За пять минут до захода солнца

— Я слышала, что в Ферелдене есть одна традиция... – Изабелла сощурила глаза и закинула ногу на ногу. Юбка чуть задралась, но ее это вовсе не смущало. Андерс инстинктивно напрягся, потому что подобный интригующий тон Изабеллы не сулит ничего хорошего. Наверняка она чем-нибудь подколет или попытается заключить немыслимое пари. Изабелла всегда любила спорить и выигрывать. — О чем ты? – спросил Андерс, стараясь не выдавать своей настороженности. Его так просто в сети не поймаешь. Изабелла склонилась над столом, и ее полная грудь в глубоком декольте почти легла на столешницу. Андерс сухо сглотнул – не любил он настолько вызывающие движения, потому что было трудно заставить себя не смотреть. Слева донеслось улюлюканье и громкий голос Мариан: "Я тебя сделала!". Фенрис насупился, потому что опять продул в кости. Бедолага, азартные игры никак не хотели ему поддаваться. Думал, что несколько партий в кости накликают удачу, благодаря которой у него получится отыграться в Красный ромб, но Хоук – мастерица в жульничестве, кубики в ее ладонях всегда будто заговоренные: дают то число, какое Мариан нужно. — Брось, Андерс, – Изабелла лукаво улыбнулась и сверкнула черными глазами, точь-в-точь как кошка в темноте. Свеча между кружками, полными пенным пивом, дрогнула, в углу кто-то громко чихнул. Мерилль добродушно откликнулась: "Будьте здоровы", и немного смущенно захихикала. — Изабелла, растолкуй, – попросил Андерс, обняв пальцами глиняный стакан с пивом. — Я про танец, Андерс! Про танец! – Изабелла громко рассмеялась, выпрямляясь. – А ты думал, что я опять скажу сальность или заставлю заключить пари? — В общем-то да, – признался Андерс. Уголок его губ нервно дернулся в улыбке. Ох уже эти пиратские шуточки! Умеет Изабелла туману нагнать. — Никакой пошлости, правда! – воскликнула Изабелла и обняла Мерилль за хрупкие плечи, притиснула ее к себе. Мерилль лишь хлопнула глазами и заулыбалась, на щеках ее зарделся легкий румянец. — Да, есть в Ферелдене одна традиция, связанная с танцем, – подтвердил Андерс и сразу же развел руками. – Но она такая древняя, что ее в каждой деревне иначат по-своему. Справа вновь заулюлюкала Мариан, Варрик застучал кружкой по столу, возвещая еще одну победу над Фенрисом. — Ну же, ну же, говори! – поторопила Изабелла и быстро облизала полные губы. Андерс вздохнул, говорить он начал без особой охоты, потому что Изабелла ничего просто так не спрашивала, она обязательно воспользуется полученной информацией. — В Ферелдене лучший способ показать симпатию – это танец. Только и всего. Танцы в каждом поселении разные. Говорят, что раньше вместо танцев ритуально вырезали сердца овечкам, – Андерс ухмыльнулся. – И хорошо, что возлюбленные теперь танцуют, а не свежуют овцу. — Как это романтично, – пропела Мерилль и сразу же всплеснула руками: — Танцевать, в смысле, а не резать овечек! — А для танца нужно какое-то специальное место? Или определенный день в лунном цикле? – не унималась Изабелла. Кажется, она слегка перебрала виски. — Принести козленка в полнолуние, обмазаться его кровью и пойти к любимой в таком виде, – пресно пошутил Андерс. У Мерилль расширились глаза от ужаса, и Изабелла поспешила ее успокоить, погладив по волосам на затылке. — Андерс, хватит, скажи правду! — Да нет никаких особых дней и лунных циклов, – фыркнул Андерс. – Нужно только позвать человека, который нравится, на танец. На это не всем хватает смелости, поверь. — Вы точно не убиваете козлят и овец? – тихо переспросила Мерилль. Андерс только сощурил глаза. Изабелла же вся застыла, лицо ее будто окаменело, и из глаз исчезли насмешливые искорки. Не к добру это, ох, не к добру. Андерс хлебнул пива для смелости, а Изабелла резко повернулась к играющей рядом в кости компашке. — Хоук! – крикнула она, заглушая прочие разговоры посетителей Висельника. Мариан подняла ладонь, говоря этим, что сейчас не время: она собиралась выкинуть очередную пару игральных костей. — Хоук! – вновь рявкнула Изабелла. — Какого черта ты делаешь? – разозлился Андерс и схватил ее за руку. Изабелла хищно улыбнулась и отдернула руку. — Ну чего? – недовольно спросила Мариан, повернувшись. Кости она сжала в счастливой левой руке. — Андерс хочет потанцевать с тобой! Андерс почувствовал себя подростком, о тайной любви которого во всеуслышание рассказал заклятый враг. Изабеллу хотелось испепелить. Мариан положила кости на стол и развернулась уже полностью. Она хмурилась, одной рукой уперлась в бок. Варрик с интересом выглянул из-за ее плеча. — Что за новости? – бросила она небрежно. Андерс чертыхнулся. Эх, была не была! Не так он хотел, конечно, выразить свою симпатию, но ничего уже не попишешь. Андерс поднялся, развел плечи и сделал два широких шага к Мариан. — Да, приглашаю. – И протянул руку для пущей убедительности. Мариан некрасиво усмехнулась, а затем бодренько хлопнула ладонью по столу. — Варрик, не пожалуешь ли нам музыку? – весело спросила она. — Для тебя, Хоук, сделаю, что угодно. — Ну-ну, не раскидывайся словами, а то и вправду придется тебе делать все, что угодно, – пробурчал Фенрис. Варрик засмеялся, спрыгнул с лавки и разогнал зевак, велел раздвигать столы. Висельник пришел в движение, будто бы не танец обычный должен случиться, а целое театральное представление с актерами из Орлея. Столы раздвинули быстро, откуда-то взялись барды с лютнями и флейтами. Еще минута, и Мариан с Андерсом взяли в кольцо. Мариан стояла напротив, такая простая, живая и непривычная в холщовом платье и с крупными сережками в ушках. Она сжала рукой подол юбки, чуть приподняла, выставила ногу в сапоге и поклонилась. Андерс знал, что на голени у нее спрятан нож, а куда же она без него? Он поклонился в ответ. Грянула музыка, ей в такт стали раздаваться хлопки и улюлюканья. Андерс и Мариан двинулись навстречу друг другу, встретились в центре круга, сцепились ладонями и взглядами. Она ниже почти на голову, да только и не заметишь – слишком уж гордо задран у нее подбородок. Вступила флейта, и Андерс с Мариан двинулись по кругу. Три оборота, прыжок, сцепились другими руками и пошли в обратном направлении, пока еще неспешно, даже лениво. На лице Мариан сияла улыбка, на щеках – румянец, сейчас она вовсе не походила на грубую девицу, отлично умеющую управляться с оружием. Она веселилась, совсем чуточку хмельная и заведенная выигрышами в кости, кружилась в танце умело и с удовольствием. Она заражала своей улыбкой и настроем. Андерсу было хорошо, он настырно прижимал свою ладонь к ладони Мариан. Струны лютни дрожали, им подыгрывала флейта, к такту шагов и хлопков добавился задорный бубен. Музыка то взлетала более насыщенным ритмом, то вновь стихала, превращаясь в медлительную реку. Периодически звучали одни лютни, затем врывалась флейта и бубен, и все звуки сплетались в единый поток и захватывали танцующих. Еще три круга рука об руку, прыжок, и Андерс обхватил Мариан за перетянутую корсетом талию. Мариан не растерялась, в ответ обняла за шею, позволила поднять себя над полом в один полуоборот. Ее грубая темно-зеленая юбка взлетела до колен, обнажила стройные ноги, а после вновь опустилась до самых каблуков. Расстояние между Мариан и Андерсом становилось все меньше, с каждым движением они становились ближе, будто были двумя веревками, что закручивались в тугой канат. Варрик притоптывал ногой и выглядел крайне довольным: то ли в голове уже сочинял балладу о двух влюбленных, то ли было