, — признался он. — Знаю, — печально улыбнулся Драко и оставил дверь слегка приоткрытой. Он перешёл улицу и сообщил сотрудникам «Ежедневного Пророка», что Гарри не здоров и не ясно, когда он сможет вернуться к работе. Они выглядели обеспокоенными, но не спросили ни почему Драко говорит это им, ни какие отношения их связывают. Редактор объявлений попробовала выведать у него хоть что-нибудь, но Драко сказал, что это личное и что Гарри сам даст знать, что не так, как только это представится возможным. — Не торопите его, — посоветовал Драко самым мудрым тоном, на который был способен, — когда он будет готов рассказать, он будет благодарен, что вы дали ему время. Она приняла это с задумчивым, сочувствующим кивком. Вернувшись в квартиру Гарри, Драко первым делом помыл посуду и убрал её в шкаф. Он прибрался в гостиной и повесил пальто, разбросанные на диване. Он даже достал веник и смёл несколько крошек с пола. Всё это время он старался не задумываться над тем, что делает, почему, или что предпримет дальше. Приглушённый крик привёл его в спальню Гарри. Подойдя к кровати, Драко увидел, что он всхлипывает, ворочаясь под одеялом, которым укрыл его Драко. Он обнял Гарри и попытался его успокоить: — Т-ш-ш. Всё позади. Т-ш-ш. Гарри проснулся, тяжело дыша напротив его щеки. Драко убрал волосы с его лица и спросил: — Ты что-нибудь вспомнил? — Нет, — ответил Гарри. — Мне снились пауки, ползающие по моему телу. Он расслабился на груди Драко и они отдыхали так; Гарри ощущал тепло и безопасность его объятий, тело всё ещё немного дрожало после кошмара, учащённое дыхание постепенно возвращалось к норме. Драко услышал смех, доносящийся с улицы, и ощутил запах свежеиспечённого хлеба. Он заметил, что не снял ботинок, когда ложился, а чёрные волосы Гарри касаются его шеи. Он провёл большим пальцем по его плечу; хотелось сказать что-нибудь, но в голове было пусто. Его левая ладонь покоилась на талии Гарри, горячая напротив его кожи там, где задралась рубашка во время кошмара. Драко ощущал, как бьётся пульс в этом месте, между кожей Гарри и его ладонью, жаркое, гулкое сердцебиение. Гарри слегка шевельнулся, придвигаясь к Драко. — Ты спишь здесь со мной, не так ли. Это было утверждение, и Драко не был склонен отрицать его. Не сейчас. — Да, — сказал он, — так и есть. На тот момент это казалось правдой. Приподнявшись на локте, Гарри осторожно посмотрел на Драко и провёл пальцами по его лицу, словно тайна воспоминаний была сокрыта где-то здесь, словно прикоснувшись к нему он мог вернуть всё назад, эту чудесную жизнь в квартире над пекарней, где они выгуливают собак друзей и пишут статьи о глобальном потеплении, росте популяции воробьёв и о том, какие замечательные бистро можно найти в закоулках Лондона. Сердце Драко учащённо билось в страхе, что пальцы Гарри обнаружат правду, что они отыщут нить обмана и разоблачат его. Но вместо этого Гарри наклонился вперёд и прижался губами ко лбу Драко, к его щекам и губам. Драко закрыл глаза, позволив себе поверить в это. Поверить, что просыпается в этой кровати по утрам, когда восточные окна освещают комнату. Представил ссоры о том, стоит ли им переезжать в квартиру побольше или возвращаться в Хогсмид, перебравшись, наконец, из надоевшего Лондона. Губы Гарри касались его живота, когда он представлял, как они сидели в парных креслах по вечерам, Гарри — в кресле у окна, чтобы иметь возможность смотреть на улицу, а Драко напротив него, с книгой в руке и разместив ноги на кофейном столике. Он представил, как по очереди они читали друг другу длинные эпосы, конец которых вызывал слёзы. Возможно, они устраивались вместе на диване, и Гарри укладывал голову ему на грудь, прислушиваясь к голосу Драко, озвучивающему последние главы их любимого романа. Он