Сны

Карамон отставил свою кружку и уставился на брата долгим испытующим взглядом. И когда только научился ТАК смотреть? Старый добрый Карамон – большой, надёжный, с сильными заботливыми руками. Именно эти руки, обнимающие и оберегающие, снились ему глубоко в Бездне, охраняя от гнева королевы Такхизис. Это были волшебные сны о его детстве и юности, где не было ещё страшной болезни, сжимающей его сердце до кровавого кашля. В этих снах Рейстлин был не просто таким, как до испытания, нет, он был силён и здоров, пусть и немного не дотягивал до своего близнеца, исключительно потому, что даже во сне не мог впихнуть в себя за раз столько еды, сколько поглощало ненасытное нутро Карамона. А ещё в эти снах Розамун всегда была здорова, она умела контролировать свой дар, и они вместе с Рейстлином, взявшись за руки и отпустив своё сознание, путешествовали по странным и удивительным местам. И отец, отец не был против его обучения в школе магии. В тех снах не было Китиары, или же она была любящей сестрой, невестой друга Рейстлина и Карамона – Танниса Полуэльфа. Радужные сны, порой, слишком приторные, но неизменно счастливые. Эти сны были пропитаны любовью. Любовью к Рейстлину. И, чему он сейчас удивлялся, после того как морок сновидений был развеян, он и сам любил всё вокруг, и эта любовь делала его только сильнее. И Рейстлин понял, что делал всё не так. Можно, конечно, свалить всё на Фистандантилуса, отравившего его сердце, но ошибки он совершал и раньше. – Ты почти не изменился, – тихо сказал гигант, и Рейстлин поджал губы. Время не изменило его за эти годы как брата, будто всё это время его тело хранилось в меду до поры до времени: морщин не прибавилось, только те, которыми наградила его болезнь, золотая кожа так же туго обтягивала его тщедушную плоть, золотые глаза не потускнели, волосы и без того седые, не стали реже. Только магия ушла, будто и не было, оставив Рейстлину только пустоту в грудной клетке. И это было невыносимо. – Ты не прав, я изменился, только не снаружи... И они оба надолго замолчали.