радостно ему за друзей. Изабелла понеслась к деревянной стойке и просила Билли разливать бочки с элем, Мерилль хвостиком бегала за ней. Даже Фенрис проникся общей атмосферой и вяло постукивал пальцами по бедру в такт музыке. Андерс и Мариан продолжали кружиться, и весь мир вокруг них смазывался, и только друг для друга они оставались четкими и настоящими. Музыка продолжала звучать, но они уже не подчинялись ее чарам, двигались все медленней. Андерс не выпустил Мариан полностью, держал ее за талию, а она обхватила его голову рукой, заставила склониться к себе и прижалась к его лбу своим лбом. Так и кружили, как лебеди на озере, все медленней и медленней, чтобы в один миг оторваться друг от друга и разлететься. Посетители разбили круг и сами принялись танцевать. Мариан отпустила Андерса, он поступил так же и с ней, они еще несколько секунд держались за руки, а потом разошлись. Мариан ушла за кружкой меда, а Андерс опустился на лавку, чтобы перевести дух. Он все еще чувствовал ее запах: ничего особенного, никаких ароматных масел и сладких духов, только дешевое мыло и немного пота. Андерс обернулся к стойке, Мариан облокачивалась на нее локтями, ровная, статная, красивая. Глядя на нее, он ощущал себя кораблем во время штиля, такой спокойный, немного покачивающийся. «Ты слишком много думаешь о ней», заметил Справедливость. Андерс ответил ему не сразу, покрутил ее образ в голове и вяло кивнул. Да, думает. И да, слишком часто, чем следовало бы. Но он не мог не думать, потому что Мариан привлекала его, как и многих других. Она не такая пошлая и легкомысленная, как Изабелла, не такая скованная и строгая, как Авелин, не такая милая и увлеченная собственными мыслями, как Мерилль. Мариан была особенной. И дело не в ее умении разрешать споры или не в ее целеустремленности, а дело в том, что она знала себе цену и не стеснялась быть настоящей. Она знала, кем является – беженкой в прошлом, наемницей в настоящем, защитником в будущем. Ее сила привлекала одних, а других раздражала, но Мариан на первых и на вторых смотрела одинаково – с безразличием, потому что никогда не нуждалась ни в похвале, ни в критике. Андерс любил ее. Ну а кто бы не любил? Мариан обернулась, будто почувствовала мысли Андерса. Улыбнулась – коротко, но искренне, направилась к нему с двумя стаканами пива. Корсет плотно стягивал ее талию и приподнимал маленькую грудь. — Танец, значит? – спросила она, присаживаясь рядом. Андерс залюбовался ею и почувствовал себя проклятым. Должно быть, проклятие рушилось на каждого, кто смотрел на Мариан слишком долго. — Да, танец. Считай, что мы на ферелденском празднике в честь цветения яблонь. Андерс принял кружку, кивнул благодарно. — Твое признание в любви принято, – с улыбкой сказала Мариан. Андерс смотрел на нее слишком внимательно и к своему несчастью был очарован. У нее кожа почти белая, на щеке подживала царапина, а губы – красные, влажные от только что сделанного глотка пива. — Мне бы хотелось признаться не таким способом. – Андерс пожал плечами, отпил из своей кружки, и пена осталась над его верхней губой. Мариан легко и быстро стерла ее пальцами, сжала его подбородок. Глаза у нее – сине-льдистые глаза, рушились на него холодным дождем. — Через пару месяцев будет экспедиция на Глубинные тропы. Ты со мной? – спросила она, не отворачиваясь и не выпуская подбородка Андерса. — Нет, – коротко ответил он. – Я набывался под землей в свое время. — Ну и дурень. Андерс ухмыльнулся, взял ее за запястье и отдернул, как горячее железо, пальцы со своего подбородка. — Тебе не обольстить меня и не затащить в этот приют моровых тварей, – с пренебрежением сказал он. — Уже обольстила, но этого явно мало, чтобы ты согласился. Андерс не ответил, все разглядывал лицо Мариан, а она пододвинулась чуть ближе, коснулась щекой его плеча, так доверчиво, ласково, как бродячая собака. Андерс сжал ее руку и спросил: — Если я поцелую тебя, ты не откусишь мне язык? — Не попробуешь, не узнаешь, – парировала Мариан. Андерс улыбнулся, потянулся к губам Мариан, прижался к ним, сжал волосы на ее загривке. И она ответила ему, была более настойчивой, целовала в ответ требовательно, сжимая его плечо. — Давай уйдем? – забормотал Андерс в поцелуй. Мариан кивнула. Они взялись за руки, будто снова были в танце, и, ни с кем не прощаясь, единой тенью скользнули к выходу. За их спинами гуляли, пели, танцевали и шумели посетители. Единственный, кто обратил внимание на их уход, был Фенрис. *** Из уборной донесся грохот. Гамлен вздрогнул. Он весь сжался, как крысеныш, и со страхом повернул голову к входной двери, боясь, что долготрясы пришли выбивать из него деньги. В уборной вновь что-то громыхнуло. Кажется, стукнулся ковш о деревянную бадью. Гамлен с облегчением выдохнул, поняв, что дверь никто не выламывает. Правда, он сразу заворчал, мол неужели нельзя мыться тише, Мариан? Снова шум. На сей раз точно что-то упало на пол. Гамлен встал с косенького стула, подошел к двери в уборную и гулко постучался. — Перестань шуметь, я пытаюсь написать письмо! – недовольно крикнул он. Ответа не последовало, хотя раньше Мариан на любое его слово огрызалась и желала встречи с толпой мародеров и гарлоков. Мабари взволновано заскреб когтями по деревянному полу, прижал уши к голове и заскулил, будто почувствовал неладное. — Уйди, – с минутным опозданием донесся голос Мариан, надломленный и дрожащий. У Гамлена по спине побежали мурашки. Никогда он еще не слышал, чтобы у племянницы так сильно дрожал голос, будто… будто она слезы лила. Он стушевался, подошел к двери ближе, постучал уже скромнее. — Эээээ…. У тебя все там хорошо? – несмело спросил он. В любой другой момент он бы позвал Лиандру, но в последнюю неделю ее целыми днями не было дома. Она ходила в Казематы к Бетани, на прием к наместнику по вопросу возврата имения и всячески возрождала память о семье Амеллов. — Уйди, – повторила Мариан. Вслед за ее голосом снова что-то громыхнуло. Плеск воды. Значит, перевернулся таз. И точно: из-под двери в уборную потекла по широким доскам струйка воды. Да только не чистая, а с кровяными прожилками. Руки у Гамлета похолодели, и сам Создатель не знает, какие силы его заставили дернуть дверь. На полу маленькой умывальни Мариан почти лежала. Голая, согнувшаяся, подтянувшая колени к груди, и между бедер она сжимала кровавые тряпки. Мабари завыл, почувствовав боль хозяйки. Мариан подняла лицо, глянула на Гамлена вымученно, болезненно, губы бледные, а глаза все равно стальные, холодные. Не сказала ни слова. Гамлен отшатнулся, содрал покрывало с ближайшей кровати, накрыл им Мариан. Он весь деревенел от страха и пытался сообразить, что же теперь делать. В свое время Гамлен выхаживал больных мать и отца, но то все старческое было, а племянница с кровью по ногам – совсем другое дело. Гамлен, немного прихрамывая, вышел на улицу и выдернул из гудящих ребят, сбивающих камушками ряд бутылок, одного мальчишку и гаркнул: — Знаешь, где живет Андерс? Лекарь? Ребятня притихла, разинула рты. — Знаю, знаю! Он моей маме помог! – отчитался мальчик, утирая нос грязной ладонью. Гамлен сунул ему пару медяков и велел бежать за целителем в Клоаку. Он был уверен в том, что тот маг-отступник поможет Мариан. Кажется, они вообще были близки, но об их отношениях Гамлен судить не спешил. Мальчишка дал деру вниз по лестнице так шустро, что аж пыль из-под его сандалий повалила клубами. Гамлен понадеялся, что он домчится за несколько минут. И