Цветок

Она ходила по замку медленной, легкой, будто вовсе невесомой походкой. Она практически никогда не поднимала на него глаз. Абсолютно сумасшедшая, в край ненормальная, непонятная. Его мысли путались при ее виде, а дыхание по-глупому сбивалось. Хогвартс стал тюрьмой, камерой пыток для любого несогласного с режимом. Счастье и беззаботность, некогда жившие в его стенах, бесследно исчезли. Лица профессоров и учеников были хмурые и тусклые. Все знали, что эпоха подходит к концу...а она...она смела быть сумасшедшей. Ее радужные кофты, несуразные серьги и улыбка. Каждый день. Когда обедала в общем зале, когда шла по мрачным коридорам подземелий, когда болтала с призраками, когда лежала на холодном полу вся в кровоподтеках, пытаемая мощными заклятиями - она улыбалась, даже тогда улыбалась. Блаженная. *** Мягкий приглушенный свет фонаря освещал заснеженный балкон северной башни. Силуэт худенькой девушки задумчиво вырисовывался из темноты, с потолка спадали магические омелы, всегда украшающие в Дни Рождества Хогвартс. Она изучала их пытливым взглядом. -Драко Малфой, почему ты смотришь на меня так долго? - синие, как озера Запретного леса глаза, наконец отпустили из своего фокуса рождественские цветы и в упор пронзили юного аристократа. Малфой спокойно улыбнулся. -Ты знаешь, что ты чуднАя, Лавгуд? Я стою и думаю об этом. Девушка звонко усмехнулась и вновь сконцентрировалась на цветах. Шифон праздничного платья, усеянный тысячами блесток-брызг цвета шампанского, то и дело танцевал в порывах декабрьского ветра. -Скажи, Малфой, зачем тебе все это, ведь у тебя на душе кошки, в голове тьма мозгошмыгов, а на руке метка Темного Лорда. - Девушка как то по-особенному нелепо улыбнулась, словно только что речь шла о рождественском пудинге. -Заткнись, - голос Малфоя прозвучал железом, -ты сумасшедшая, Лавгуд, вот и все. А я -староста. И у тебя будут проблемы. Полумна, задумчиво посмотрела вдаль. -Что ж. С Рождеством, господин староста. Желаю вам смелости. Девушка растворилась в лестничном проеме, как будто и вовсе была сном. Сначала она, затем развевающийся за ней шифон...на балконе остался лишь едва слышимый аромат цветов, да его молчаливое отчаяние.