представил, что заниматься любовью с Гарри, как сейчас, было чем-то совсем привычным. Поздней ночью, когда кожа Гарри вжималась в его — тепло, о существовании которого он успел забыть — Драко представлял, что они вместе смотрели на закат по воскресеньям, и Гарри иногда засыпал на его плече. Что это Драко приносил Гарри свитер, хотя тот всегда настаивал, что он ему не понадобится, укрывал им его спящего, и, убрав с лица волосы, прикасался к щекам и рукам. Ложь продержится по меньшей мере до утра. «Как ты посмел, Поттер». Теперь слова были лишь эхом, зудящим, надоедливым ощущением где-то в затылке. В ту ночь, когда Гарри спал, свернувшись рядом с ним, а его руки безвольно лежали на животе, Драко снились портреты, висящие на стенах и с отвращением осуждающие его. Он шёл по бесконечно длинному коридору, пока Малфой за Малфоем бормотали проклятья и плевали ему вслед. Бюст отца посмотрел на него в изумлении. «Как смеешь ты», произнёс он, потрескивая гипсовыми губами. Проснувшись утром, Гарри некоторое время лежал неподвижно. Драко почувствовал, что краснеет, его охватило волнение. Что он наделал? Зачем он пришёл сюда, зачем солгал? Но прежде чем успеть обдумать ответы, Драко осознал, что Гарри ничего не помнит — во всяком случае, ничего до вчерашнего вечера, потому что секунду спустя Гарри устроился на его груди и поцеловал его. Драко медленно выдохнул. — Мы поссорились? — спросил Гарри. — Поссорились? — Здесь нет твоих вещей. Мы поссорились? — Что-то... вроде того. — Расскажи мне. Драко даже не пришлось задумываться над ответом. Всё казалось таким правдивым, таким правильным, словно и было именно так. Он ревновал, обвинил Гарри в том, что у него была интрижка с редактором объявлений. Выйдя из себя, он разбил о стену вазу («Вон там, видишь? Этот след на стене?»), но теперь понял, что ошибся, и очень сожалеет. Драко признал, что у него проблемы с доверием, что он собственник и его самый большой страх — потерять то, что у них есть, и что иногда вероятность этого видится ему практически во всём. Он рассказал ему, как они взяли отпуск летом, отправились на побережье, Гарри завёл друзей в городе, отправился плавать с ними, а Драко ревновал из-за того, что Гарри подружился с женой другого мужчины. — Временами я бываю невыносимым, — признался Драко. — Но я ведь простил тебя впоследствии? — Да, простил. — И ты собирался вернуться сюда, ко мне? — Да, я уже сообщил хозяину квартиры. Потом был поздний, ленивый завтрак выпечкой, которую Драко купил этажом ниже. Джем и масло, свежий, ещё тёплый хлеб, немного бекона и персики. Гарри потянулся. — Давай сходим в места, которые я мог бы вспомнить, — предложил он. — Мы можем пойти на побережье? Я хотел бы увидеть пляж. Драко улыбнулся. Стоял мёртвый сезон, и почти весь пляж был в их распоряжении. Несколько ребят строили хрупкие песочные замки оранжевыми и розовыми пластмассовыми ведёрками; двое — высокий мужчина и небольшого роста полная женщина — прогуливались вдоль пристани. Дул холодный ветер, под дождевиками на Гарри с Драко были свитеры, но они сняли обувь и носки, чтобы чувствовать влажный песок под ногами. — Я любил это место, — сказал Гарри, вдыхая солёный воздух. — Да, любил, — ответил Драко. — Ты помнишь? — Нет, — Гарри прикрыл глаза. — Но я люблю его сейчас, — он взял Драко за руку и они медленно продолжили идти. В ту ночь Гарри снова снились кошмары. Перед тем как он проснулся, намочив грудь Драко слезами, тот с уверенностью осознал, что к Гарри вернулась память. Чувство вины охватило его. Он не мог объяснить свои действия. Зачем он солгал? Зачем притворился любовником Гарри, зачем придумал все эти истории, дал им прошлое, которого не было? Стоит признать, что ещё в школе, до того как они выпустились и ушли сражаться