оказался прав – Андерс явился вскорости, серьезный, сдержанный, умело скрывающий тревогу. Нес на плече сумку со снадобьями и бинтами, холодно кивнул Гамлену, заходя в дом, и прошел в уборную, где Мариан силилась встать. *** Мальчишка ворвался в лечебницу маленьким ураганом. Щуплый, чумазый, в разорванных на коленях штанах. Андерс узнал его. Где-то с месяц назад этот самый мальчик из Нижнего города привел в лечебницу свою мать, страдающую от страшных, болезненных чирьев. Женщина была бледна и замучена, а мальчик серьезен и смел – настоящий маленький воин. Он рвался помогать Андерсу, мужественно скрывая страх и отвращение от вида жутких гнойников на материной спине и шее. — Что-то срочное? – спросил Андерс, отвлекаясь от своего посетителя. День сегодня вышел разгруженным, из просящих о помощи были лишь двое жителей Клоаки. Один с зубной болью, другой с растяжением ноги. Андерс как раз заканчивал перевязывать последнему левую лодыжку. — Гамлен Амелл просил передать, что твоя помощь необходима Мариан. Он сказал, что ты ее знаешь. Мальчик немного замялся, шмыгнул носом. У Андерса дрогнули пальцы, он было попытался допросить мальца, но тот сразу растерялся, покачал головой, сказав, что подробностей не знает. Нужно брать с собой как можно больше зелий и мазей, решил Андерс. Зная Мариан, он ожидал чего угодно: колотых ран, отравления, переломов, ожогов. Андерс убрал половину своих запасов в сумку и отправил мужичка с растяжением из лечебницы, сказав, что за два дня все заживет. Андерс даже не помнил, как ноги принесли его к дому Гамлена. Он мчался изо всех сил, не слушая Справедливость, которого неожиданно всколыхнула весть о Мариан. Андерс старался держать себя в руках. Ему не в первый раз лечить Мариан, и все же каждый раз – это болезненный удар между ребер. Полностью от волнения за нее ему никогда не избавиться, потому что… Да потому что! Гамлен стоял на пороге дома неприкаянный, как привидения, не мог разнять губ, только указал на уборную. У Андерса скрутило живот, похолодели ладони и ступни. Он видел Мариан всякой: и заведенной перед сражением, и уставшей в конце дня, и томной от ласк, и такой необычайно умиротворенной по утрам – но он ни разу не видел ее настолько несчастной и уязвимой. Ее скрюченное, белое тело, лишенное всякой силы, лежало на черных от влаги досках. — Ставь кипятиться воду и приготовь простыни, – приказал Андерс Гамлену и сделал шаг в уборную, будто окунулся в бездну. Мабари забился в угол с тихим скулежом. Сил Мариан хватило лишь на то, чтобы сесть у стены и покрепче закутаться в плед. Ее голые ноги были все в красных разводах, разлитая вода размывала кровь. Мариан повернула бледное лицо к Андерсу, и он встретился с ее пустыми, блеклыми глазами. Она вдруг показалась ему потухшей, истонченной и почти прозрачной. — Все будет хорошо, – тихо сказал Андерс и немного улыбнулся. Мариан никогда не закрывалась от него, не отталкивала и не отгораживалась стеной, вот и сейчас не собиралась. Она доверчиво протянула бледную руку, с резко выступающими синими венами, и Андерс бережно поднял ее с пола. Красные капли сорвались с ее ног, на тряпках остались кровавые сгустки. Не нужно было владеть глубокими познаниями в медицине, чтобы понять, что именно произошло. Мариан вздохнула, а Андерс чувствовал, как на него наваливается нечто мутное и тяжелое. Справедливость только покачал головой и отвернулся. У Мариан руки были выпачканы кровью, только сейчас эта кровь была ее, а не чужая. Андерс опустил ее на застеленную свежей простыней узкую койку. Мариан чуть поморщилась, слабо откинула с себя влажное покрывало и потянула на свое обнаженное тело сухое, колючее одеяло. Андерс пока достал из сумки первый бутылек с настоем из коры калины, вылил содержимое в стакан, добавил воды, чтобы не было слишком горько. — Пей, это остановит кровопотерю. Мариан выпила все до дна, на ее почти белых губах осталось несколько капель. Одеяло прикрывало ее живот и грудь, голые плечи слегка подрагивали. Андерс сел на край постели, потер руки, чтобы согреть их, и коснулся ладонью низа ее живота, пуская целебную магию. Появилось слабое, блеклое свечение, оно коснулось белой кожи. Мариан вздохнула явно с облегчением. Андерс лечил, сосредоточенно и сдержанно, но не мог вести себя точно так же, как с остальными пациентами. Мариан не была просто пациентом. — Это был твой ребенок, – вдруг сказала она. Андерс стиснул зубы. У него было чувство, что потолок жалкой лачуги трещит по швам и на него с неба сыплются молнии. Он знал, что его. Рука его не дрогнула, магия туманом окутывала живот Мариан, впитывалась в кожу. — Ты говорила, что пьешь настойки от беременности, которые я тебе дал, – ответил он и запоздало понял, что фраза прозвучала грубо. Мариан могло показаться, что он укоряет ее в том, что она забеременела. Нет, Андерс не укорял. Он был зол и расстроен. — Я их не пила, потому что знала, что не могу иметь детей, Андерс, – тихо и строго сказала она. Андерс опустил руки, чувствуя прилив раздражения. Как можно настолько беспечно к себе относиться? — Повитуха на деревне сказали или гадалка по ладони прочла? – едко спросил он. — Материна лекарша, – невозмутимо ответила Мариан. – И отец кое-что смыслил в лечебной магии. — Как видишь, они все ошиблись. – Андерс начал отчитывать ее, как девчонку. – Мариан, ты должна быть к себе более внимательной. Я понимаю, что ты сильная и упрямая, но ты женщина, и об этом тебе нельзя забывать, и если я говорю, что настойку надо выпить, ты ее выпиваешь, это понятно? Мариан отвернула лицо, поджала губы. Андерс готов был поклясться, что вот-вот хлынут слезы, но Мариан есть Мариан, она сдержалась, не желая показывать слабости. «Лучше бы выплакалась», – с сожалением подумал Андерс и взял из таза кусок простыни, омыл ноги и бедра Мариан от кровавых разводов. Она не отбрыкивалась, хотя на волне обиды и огорчения, могла сначала ударить, потом уже отнять тряпку и омыться самостоятельно. Андерс помазал руки дезинфицирующей мазью, чуть развел колени Мариан, чтобы осмотреть ее. — Андерс, я правда не могу выносить ребенка. – Она будто бы пыталась оправдаться. Андерс вытер пальцы и достал из сундука рядом рубашку для нее. — Ты его не выносила, потому что понеслась на Глубинные тропы беременной. Неужели ты не поняла, что в положении? – Он очень старался не сорваться. — Андерс, – повторила Мариан, схватила его за руку, заставила его посмотреть себе в глаза. – Я не могу иметь детей. Ее губы дрогнули. Андерс осенило: — Это не первый выкидыш? Мариан кивнула. Андерс замолчал, помог ей надеть рубашку. Его уколола едкая ревность. Не время и не место, но… в жизни Мариан уже был мужчина, которого она любила так сильно, что хотела семью, детей? Мариан горько ухмыльнулась, заметив замешательство Андерса. — Мне было восемнадцать, и он был моей первой любовью. Все было, как положено для глупых молодых людей, охваченных страстью: тискались на сеновале, гуляли ночи напролет. Никто из нас не относился ни к чему серьезно. – Мариан поправила рукава рубашки, накрылась колючим одеялом. – В итоге, я забеременела, а он, когда узнал об этом, смылся. Я потеряла ребенка через два месяца, и тогда лекарша сказала, что оно всегда так будет. Андерс не скрывал своего скепсиса. Какая-то там лекарша брякнула ерунду, и теперь Мариан, уверенная, что не сможет иметь детей, никак себя не бережет. — Я не могу в это поверить, Мариан. Более того, я уверен, что у прошлого