Усталость

      На выпускном подруги в платьях - у Маринетт все руки в шрамах, и, знайте, шёлк так неприятен на не заживших ещё ранах. У Маринетт глаза пустые, в них льдистый холод поселился, ведь мальчик, что так сердцу дорог, уже, увы, давно не снился. Давно не снились и пегасы, и пауки, и приведенья: настолько выжатые дети не могут видеть сноведенья. У Маринетт в скетчбуке старом давно заполнены страницы, но новый, даже не раскрытый, в дальнем углу лежит, пылится. Ведь у неё трясутся пальцы, как о дизайне вспоминает: важнее памятника детству и глупой юности не знает.       Но она больше не ребёнок, хоть и разбиты в кровь колени: спасенье мира заставляет взрослеть, и без каприз, без лени, идти вперёд, спасая слабых, рискуя жизнью постоянно; и свет от вспышек фотокамер почти как от настольной лампы, и крыши мокрые Парижа почти как коврик под ногами, и Маринетт уже привыкла, смотря в лицо, играть словами, не замечая, что Сабина от злости и бессилья плачет, и Маринетт её так жалко, но разве может быть иначе? Ведь тайна личности важнее, чем отношения с семьёю... Париж... он многомиллионный, а их с Котом - лишь двое.