***
Под жестким кителем оказались такие же хрупкие изящные плечики, обтянутые только тонкой тканью рубашки, за строгой маской живое эмоциональное лицо, на смуглых щеках отчетливо проступал румянец от первой же кружки пива, а глаза начинали лихорадочно блестеть, а во время разговора она то и дело облизывала губы своим острым язычком, который так умело держала за зубами… Мартин начал подмечать эти детали по привычке, почти на автомате наблюдая, анализируя, привыкая к чужой мимике и жестам, копая глубже. Дальше были разговоры «по душам», не оттого что ему было приятно само общение или вообще возникала потребность в ее компании — все так же изучение, хоть Аттано и не спешила изливать ему душу. Она явно не страдала женским словоблудием и не пользовалась оказией изобразить из себя жертву. — Мне жаль, что это выпало на твою долю. Не хотел бы, что бы этим приходилось заниматься тебе, но… Другого выбора у нас нет, — участливое похлопывание по спине, а в ответ только сдержанный кивок да пьяный блеск глаз. Тогда Тигу казалось, что за ее сдержанным молчанием должно что-то скрываться, просто обязано. Он мог бы подумать, что Корво догадывается о чем-то, но нет, она все так же четко выполняла все, что бы они ей не подкинули. Идеально чисто. И он стал наблюдать за ней более пристально, на сколько это позволяли ее задания. Вот она общается с Пьеро, спокойно и непринужденно, не давая ему ни малейшего повода, абсолютно не реагируя ни на неловкие намеки в ее адрес, ни на откровенные поползновения в сторону Каллисты. Вот она готовится к новому делу, со всей тщательностью, но, со стороны, как будто отрешенно, погруженная в собственные мысли. С таким же лицом она нежилась в ванной, рассеянно водя ладонью по шее, плечам и груди. Чуть больше мускулов, чем ему нравилось в женщинах, но в целом весьма неплохо — это наблюдение ему доставило удовольствие. А вот она спит, вытянувшись словно струна на кровати, но стоило лишь одной половице тонко скрипнуть — внимательный взгляд в его сторону, и как будто не было сейчас сна. — Я наблюдал за тобой, — честно признался Мартин, уже не стесняясь, совершенно непринужденно подходя ближе. — Уже вижу. — Голос хрипловатый, все-таки спала. — Корво, я вижу, что что-то с тобой твориться. Если я могу чем-то помочь, — слова легко срываются с губ, достаточно добавить несколько обеспокоенное выражение лица и вот оно, вполне сносное оправдание для ночного визита. — Ты делаешь такие важные вещи, это тяже… — Мартин, избавь меня от этих высокопарных речей. — Аттано садится на кровати, лениво потирая шею. — Не стоит распинаться. Я делаю то, что должно, и делаю это хорошо, а беспокойство о моем душевном состоянии это не то, чем тебе стоит заниматься. Я не нуждаюсь в утешениях. Мгновение он думал, переваривая слова, которые совсем не ожидал услышать от этой женщины. Нет, он не рассчитывал на то что она прильнет к его плечу и пустит скупую слезу, сетуя на свою судьбу, ему виделся вежливый отказ, уж на худой конец молчаливое игнорирование. — Жаль, — губы расчертила ухмылка. — Я так надеялся почувствовать себя сильным защитником. Что ж, ему впервые удалось удивить ее — тонкие брови поползли вверх придавая ее лицу совсем уж ошарашенное выражение. Пожалуй, хотя бы ради этого стоило сболтнуть лишнего. А ведь почему бы и нет? Она весьма привлекательна, он, не кривя душой, с того момента, как застал ее в ванной, не раз рисовал в своей голове фривольные сцены. Это не значит, что он всеми правдами и неправдами стал бы добиваться доступа к ее телу, нет — это нормальное, обычное положение вещей. Если женщина хоть немного нравится, то в голове уже отложен список поз наиболее желанных для момента «если вдруг». И от этого «если вдруг» Мартин не отказался бы — чрезмерным следованием догматам он не страдал. — Мне нечего тебе сказать, Мартин. Это не удивило, Тига, отнюдь, как раз такого ответа он и ожидал. Ему оставалось только уйти.***
Сам того стараясь не замечать, Мартин с того момента настойчиво пытался найти телесного контакта. Рукопожатия, дольше чем необходимо, «дружеские» похлопывания по плечу, рука невинно скользящая по спине, легкие касания и слишком маленькое личное пространство. Ответом ему были сурово сведенные брови, долгие взгляды да губы сжатые в тонкую линию. Это даже начинало забавлять — непоколебимая скала краснела и смущалась рядом с ним, она даже казалась меньше в своем умилительном стеснении. — Прекрати! Надолго ее терпения не хватило. Суровая, взъерошенная, с щеками пылающими как маяк, защитница выловила его на одной из лестничных площадок, когда «Песья яма» затихла, готовясь ко сну. Так же намеревался поступить и он, не будь застигнутым врасплох. — Прекратить? О чем ты? — Почти натуральное удивление на мужском лице, но с трудом скрываемая ухмылка