выкидыша были причины. Ты нервничала из-за предательства и наверняка не прекратила тренировки, носила тяжести. – Андерс снова положил ладонь Мариан на живот, пустил лечебную магию. – Сейчас история почти повторилась. Доношу до твоего сведения, что беременные женщины обычно сидят дома и относятся к себе крайне бережливо, а ты шарила по Глубинным тропам. Думаешь, я не знаю, какая там обстановка? Я был Серым Стражем, я знаю, что такое тропы, мор и толпа гарлоков. – Андерс был совершенно непоколебим в собственных словах. Мариан здоровая молодая женщина, но она либо останется воином и продолжит терять детей, либо станет матерью, спокойно выносив дитя. Андерс вздохнул. В нем поднималось чувство вины: — Мне нужно было внимательней следить за тобой и пойти с тобой на Тропы. Мариан чуть подняла голову над подушкой, вытянула белую, с выступающими синими венами руку и коснулась щеки Андерса. Пальцы у нее были холодными. Андерс перехватил ее руку, ткнулся носом в ее запястье. — Не нужно было, – отрезала Мариан. – Ты необходим здесь, а не на Глубинных тропах. Андерс не стал спорить, вместо этого взял из сумки очередную склянку с мятой и капелькой макового молока, перелил содержимое в стакан, как и до этого – разбавил водой. — Это тебя успокоит, – пояснил он. – Тебе нужно поспать. Мариан вяло кивнула, выпила лекарственный настой в пару глотков и почти сразу уснула. Андерс поцеловал ее в лоб, подоткнул одеяло, чтобы она не замерзла, и пересел поближе к камину, чтобы натопить его сильнее. «Неужели тебе жаль?», спросил Справедливость. Андерс не ждал, что тот подаст голос в ближайшее время, поэтому слегка вздрогнул от неожиданности. Он распробовал вопрос и поморщился, будто на языке появилась горечь. Отвечать не хотелось, но Справедливость не угомонится, пока не получит ответ. «Это был мой ребенок, именно поэтому мне жаль», наконец, дал ответ Андерс, хмурясь. «Ребенок – это бремя, а у тебя множество других важных дел», не отставал Справедливость. Он дух из Тени, он лишен многих человеческих качеств и чувств. «Я и не хочу ребенка, потому что не заслужил такой радости. И все же, если бы Мариан его не потеряла, я бы не отказался от него, признал бы своим и пытался стать хорошим отцом», твердо сказал Андерс, не желая более обсуждать эту тему. Справедливость его не понимал. Он не знал, что такое быть отцом, поэтому сегодняшнее происшествие и позиция Андерса, вызывали у него недоумение и раздражение. Справедливость молчал с минуту, затем заключил: «Ты безумец». «Вовсе нет, я человек». Дверь в комнату открылась, полоска света скользнула по полу и легла прямо на Андерса. Мариан оставалась в тени. В проеме показалась встревоженная Лиандра. Ее верхняя губа дрожала от пренебрежения, но она не сказала ни слова, - побоялась разбудить дочь, – лишь обожгла Андерса взглядом, полным ненависти. Она – мать, и всегда будет винить Андерса во всем, что произошло и будет происходить с ее дочерью. Андерс и сам ничего ей не сказал. Он подкинул в огонь полено, отвернувшись от Лиандры. Справедливость только покачал головой. *** Андерс весь день был, как на иголках. Его нервозность отчетливо бросалась в глаза и передавалась Варрику, который напряженно постукивал пальцем по столу и сверлил Андерса взглядом. Время было удивительно неустойчивым – оно вдруг бросалось вперед, а потом замедлялось, будто отступая назад. Андерс предпочел делать вид, что не замечает, как у Варрика кончается терпение, как вена пульсирует на его виске, и продолжил перебирать кольца в деревянном ларчике. — Может быть, это? – спросил Андерс, извлекая из двух десятков колец одно – незатейливое, простенькое, с синим камушком. — Ты на размер глянь! Да оно, как широченная гайка! Андерс мученически вздохнул, снова ткнулся носом в ларец с переливающимися сокровищами. Варрик начал дергать ногой; терпения он все же лишен. — Послушай, харя человеческая, ты копаешься в этих кольцах уже два часа. Заканчивай уже! – закипел он. — Я не могу схватить первое попавшееся кольцо! – с пылкостью возразил Андерс. – Ты обещал помочь, вот и терпи! Варрик выругался на орзамарском, отобрал ящичек и вытряс содержимое на стол. Кольца разбежались золотыми пташками по столешнице, некоторые покатились на пол. Варрик схватил первое, что прыгнуло ему на ладонь. — Это бери! — Да ты гений! – с искренним восхищением воскликнул Андерс, забирая кольцо. – Оно чудесно! Варрика немного перекосило от мысли, что он мог бы сделать это раньше, в результате чего сохранил бы много времени. — Теперь бери букет цветов и тащись к Мариан. — Легче сказать, чем сделать, – пробубнил Андерс. Он осмотрел золотое кольцо, гладкое, тонкое, без излишеств. Убедился в том, что вполне им доволен, кивнул Варрику и вышел из-за стола. Теперь уж точно назад дороги нет: кольцо в руках, а в голове зудит вопрос: "Мариан, ты выйдешь за меня?". «Ты точно этого хочешь?», поинтересовался Справедливость. «Больше всего на свете». Справедливость замолк, а Андерс вышел из Висельника и направился в Верхний город. Ноги сами несли его вперед в одном лишь душевном порыве. Было одновременно волнительно и радостно. От легкой нервозности покалывало пальцы, но все внутри сжималось от предвкушения услышать заветное «да». Мариан ведь точно скажет «да»? Кольцо Андерс спрятал во внутренний карман куртки, цветы купил в лавке Верхнего города, здесь они свежее и пышнее. Цветочница с улыбкой перевязала для него васильки с ромашками, вручила получившийся букет, и Андерс прошел прямиком к особняку Хоук. Почти год прошел с того момента, когда Лиандре удалось вернуть особняк себе в собственность. Мариан здесь не очень нравилось – слишком богато, слишком изыскано. Все же к роскоши более тяготела ее мать, выросшая в чистоте, уюте и достатке. Мариан же считала, что среди знати она смотрится... как минимум нелепо. Словно ее вырядили в клоуна и толкнули на большую сцену зачитывать стихи великих поэтов. Дорогие, модные платья она носить не умела, как и украшения. Вести себя в обществе – тоже, из-за этого она всячески избегала торжеств и приемов. Посылала на них Лиандру и была вполне этим довольна. Стоя у дверей особняка, Андерс поправил куртку и ворот черной рубашки. С нервами было справиться сложно, ведь Мариан могла отказать. Он открыл дверь своим ключом и вошел внутрь. Лай мабари донесся из гостиной, в проеме показался Бодан, вежливо поприветствовал Андерса и сообщил, глядя на цветы: — Монна в библиотеке с вашей общей подругой Мерилль. Андерс разочаровано опустил букет цветов. Бодан хотел забрать его, чтобы поставить в вазу, но Андерс не дал и прошел в библиотеку. Мариан и Мерилль сидели на софе у горящего камина и о чем-то тихо говорили. На столе рядом стоял чайник, и вкусно тянуло черникой. Мерилль показалась Андерсу слишком возбужденной, ее щеки пылали, жестикуляция была нервной и резкой. Мариан же, как и всегда, держалась серьезно и твердо, часто перебивала Мерилль, выражая свое мнение. Когда она заметила Андерса, то взгляд ее сразу же просветлел, и вся она встрепенулась, положила ладонь Мерилль на колено, прерывая тем самым ее рассказ. Андерс подошел к ней, поцеловал в лоб и передал цветы. Мариан сначала замешкалась, коротко посмотрела на Мерилль, а та уже во всю улыбалась, умиленная таким знаком внимания от Андерса. И как ей удавалось так шустро переключаться в настроениях? — У вас все хорошо? – спросил Андерс. — Да, все в порядке, – ответила Мариан, с затаенным удивлением смотря на цветы. Наверняка