Дорога, которая никуда не приведет

Его зовут Кайло Рен — у него есть другое имя, которое легко узнать, достаточно вытащить права из внутреннего кармана пиджака, пока тот спит, но Хакс не станет этого делать. Во-первых, какая разница, как его назвали раньше, если сейчас он представляется иначе, отказавшись от своего «рабского имени», как он сам выражается. Во-вторых, глупо рисковать из-за подобной ерунды. По-настоящему важно одно: его зовут Кайло Рен и он любит убивать. Что ж, почему бы и нет. Хакс пошел бы в армию, если бы ему самому не нравилось убивать, по крайней мере, сейчас ему так кажется, а он привык доверять собственным ощущениям. Кайло почувствовал в нем родственную душу, и именно поэтому выбрал его. Он сказал, что несколько дней наблюдал за Хаксом, чтобы понять, подходит он или нет — но тот совсем не верен, что так и есть. Скорее всего, им обоим просто повезло: Хакс мог бы сдохнуть в той забегаловке, посетителей которой Кайло решил расстрелять, отмечая начало своего пути: сначала — два выстрела в охранника, стоящего у входа, хотя хватило бы и одного, потом он вытащил из-за пояса пистолет и пустил пулю в сидевшую к нему спиной старушку — та, похоже, не успела даже понять, что происходит, а потом он перезарядил обрез и двинулся вглубь помещения. Хакс мог бы уйти. Мог бы спрятаться, как пытались прятаться другие, но он остался на своем месте. Не потому, что испугался или растерялся. Наоборот. На несколько секунд он снова почувствовал себя находящимся там, где ему самое место: на войне. Что за война без мертвых гражданских? Кайло выстрелил в скрючившегося под столиком парня, его кровь разилась по полу, ошметки мозгов, смешавшиеся с осколками черепа долетели до Хакса и он успел подумать, что его любимым брюкам теперь крышка, химчистка будет стоить слишком дорого — а потом увидел ствол обреза у самого своего лица. «Почему ты не боишься?» — спросил Кайло. Хакс в ответ только пожал плечами, медленно отодвигая недопитый кофе: «Я уже видел такое. И знаю, как сделать то же самое лучше». Кайло понравился этот ответ, и они ушли вместе. Официально Хакс все еще заложник, и когда их поймают — если только копы станут их ловить, а не застрелят, едва увидев — он не забудет об этом упомянуть. Страх перед похитителем, стокгольмский синдром, то, что он сам потерял способность мыслить здраво, убивая во славу звездно-полосатого флага. Возможно, это ему поможет, хотя он не особенно надеется на благополучный исход — надежда никогда не была его коньком. Но пока он едут вместе, сменяя друг друга за рулем, не разговаривая почти ни о чем, кроме будущих убийств: один — через главный вход, другой — через черный, или — они врываются вместе, один идет налево, другой направо, и они стреляют в сидящих за столиками, до тех пор, пока весь пол не оказывается залит кровью. Кайло говорит, что величайшая проблема Америки — корпоративный культ, и убивая посетителей полупустых закусочных, они спасают страну от падения в ад, порожденный обществом потребления, но Хакс не думает, что тот верит в собственные слова. Скорее всего, Кайло просто любит смерть. Так бывает. Некоторые люди рождаются с этим, и их нельзя изменить, нельзя сделать «правильными», все равно они будут грезить о ножах и пушках, о влажно хлюпающих ранах и трупах, дергающихся в посмертной агонии. Так или иначе, Хакс понимает: все кончится раньше, чем они доберутся до Западного Побережья, но сейчас это его ничуть не волнует. Путешествие, у которого нет ничего похожего на пункт назначения — все же лучше, чем пустое одиночество и дешевый кофе по утрам.