Ты не один

Среброволосый министрант стоял, прислонившись спиной к косяку и скрестив руки на груди. Он ждал, ждал уже, наверное, второй час и всё никак не мог дождаться. «Да где его черти носят. Богохульненько, нехорошо», - думал Максимофф, скорее от нечего делать поправляя рукава альбы и едва слышно вздыхая. Он совсем не должен тут стоять, совсем нет. Но отчего-то желание увидеть того самого прихожанина было гораздо сильнее ругани отца Леншерра, который и содержал приход, и уж тем более сильнее упрёков таких же министрантов как он сам. Питер уже в каком-то роде даже переживал, не случилось ли что с этим парнем. Впрочем, он даже не видел его ни разу, только слышал чуть заикающийся голос и плохо выговариваемую букву «Р» на проповедях, благо его никто не слышит и не видит в эти минуты. – «Он же ведь кается за одно только своё существование и никогда не говорит почему». Спустя ещё несколько минут, когда Питер вошёл в само здание и уселся на край скамейки, в двери тихо вошёл некто в длинном плаще с большим капюшоном. И тут же вздрогнул всем телом, когда за ним с треском хлопнула дверь, а полы альты Максимофф чуть покачались от порыва вроде бы налетевшего сквозняка. - Я-я к отцу Леншер-р-ру, - несчастная буква никак не удавалась знакомому незнакомцу, а уж её наличие в фамилии пастора тем более не добавляло ей очков по мнению Питера. - Его сейчас нет, - сказал среброволосый у дверей, закрывая их на засов и лишая, как ему казалось, человека в плаще путей отступления. Тот в свою очередь было кинулся к ним, но не успел. Максимофф был быстрее. Вообще быстрее. – Здесь только я остался, пастор ушёл куда-то, перед этим ни за что отругав всех министрантов. - Выпусти меня, - вдруг с достаточным нажимом произнёс прихожанин, скрестив руки на груди и отчего-то тщательно пряча кисти подмышками. Максимофф это явно не понравилось, а потому тот безо всякого уважения к личному пространству попросту подошёл к парню, как ему казалось по голосу, и откинул с его головы капюшон плаща. А затем обомлел. На него ошалевшими жёлтыми глазами смотрел абсолютно синекожий парень со слегка остроконечными ушами. Питер даже похлопал себя по щекам, чтобы понять, что это к нему не Дьявол от сильного запаха ладана в закрытом помещении явился. – Ну что, доволен? – парень тихо зашипел на него, обнажив клыки, но вдруг увидел за спиной среброволосого витраж и мгновенно присмирел, становясь навытяжку. Максимофф под шумок снял с незнакомца плащ совсем и обошёл его кругом, обнаруживая странные босые ноги, трёхпалые руки и длинный хвост у чертёнка, как его уже мысленно обозвал Питер. - Очень. Я наконец-то тебя увидел, - отчасти походивший на ангела со светлыми волосами и в светлом одеянии магистрант был полной противоположностью стоявшего напротив него парня с тёмно-синей кожей да к тому же в чёрной рубашке и в чёрных коротких брюках. Видя то, насколько неловко и неуютно чувствует себя такой занимательный прихожанин, Максимофф коснулся его плеча. – Смотри на меня. После этих слов начала творится действительная чертовщина. Темноволосый в глубокую синеву парень, практически мальчишка с изумлением смотрел на мелькающего Питера, который то и дело с разницей в доли секунды появлялся едва ли не в противоположных углах церкви, куда обычный человек бежал бы секунд пять. Восхищённо взглянув на замершего наконец Максимофф, который даже не запыхался от посекундной беготни, он осторожно взял его руки в свои: - Я всегда вер-р-рил, что я не один. Меня зовут Кур-рт Вагнер-р, - Питер рассмеялся, и добрый, радостный смех этот растекся по израненной душе Курта сладким мёдом. - Конечно не один, нашёлся мне тут уникальный, - Максимофф без задней мысли приобнял Вагнера за плечи одной рукой. – Святой отец в этом отношении между прочим тоже не святой. Если приглядеться, во время службы заметно, что он ни за что металлическое не держится руками. Металл буквально парит над его руками. Только я ничего не говорил, тш-ш-ш. Парни звонко засмеялись, а этот смех стал началом чего-то нового в их жизнях.