пыталась понять, к чему такой подарок. — Я буду на втором этаже библиотеки. Поднимись ко мне, как закончите разговор, – попросил Андерс. Мариан немного замешкалась. — Леталлан, все хорошо, – улыбнулась Мерилль, пожав ее руку. – Андерс, останься. Я прошу Хоук о помощи, и ты все равно узнаешь, о какой именно. Андерс несколько напряженно пододвинул стул к софе и сел близко к Мариан. Кольцо в кармане неожиданно стало ужасно тяжелым. — Продолжай, – кивнула Мариан и сама не заметила, как подала руку Андерсу. Подобные жесты уже давно вошли в привычку. — Так вот, Хоук, чтобы починить Зеркало, – Марилль тревожно глянула на Андерса, но, не услышав от него едкого комментария, продолжила: – мне нужен артефакт, а он находится у Хранительницы. Сама знаешь, какие у меня с ней отношения… — Ты хочешь, чтобы я проводила тебя до лагеря эльфов? — Да, именно! – закивала Мерилль, обрадовавшись, что ее просьбу поняли правильно. Андерс посмотрел на Мариан. Ее спина была идеально прямой, профиль острый, орлиный, глаза сияли синим даже в мерном свете очага. — Маретари опасается за тебя, Мерилль, прошу, подумай еще раз, нужно ли тебе это, –поучительным тоном сказала Мариан. Андерс хотел уже прочитать красочную лекцию о магии крови, да только у Мерилль был такой вид, будто она прячется под куполом, через который не пробиться даже самым свирепым доводам. ¬— Знаю, что она переживает за меня, – согласилась Мерилль. – Но другого выхода нет. Для меня это очень важно. Мариан вздохнула, повернула голову к Андерсу. — Поход к долийцам лучше, чем бесконечные приемы у монны Куркуда... эээ.. Кудкуда? Ох, никак не запомню, – с досадой махнула рукой Мариан. Мерилль нервно хихикнула. Андерс же только покачал головой. Ему никогда не нравилось все то, что связано с Мерилль, потому что все ее просьбы всегда оборачивались магией крови, толпой оживших мертвецов и сырыми пещерами. И у Андерса душа болела за Мариан, на которую вечно валилось вся эта гадость. — Ты пойдешь со мной? – спросила Мариан у Андерса. Одна ее рук лежала на букете цветов, вторая, правая, покоилась в ладонях Андерса. Он в красках представил, как на безымянном пальце будет сидеть кольцо, означающее замужество. Если Мариан согласится, конечно. — Я с вами, – ответил Андерс. Из его памяти никогда не сотрутся воспоминания о том, чем закончился прошлый длительный поход Мариан. Дорога до долийцев – не Глубинные Тропы, конечно, и все же Андерсу совсем не хотелось оставлять Мариан. Он обещал, что будет заботиться о ней. Мариан, словно услышав его мысли, сжала сильней его пальцы. Мерилль радостно хлопнула в ладоши, будто минуту назад не просила ни о чем серьезном, а предлагала милый пикничок на берегу моря. — Спасибо вам, – поблагодарила она и поднялась. – Я пойду собираться. — Встретимся завтра на рассвете у выхода в город, – подтвердила Мариан. На этом разговор был окончен, и Мерилль ушла. Когда за ней закрылась дверь, Мариан сразу же переложила цветы со своих колен на софу и пересела к Андерсу на колени, обняла за шею, поцеловала в щеку. — И с чего же такие знаки внимания? – лилейно поинтересовалась она. Андерс стиснул ее в объятиях, провел кончиком носа по длинной бледной шее от ключиц до самого уха. Мариан так и не начала пользоваться духами и маслами, лишь мыло стало подороже, с яблочной отдушиной. — Да так, – отмахнулся Андерс. Внутренний карман куртки будто загорелся, кольцо так и просилось выскочить из него. Да только момент ушел. Предложение теперь придется перенести. Возможно, по дороге к эльфам они набредут на живописное место, и там Андерс традиционно встанет на колено и сделает предложение. «А в тебе еще жив прежний романтик, Андерс», подал голос Справедливость и хрипло засмеялся. — Давай собираться, – сказала Мариан. – Мне нужно еще отправить весточку Фенрису. — Фенрису? – Андерс поморщился. Мариан поднялась с колен Андерса. — Я хотела позвать Авелин, но, во-первых, она занята, во-вторых, два шемлена лучше, чем три. — Брать Фенриса с двумя магами. Превосходно! – воскликнул Андерс. – Буду тщательно записывать его бубнеж, нытье и причитания, а потом отправлю Бетани. Вот она будет смеяться. — Андерс, у меня правда нет другого выхода, – с сожалением сказала Мариан. — Я понимаю, – ответил Андерс и улыбнулся. – Тебе видней, любовь моя. *** Фенрис бросал на Андерса неодобрительные взгляды, что, в принципе, никого не удивляло. Шли налегке, решив, что еду всегда можно добыть в дороге. Вот Фенрис за два года знакомства успел проявить себя чудным рыбаком. Марилль же ест, как птичка, клюнет огурец и кусок сыра и чувствует себя вполне довольно. Андерс забрал у Мариан все самое тяжелое: кастрюлю, плошки, подстилку из плотно сплетенной соломы. Мариан упиралась, конечно, хотела взвалить на себя хотя бы кастрюлю, но Андерс умело делал вид, что не слышит ее. До лагеря эльфов идти неделю. Было предложение взять лошадей, но на склонах горы они бы стали тормозить путников. Легче добраться своими ногами, да и прогулки еще никому не навредили. Много молчали, особенно Фенрис. Мерилль витала в своих мыслях, сочиняя речь для Хранительницы. Андерс же не уставал оглядываться по сторонам в поисках какой-нибудь очаровательной цветущей опушки, на которую можно было бы позвать Мариан для «серьезного разговора». На второй день разбили лагерь пораньше, за два часа до сумерек, чтобы разобраться с провизией. Мариан ушла в лесную чащу, пообещав подстрелить куропатку или отловить парочку королей. Фенрис взял снасти и спустился к реке, якобы услышал шум бурного течения, а значит, рыба будет. Мерилль беззаботно плутала неподалеку в поисках ягод. Андерс же развел костер, расстелил лежаки и остался сторожить лагерь. К вечеру стало холодать. Самым первым вернулся Фенрис, чего Андерс никак не ожидал. Думал, что тот у своей реки просидит до самой ночи, по его соображениям это было куда лучше, чем лишние несколько часов провести в обществе магов. Андерс заметил, что снастями Фенрис не воспользовался. Видимо, шум водопада ему послышался. Андерс молчал, был занят делом: разводил костер. Хворост оказался влажным и из-за этого плохо разгорался, и Андерсу пришлось долго прогревать его магией. Фенрис бросил снасти рядом со своими вещами, сел у еще слабого костра и вытянул руки, ловя слабое тепло. Андерс почувствовал, что назревает буря. Нет, это не обыкновенное напряжение, какое они оба испытывают от общества друг друга. — Почему ты тогда не пошел с нами на Глубинные тропы? – спросил Фенрис. Андерса перекосило, а с пальцев слетели огненные искры. Они рассыпались дождем, и некоторые попали на подстилку. Андерс тут же забил их ладонью. Фенрис отодвинулся подальше, не скрывая пренебрежения. — Повторить вопрос? – сухо продолжил он. Андерс понял, что Фенрис не отстанет от него, пока не получит ответ. — Я лекарь, Фенрис, и во мне нуждаются люди. Я им помогаю практически каждый день: лечу переломы, зашиваю раны и принимаю роды, – огрызнулся Андерс. – Ты же свободен и ничем не обременен, так что можешь позволить себе прогулку на Глубинные тропы. Фенрис оскалился, как волк. А имечко ему подходит. — Когда мы были под землей, ее часто тошнило. У Андерса все внутри стянулось в узел, сердце громко стукнулось о ребра. Воспоминания опалили голову и причинили боль, но Андерс постарался сохранить спокойствие. — Такое бывает со всеми, кто в первый раз оказывается на Тропах, – обрубил он, пытаясь заставить Фенриса заткнуться. Он не должен знать, в каком именно