так и рвалась наружу. — Довольно притворства, не надо делать вид, что не понимаешь о чем я. — О. Пожалуй я догадываюсь. Ты об этом? — Ладонь Мартина мягко коснулась женского плеча, смыкая пальцы. — Знаешь, даже не буду скрывать — мне это нравится, а мы живем в то время, когда и так немного радостей, потому отказываться от этого, хм. Глупо? Рука скользит выше, касаясь такой незащищенной шеи, где под тонкой смуглой кожей неистово выбивает ритм жилка. Что ж, ему и это нравится. — Тебя тревожат семь запретов? Я думаю, то существо, с которым ты общаешься должно быть руками и ногами за их нарушение. — Тиг удовлетворенно замечает как опасно сузились ее зрачки, но да, он знает чья метка на ее руке, он как никто другой знает, кто такой Чужой. — Может быть тебя тревожит, что будет дальше, когда все закончится? — Корво только все так же недовольно хмурит брови в ответ. — Это будет совсем другой мир, сейчас думать об этом, не зная, доживем ли до следующего дня не стоит. А другие причины, я их просто не вижу. Она значительно ниже, поэтому приходится наклоняться. Губы горячие и влажные, потому что в неосознанном жесте Корво по привычке облизала их, чуть приоткрывая навстречу. Хотела, конечно она этого хотела, Мартин почти уверен в этом. Он же просто подмечает детали, подталкивая ее к нужному выбору и довольно ухмыляется, зарываясь пальцами в ее непослушные волосы. Жаль, что до кровати далеко, быть может она специально подловила его в таком месте, но Тиг не отказал бы себе в удовольствии развернуть ее лицом к стене прямо здесь. Дыхание учащается, впиваясь в его губы гулким выдохом, когда широкие ладони без стеснения опускаются на упругую грудь, сжимая и ловя меж пальцев те самые две «мурашки». Бесстыдные, смелые ласки, совершенно без страха отказа, напористые, как будто не сама защитница императрицы сейчас зажата им в углу, не ее изящную ладонь он уверенно ведет вниз, блуждая языком по шее. Чертовски приятно, до мурашек, до ноющей тяжести внизу живота, где орудовали ее пальчики, до тугого комка сплетенных намертво нервов, жаждущих взорваться яркой вспышкой. Еще приятней, ослабить ремень и пустить женскую ладонь внутрь, с удовлетворением подмечая ловкость и абсолютное бесстыдство и уже в ответ возвращая ей гулкий вздох. Он не маленький мальчик, чтобы стесняться, она не невинная дева, чтобы изображать святую недотрогу. Но все равно, этого слишком мало, ему недостаточно горячих ласк, недостаточно жадных поцелуев, недостаточно тяжелого дыхания, влажных пальцев, скользящих под ее вымокшим бельем, и почти черного, от расширившихся зрачков, взгляда. Больше всего ему хотелось бы поставить Аттано на колени, впиваясь пальцами в волосы и задавая нещадный ритм, но нет, не так поступают с такими особами. По крайней мере, не в первый раз. Мартин почти удивлен как легко она позволяет развернуть себя, вжать в стену и торопливо приспустить штаны, но принимает как должное ее стоическое молчание, когда он не церемонясь наконец-то получает свое, жарко выдыхая ей в затылок. Звезды не прекращая полыхают под плотно сомкнутыми веками, готовые в любой момент разорваться сверхновыми, ослепляя; внутри, с каждым напористым толчком все больше наливается теплом, вот вот разольющимся по всему телу, до самых кончиков пальцев и от этого предвкушения начинает потряхивать, заставляя конвульсивно подаваться вперед. Чертовски тесно. Это казалось самой бредовой фантазией воспаленного разума, видением, чем угодно, хоть припадком с предсмертными картинками, но только не реальностью, да только слишком уж явственно женская рука направляла его ладонь. Терпеть не было ни сил, ни желания — только запрокинуть ее голову, впиваясь зубами в шею и последними, отчаянными, самыми сладкими рывками вмять ее в стену, наконец-то чувствуя как языки пламени расплываются по телу, как раскаленным железом плавится внизу живота, как перед глазами пляшут фейерверки. В коридоре все так же стояла гулкая тишина.***
Сейчас он бесстрастно наблюдает за ней. Как мерно вздымается грудь, натягивая ткань рубашки, как чуть расширяются ноздри от глубокого дыхания, как его собственная рука скользит по гладкой смуглой коже. Он так и не знает сколько ей на самом деле лет, да это и ни к чему. Пуговицы поддаются легко его ловким пальцам, у него есть немного времени, чтобы еще раз ладонью ощутить жар и упругость. На губах еще чувствовался горьковатый привкус пива с ядом, но Мартин не боялся: он добавил в стакан Корво значительно меньшею дозу — это не убьет ее, но вырубит надолго. А уж того что он слижет с ее губ и подавно не хватит, что бы свалить Тига. Только напомнит о том, что он сделал. О том, что он сам же и задумал. Он хороший стратег. Он умен, хитер, прозорлив, вот только на такое он не рассчитывал. Ему действительно было жаль.