на противоположных сторонах нелепой войны, был момент, когда он задумался над тем, было ли что-то между ними, возможно ли это вообще. Холодной ночью, блуждая без разрешения по саду и согревая дыханием сложенные чашечкой ладони, он чуть не натолкнулся на Гарри, который делал то же самое, и несколько минут они делили кусочек неба над собой, смотрели на звёзды, погрузившись каждый в свои мысли. Драко задавался вопросом, что было бы, если бы вместо того, чтобы смотреть, как Гарри дрожит, он подошёл бы к нему и обернул своей шерстяной мантией. Могло это быть так просто? И к чему бы это привело? Драко не мог поступить иначе; он сражался на стороне своего отца. В конце концов, стой он немного левее, он бы сейчас тоже был мёртв. Но он не умер. Много лет он оплакивал свою жизнь, вышедшую далеко за пределы жизни его отца. Много лет он проклинал имя Гарри Поттера и всё, за что он боролся, хотя в глубине души знал, что не может винить ни его, ни самого себя. Гарри тоже не мог поступить по-другому. Но Драко выжил, получил помилование и продолжил двигаться дальше. Или нет. Он закрылся в прошлом, позволив ему нашёптывать слова мести себе на ухо. Лёжа без сна ночи напролёт, томимый неопределёнными желаниями, он завидовал мёртвым и проклинал себя за то, что остался жив. Гарри предпринял попытку оставить своё прошлое, освободиться от случившегося, перелистнуть эту страницу своей жизни одним решительным взмахом и никогда больше не возвращаться к ней. И преуспел, правда, ненадолго. Гарри сел в кровати, предрассветные сумерки проникали сквозь окно. Его дыхание было частым из-за кошмара. Внезапно Драко охватил ужас. Было что-то в осанке Гарри, некая тяжесть в плечах, которая дала Драко уверенность: он вспомнил. — Волан-де-Морт, — произнёс Гарри. Вот и всё. Драко ощутил тошноту. Сейчас Гарри повернётся и с гневом посмотрит на него. Возможно, пойдёт в соседнюю комнату, откроет ящик и достанет свою палочку. Возможно, вернётся, с растрёпанными волосами и сверкающими глазами, и направит палочку на Драко. Возможно, Гарри убьёт его. Драко не был уверен, пугает эта мысль или вызывает облегчение. Он сглотнул. — Ты вспомнил, — сказал он, и его голос звучал на удивление спокойно. Гарри не ответил. Он дотронулся пальцами до губ, скользнул ими по волосам. Он повернулся и посмотрел на Драко, который не смел двигаться, одна рука всё ещё оставалась на месте, где лежал Гарри, а другая сжимала его колено. Потянувшись к нему, Гарри провёл пальцами по его щеке и вздохнул. — Нет. Нет, не вспомнил. Мне снился сон об ужасном человеке и об ужасной войне. Он вернулся в объятия Драко, спрятав лицо в изгибе его шеи. Какое-то время они настороженно молчали, рука Гарри вычерчивала линии на спине Драко, по его плечам, сквозь его волосы. Драко ощущал прохладный воздух на коже и чувствовал, как Гарри согревается в его объятиях. Он боялся пошевелиться, опасаясь того, что будет дальше, того, что должно было быть сказано. Он ощутил прикосновение губ к шее, беспомощно смотря в темноту. Некоторое время спустя, когда Драко думал, что он уже уснул, Гарри тихо прошептал: — Ты сможешь меня простить? Драко прикрыл глаза. — Я давно тебя простил. На следующее утро Гарри встал пораньше и принёс им завтрак из пекарни. — Я кое-что вспомнил, — сказал он, принеся поднос в спальню и положив его на кровать. Он налил две чашки кофе и поставил их на ночной столик. — И что же? — сонным голосом спросил Драко. На долю секунды он забыл о случившемся ночью, забыл, что его ложь не была правдой. — Я вспомнил, что тебе нравится чёрный кофе. А ещё круассаны с джемом. И что это была голубая ваза, та, которую ты разбил о стену. Видишь? Можно рассмотреть голубой след на стене. Я прав? Драко улыбнулся. — Да, — сказал он. — Да, ты прав.