положении была Мариан, и что потом произошло, потому что это секрет, который должен оставаться между ней и Андерсом. — Не держи меня за дурака, маг, – выплюнул Фенрис. — Еще раз повторяю: те, кто оказался впервые на Тропах, всегда чувствуют себя плохо и угнетенно, потому что не хватает воздуха и усиливается давление на кровеносную систему из-за глубины, – дожимал свое Андерс, испытывая дикое желание просто выжечь лицо Фенриса огнем. Он не понимал, какую цель преследует Фенрис, говоря всю эту ерунду. Да, возможно он догадался о положении Мариан, но зачем ему выбивать подтверждение из Андерса? Хочет в очередной раз сорвать злость? Фенрис глухо рыкнул, вскочил на ноги, Андерс поднялся следом. — Ты ведь знаешь, о чем я толкую, – упорствовал Фенрис. Кулаки его сжались от злости. Костер внезапно разгорелся под рукой Андерса. — Даже не представляю, – отрезал Андерс. Он ни за что не позволит Фенрису совать нос в его личную жизнь. — Наверняка, из-за тебя она... — Всего-то полтора часа меня не было, а вы уже кинулись друг на друга! – недовольно крикнула Мариан, выходя из леса. В руке она сжимала добычу с охоты. Мерилль шла за ней, подпрыгнула на одной ноги и воскликнула: — А Хоук двух кроликов поймала, у нас будет похлебка, так что не ругайтесь! Фенрис сел, а Андерс пошел к Мариан. *** Из-за неприятного разговора с Фенрисов Андерс весь вечер был раздражен и зол, за что получал от Мариан легкие тычки, мол хватит дуться. Фенрис и сам был неспокойным, ужинать вместе со всеми он не стал, ушел на край лагеря со своей подстилкой и лег спать. Вскоре прикорнула и Мерилль, а Андерс потянул Мариан под свое покрывало. Они легли тесно друг ко другу, Андерс обнимал ее за шею и за талию, прижимал спиной к своей груди. От ее волос пахло лесом и уже привычным яблочным мылом. — Андерс, – шепотом позвала Мариан, когда все на поляне стихло, смолкла даже сова в лесной чаще. Андерс приоткрыл глаза, зарылся носом в жесткие черные волосы Мариан на затылке. — Да? – отозвался он так же тихо. — Мы уже давно не были вместе. Мариан чуть повернула голову и сжала ладонь Андерса. — О чем это ты? – не понял Андерс, раскрыл ладонь и накрыл ей живот Мариан. Мариан закатила глаза и красноречиво переложила ладонь Андерса на свою грудь. — Ах, ты об этом, – выдохнул Андерс. Небо было чистым, и звезды толпились и прилипали друг к дружке. Андерсу казалось, что в блеклом свете кожа Мариан чуть заметно светилась, будто ее посыпали серебряной крошкой. Андерс не убрал одной руки из-под ее шеи, второй рукой расстегнул жилет на ней, провел ладонью по грубой рубашке и кончиками пальцев коснулся теплой кожи под ремнем штанов. Мариан слегка выгнулась, уперлась ягодицами Андерсу в пах. Покрывало поползло вниз, и ночная прохлада скользнула по ее горячей коже на шее и в раскрывшийся вырез рубахи. Андерс расстегнул пуговицы на штанах Мариан, и она помогла ему спустить их со своих бедер. Ощущение податливости женского тела захватило Андерса и вызвало в нем ужасающей силы жадность. Мариан не отворачивала головы, дышала Андерсу в щеку, глубоко, тяжело. — Поцелуй меня, – шепнула она, и Андерс прикусил ее нижнюю губу, скользнул пальцами между ее ног. Мариан на несколько секунд задержала дыхание, выгнулась сильней. Рот ее приоткрылся в немом стоне, и Андерс провел языком по ее губам, протолкнул в нее два пальца. Мариан свела ноги, пытаясь задержать откровенную ласку, сжала бедро Андерса, притиснулась к его паху сильней. Андерс вынул из нее влажные пальцы, спустил собственные штаны, и вставший член прижался к ягодицам Мариан, и она слабо повела бедрами немного вверх, чтобы скорее насладиться близостью. Андерс почти навалился на нее целиком, прикусил нежную кожу под ухом и вошел в ее узкое тело. Мариан почти всхлипнула, но Андерс зажал ей рот. Не стоит будить ни Фенриса, ни Мерилль. Было очень тесно и жарко. Мариан тонула в истоме, принимая член и ведя бедрами навстречу. Андерс двигался пока еще неспешно, наслаждаясь близостью с Мариан, гибкостью ее тела, ее запахом, нежностью кожи и жесткостью волос. Она казалась ему идеальной: всегда и особенно сейчас, когда у него появилась возможность держать ее в своих руках, быть в ней и так жадно припадать губами к ее шее. Он чувствовал ладонью, как влажно раскрывается ее рот, как стон застревает в горле, заставляя напрягаться еще больше. Мариан уже целиком лежала на груди, выгибалась в пояснице, и Андерс не переставал обнимать ее, начал двигаться быстрее, резче. Он вспоминал, как обычно она стонет, как может просить еще, и сейчас он только сильней сжал ее рот, чтобы больше никто не услышал ее стонов и слов. Сейчас она вся для него, и, видит Создатель, Андерс хочет, чтобы так было всегда. Мариан дернулась, укусила Андерса за ребро ладони, сжала в руке край одеяла. Андерс почувствовал, как его член теснее обхватывают мышцы, он сделал еще несколько движений, вышел из горячего тела и кончил с глухим вздохом. Минуту они потратили на то, чтобы отдышаться. Андерс перевалился на бок, и Мариан легла ему на грудь. Было хорошо, звезды на небе улыбались. — Мариан, – шепнул Андерс, когда дыхание пришло в норму. — А? — Ты выйдешь за меня? Мариан захихикала, прямо как Мерилль, попыталась натянуть штаны на бедра. Андерс даже не улыбнулся. — Мариан, ты выйдешь за меня? – повторил он свой вопрос. Вокруг, конечно, не оазис и не живописное место с цветущей вишней, зато небо над головой мерцает звездами. Мариан села, и покрывало сползло с ее плеч. За расстегнутым жилетом виднелись очертания небольшой груди, скрытой белой рубахой. — Что ты вздумал? – коротко спросила она, и дыхание ее участилось. — Ты станешь моей женой? Андерс дотянулся до сумки, запустил в нее руку и из внутреннего кармана достал кольцо. В темноте оно черным кругом легло на его ладонь. — Скажи, что ты шутишь, – потребовала Мариан, а после резко обернулась, оглядела спящих друзей. От волнения она больше не могла говорить шепотом. Андерс только отрицательно покачал головой, протянул Мариан кольцо. — Андерс, я... – она запнулась. Повисла тишина, томительная и долгая. Андерс занервничал: неужели она ему откажет? "Это было бы правильно", прозвучал голос Справедливости. — К гарлокам все, – наконец, выдала Мариан, выпрямилась, расправила плечи. Она всегда так делала перед тем, как вынести свое непоколебимое решение. – Андерс, я согласна. На секунду Андерсу показалось, что с неба прямо на них посыпались звезды, и ему захотелось укрыть Мариан от этого звездопада. Он взял ее правую руку и надел кольцо на безымянный палец. Мариан внимательно смотрела на его действия, а затем обняла за шею, повалила на спину и прижалась кубами к его щеке. — Я люблю тебя, люблю, – прошептал Андерс, обнимая ее в ответ и натягивая покрывало до самой ее шеи. Ночь закончилась тихо. *** — Не волнуйся, Мерилль, – сказала Мариан и взяла ее за руку. — Уже завтра я встречусь с Хранительницей, – пресно ответила Мерилль и совсем поникла. Ее плечи слишком несчастно опустились. Андерс посмотрел на нее через огонь, и в кривых, дергающихся языках пламени она обрела страшную демоническую пасть, ветвистые рога и лапища с гигантскими когтями. "Такое с ней вполне может случиться", согласился с мыслями Андерса Справедливость. Андерс моргнул и отвернулся, развеивая дурные мысли. Фенрис громко сломал пучок хвороста и кинул его в костер. Огонь благодарно затрещал, взметнулся выше. — Хоук, я так тебе благодарна! – сказала Мерилль. Она казалась совсем крошечной. Мариан лишь кивнула с короткой улыбкой, на сантименты она была скупа. Мерилль опустила взгляд и неожиданно ойкнула, чем привлекла внимание всех вокруг. — Мерилль, что такое? — Нет, ничего! – начала оправдываться та. – Просто... У тебя такое красивое кольцо. Я раньше его не замечала! Мариан сжала пальцы в кулаки, пряча подарок Андерса. Мерилль вряд ли знала о брачных символах людей, поэтому ее слова прозвучали как самый обычный комплимент. Для Фенриса же все было иначе, он тревожно вскинул голову. У него никогда не получалось скрывать своих чувств, как бы он не пытался это сделать, поэтому Андерс успел поймать в его глазах отблеск боли. Мариан сохраняла ледяное спокойствие. Фенрис швырнул остатки хвороста в огонь и только коротко спросил: — После всего, что он с тобой сделал? Фенрис указал пальцем на Андерса. Тишина зазвенела, как осколки разбитого стекла. — О чем это ты? – поинтересовалась Мариан. О, Андерс отлично знал этот тон ее голоса – в нем таилось настоящая злость и огненное желание получить ответ, после чего сразу же растоптать. Так она разговаривала с выродками, преступниками и работорговцами. – Ну, говори, чего трусишь? Мерилль сжалась, как пташка на холоде. — О том, что он отнял у тебя ребенка! Сознание Андерса окунулось в красную дымку, Справедливость исчез под моментальной вспышкой ярости. Андерс сам не заметил, как вскочил на ноги, им руководил порыв, мгновенный импульс, заглушающий любой проблеск здравого рассудка. Он ринулся на Фенриса, и с его рук сорвался огненный шар – крупный и стремительный. Фенрис вспыхнул лириумом, принял первый магический удар и ловко увернулся от второго клубка огня. Костер вспыхнул так ярко, что Мерилль завалилась на спину. Она коснулась земли ладонями, заставляя корни деревьев подняться наружу и разнять Андерса с Фенрисом. Мариан птицей кружила вокруг них, пытаясь подступиться, да только ей самой приходилось уворачиваться от огня Андерса и от кинжала Фенриса (хвала Создателю, что никто из них не схватился за серьезное оружие). — Немедленно прекратите! – вскрикнула она, в очередной раз пытаясь схватить за плечо кого-нибудь из двоих. Корни деревьев, что пробудила Мерилль, поползли по ногам Андерса и по рукам упавшего Фенриса, не давая им броситься друг на друга с новой силой. Оба пылали и пытались отдышаться. Андерс с пренебрежением плюнул в сторону Фенриса. — Идиоты! – выкрикнула Мариан. Фенриса она, не жалея сил, пнула в бок, а Андерсу залепила пощечину. – Надеюсь это вас отрезвит! Глупая свора, мне стыдно за вас! Мариан резко развернулась и направилась к лесу, больше ничего не желая слышать. — Мозгов как не было, так и нет, – огрызнулся Андерс. – Мерилль, выпусти меня, я пойду за Хоук. Мерилль, пребывая в шоке от случившегося, среагировала не сразу, из-за этого Андерсу пришлось на нее прикрикнуть. Мерилль ослабила путы – корни развернулись на ногах Андерса, и он смог сделать шаг. На Фенриса он даже не глянул, обошел его дугой и исчез в черте леса. Мариан далеко не ушла, сидела на сваленном грозой дереве, обняв колени, будто девчонка. Сначала Андерс не поверил своим ушам, поэтому прислушался внимательней – и точно, Мариан тихо шмыгнула носом. Ночь показалось ему еще черней прежнего. Андерс оставил огненный шар в воздухе, чтобы тот разгонял тени и грел. Мариан не пошевелилась, она плакала, горько, надрывно, уже икая. Андерс никогда не видел ее слез – она не плакала от ран, не плакала, когда забрали Бетани в Круг, и не плакала, когда потеряла ребенка. Она казалась слишком сильной для слез. Бетани как-то рассказала Андерсу о смерти отца, мать не могла подняться с постели от горя, и похоронами занималась Мариан – холодно, четко, без единого шмыга носом. Она копала с Карвером могилу, сама омывала тело отца, одевала его, помогала нести к приготовленной яме. Она казалась бездушной статуей, все делала механически и ничего не говорила. Мариан страдала как-то по-своему. Возможно, она давала выход эмоциям, когда оставалась одна, но Андерс не мог себе этого представить. И вот сейчас Мариан сидела на покрытом мхом мертвом дереве и рыдала во всю силу. Видимо, произошедшего она снести не смогла или же в ней скопилось столько горя, что вынести его с каменным лицом она уже не могла. Андерс опустился рядом. Сначала он хотел осторожно погладить ее по спине, но потом сильно обхватил ее за плечи и прижал к себе. Мариан вырываться не стала, наоборот – обняла в ответ и продолжила рыдать, прижимаясь к плечу Андерса. — Я не думала, что произошедшее так сильно отразится на мне. Как бы я не старалась, я не могу забыть тот день, – выдавила из себя Мариан, сквозь слезы. – Сейчас все не так, как в первый раз, понимаешь? Тогда я была безрассудной, глупой и даже порадовалась, что потеряла ребенка, но сейчас… Андерс, у нас мог бы быть ребенок – мальчик или девочка. – Мариан горько усмехнулась, стирая слезы с одной щеки. Ладони у нее жесткие, твердые от постоянных мозолей, пальцы сильные, готовые вот-вот сжать клинок. Какой же контраст – такое красивое, женственное лицо, и такие грубые, почти мужские руки. Андерс внимательно слушал ее, потому что любил всякой. – Я не люблю детей, правда. Но сейчас во мне нет радость от того, что случилось. Этот ребенок был наш. «Ей больно, но почему?», спросил Справедливость. — Да, он был наш, – подтвердил Андерс. Раньше он полагал, что Мариан отлично знала, кто она есть. Защитник, воин, тот самый человек, на которого можно положить огромное бремя, и он не сломается. А теперь, кажется, ее разрывало между долгом и собственными желаниями. Она хотела быть матерью, а не воином. — Я толком не погоревала по Карверу, – призналась Мариан. – Я скучаю по Бетани, и по отцу я тоже скучаю. – Ее рыдания не стихали. Андерс поцеловал ее в макушку. – Все думают, что я ко многому равнодушна, что у меня нет сердца, но это не так. У меня есть сердце, только я его прячу. — Прячешь, чтобы тебя не ранили, – тихо сказал Андерс. – Мариан, послушай. Мы с тобой поженимся и поедем в медовый месяц в Ферелден. Мы будем смотреть, как он восстанавливается, побываем в новых городах и посетим могилу твоего брата и отца. — У моего брата нет могилы, – с горечью ответила Мариан и со злостью процедила сквозь зубы: – Проклятый мор не дал мне похоронить его с честью. Андерс крепче обнял ее. Если бы он умел забирать душевную боль, то непременно бы прекратил страдания Мариан, но он умел лечить только телесные раны. Мариан еще несколько минут плакала и потихоньку начала успокаиваться. — Я хочу поехать в Ферелден. — Мариан, – тихо позвал ее Андерс, она кивнула, давая понять, что слушает. – Пройдет немного времени, и мы обсудим, готовы ли мы к ребенку. – Андерс стал крайне серьезным. – Скажу сразу, что я не собираюсь выслушивать речь о том, что ты не можешь иметь детей. Мы обсудим, готовы ли мы к такому шагу, и, если достигнем согласия, ты будешь вести себя осторожней. Мариан кивнула, потерла заплаканные глаза. Они немного помолчали. Андерс не выпускал ее из своих рук, слабо покачивал, будто баюкая. — Как… Как Фенрис узнал? – глухо спросила Мариан, прижимаясь к Андерсу. – И как он посмел подумать, что это ты заставил меня избавиться от ребенка? — Он очень внимателен к тебе, но мозгов у него – с птичий клюв. Мариан тихо засмеялась: — Через оскорбления я вижу твое уважение к нему. — Он пытается тебя защитить. – Андерс пожал плечами. – Это прибавляет ему уважения в моих глазах. Огненный шар слегка потрескивал и пульсировал, крутясь в воздухе. Ночное небо проглядывало через плотно сплетенные ветви деревьев. От объятий было тепло и спокойно. *** Ферелден был другим. Когда Андерс бежал из него, тот казался ему пламенным драконом, сжигающим все на своем пути. Здесь было страшно, кроваво и душно от страданий, и казалось, что вздымающийся дым пылающих деревень закоптил все небо. Бесконечно гремело железо, слышались крики и вой. Тогда от ужаса и ожидания смерти сводило живот и колотило от холода. Сейчас же Ферелден был тих, зелен и даже очарователен. Было много света, в воздухе витало весеннее тепло. Пахло сиренью и шиповником, на языке оставался сладковатый привкус. Города отстраивались заново, некоторые разваленные деревни восстанавливали, а некоторые оставались заброшенными. Мариан переполняло умиротворения, его ощущал и Андерс. Они не задерживались долго на одном месте, чтобы не привлекать к себе внимания, почти все время были в пути и от этого становились только счастливей. Здесь они были свободными, и никакие дела их не обременяли. Бывало так, что они ночевали в заброшенном доме, прямо на полу. Они любили друг друга, а потом долго мечтали о том, что эта халупа принадлежит им. «Подлатаем крышу, сделаем крыльцо, и я хочу зеленые занавески», – авторитетно заявляла Мариан, а после смеялась. Мечтать было приятно, и было приятно не вспоминать о вонючем, грязном Киркволле. Иногда Мариан замолкала, уходя в себя, и тогда Андерс понимал, что она чувствует эту неотвратимую надобность когда-нибудь вернуться. Город затягивал ее воронкой, наместник, храмовники, маги, кунари – все разрывали ее на кусочки. Ей хотелось все бросить и не вернуться, но она не могла – долг важнее собственных желаний. Андерс понимал ее, он тоже должен был вернуться. Больных меньше не становилось, а маги по-прежнему страдали. Его ждало начатое. Андерс сдержал свое обещание. Он привел Мариан в Лотеринг, где она долго ходила меж снесенных под корень домов, по выгоревшей земле, по погибшим садам. Возможно, Малкольм хотел, чтобы дочь нашла его могилу, наверное, он звал. Мариан показала на черное, мертвое дерево. — Это был красивый ясень. Я похоронила под ним отца. Андерс молча кивнул. Мариан просидела меж черных, вылезших корней несколько часов. Иногда она что-то говорила, немного пела, а потом молчала, перемалывая скорбь и тоску. Андерс ей не мешал, бродил неподалеку. Лотеринг восстановлению не подлежал, это единственное место в Ферелдене, где земля пропиталась смертью и умерла сама. Андерс чувствовал ее холод под ногами и с тоской смотрел на обгоревшие, развалившиеся дома. Веяло отсыревшими костями и плесенью. — Жаль, что тело отца покоится в таком месте. Как и тело брата, – тихо сказала Мариан, перед тем как покинуть Лотеринг. В Ферелдене они пробыли больше двух месяцев. Два месяца покоя, радости и тишины. Они избегали большого количества людей, как подростки валялись в поле и голышом купались в озере. Оказалось, что Мариан умеет играть на свирели, и Андерс слушал ее почти каждый вечер у костра. После возвращения, Киркволл казался особенно отвратительным. *** Тихо щелкнули ножницы. — Давно мечтала это сделать, – чуть ли не пропела Мариан. — Могла бы и раньше об этом сказать, – с коротким смешком ответил Андерс. — Раньше я не была твоей женой и не могла принуждать тебя к такому, – шутила она. Андерс любил ее смех, он был тихим и сдержанным. На пол упал пучок светлых волос, Мариан опять щелкнула ножницами, срезая уже не в меру длинные патлы Андерса. С каждой новой состриженной прядью становилось все легче. — Не могу понять, почему ты сам их не срезал. — Привычка, – просто ответил Андерс. – И лень. На себя мало находится времени, но теперь у меня есть жена, которая обо мне позаботиться. — Да, точно, соскребет с тебя любую плесень. Мариан наклонилась к Андерсу и поцеловала его в щеку. Стричь она не умела, но старалась быть аккуратной, да и какая разница? Андерсу не на прием к наместнику идти. Длинные, светлые волосы падали на пол и сворачивались в кольца. Когда Мариан закончила, Андерс провел по коротко стриженной голове ладонью. Как непривычно, волосы чуть кололись. Он посмотрелся в зеркало – лицо его вытянулось и заострилось, но ему даже понравилось. Мариан заботливо отряхнула его плечи от волос и со смешком подергала за уши. — Пойдем, Орана приготовила ванну. Ради вот таких совместных вечером Андерс спешил домой каждый день. Они часто что-то делали вместе: готовили, отвечали на письма, разгребали подвал, танцевали и мылись – и это сближало их лишь сильней. Андерс зашел в уборную, где ванна уже была полна горячей водой. Мариан стояла у туалетного столика и перебирала ароматные масла. — Мама опять накупила всякой требухи, – со вздохом сказала она, рассматривая надписи на склянках. – Андерс, мне кажется, что я беременна. Андерс, как ни в чем не бывало, развязал завязки на рубахе, между делом отвечая: — Что там опять? Лаванда с акацией? Роза с алоэ? Петрушка с лимоном? — Ага. У Андерса медленно тикало в голове, правильная мысль ползла, как улитка, а когда оказалась в очаге сознания, Андерс замер, быстро облизал губы. Его пронзило ликованием и нервозностью. — Что ты сказала? Мариан сделала вид, что удивилась: — А что я сказала? Вот новые масла, которые купила мама. — Нет, после этого. Мариан поставила склянки обратно на столик, повернулась к Андерсу и посмотрела на него так, что нужда в лишних пояснениях отпала. — Только не ругай меня за то, что я опять отнеслась к себе беспечно, это не так, – начала сбивчиво пояснять Мариан. – Я пила настойки, старалась не забывать, и я не знаю, как так получилось… и… Андерс подошел к ней и обнял. Она замолчала и прижалась в ответ. Справедливость заклокотал, приходя в ярость, но Андерс не слышал его, потому что кроме счастья и благодарности ничего более не испытывал. — Я рад, я так рад! – наконец, сказал Андерс. – Я безмерно благодарен тебе. — Я обещаю, что буду осторожна. Я не хочу… — Все будет в порядке, – прервал Мариан Андерс и обнял ее лицо ладонями. – Я позабочусь о тебе. — Да, конечно. – Мариан кивнула и вновь прижалась к Андерсу. *** Было душно, с запада шли черные, тяжелые тучи, предвещая сильную грозу. От сквозняка в коридоре задуло свечи. Андерс зажег их магией и выглянул в окно. Нависала буря. Это мерзкое, подавляющее чувство чего-то неизбежного, чего-то настолько огромного и разрушительного, что нельзя предотвратить, витало всюду. Мариан вылетела из библиотеки и стремительно рванула на второй этаж. Андерс увидел выходящую следом Авелин и так ясно ощутил конец счастью, что все внутри него заледенело. На светлую полосу его жизни капнула жирная чернильная клякса. — Что происходит? – жестко спросил Андерс. Авелин была в полном обмундировании, за ее спиной покоился щит и короткий меч. — Аришок, – коротко ответила она. — Неужели стража сама не может справиться с чертовыми кунари? – взорвался Андерс. Он знал, зачем пришла Авелин, и знал, что Мариан ей ничего не сказала. И он, гарлок всех задери, знал, что увидит, когда поднимется в спальню. Андерс поднялся по лестнице, остановился на пороге комнаты. В дверном проеме он видел, как Мариан заправляет кольчугу под кожаную куртку и затягивает ремни. — Ты знаешь, чем это закончится. Мариан не ответила, красноречиво сложила длинные клинки в ножны. — Это твое окончательное решение? – глухо спросил Андерс. Мариан прошла мимо него и сухо ответила: — Я должна. Андерс понял, что она навсегда останется воином.