Ночь, лопата, свежая могила

Чуя задолбался. Он говорил это всем, кто с искренним или притворным удивлением спрашивал: «Чего ты бесишься?», а затем добавлял, что в следующий раз доброхот будет вместо него писать хренов годовой отчёт для Мори-сана. Проблема была даже не в Мори, который сквозь пальцы смотрел на графу «расходы». Проблема крылась в том, что Чуя не сумел придумать убедительную отмазку: куда могли подеваться три тыщи баксов, списанные якобы на нужды городской администрации? В администрации о деньгах никто ничего не слышал, налоговый инспектор откуда-то узнал номер мобильного Чуи, а в годовом отчёте зияла прореха величиной с дазаево самомнение. Чуя просто хотел, чтобы его оставили в покое, но нет: год закончился, начались новые дела — и новые проблемы. Кое-как выпутавшись из одной ловушки, Чуя с грациозностью слона в посудной лавке вмазался в новую, расставленную специально под его размеры и расписание. Дазай словно заранее подгадал момент: голова Чуи всё ещё была забита цифрами и сметами, руки тряслись, а язык не слушался хозяина, так что на предложение: — Пошли бить морды! Он без колебаний ответил: — Пошли. И теперь задолбавшийся Чуя превращался в Чую замерзающего, потому что напарник-идиот оставил его стоять на стрёме под всеми ветрами разом. Взору открывался прелестный пейзаж северного кладбища Йокогамы, где хоронили всех, кого не удалось опознать; хрустела трава под ногами, скрежетали зубы от холода, и Дазай из свежевырытой могилы заунывно тянул: — Посвети фонариком, Чуя! — Сдохни уже! Какого хрена мы тут вообще делаем?! — Прячем улики, — бодро раздалось из могилы, — правее, Чуя. Мог бы помочь, этот тип, в отличие от тебя, не настолько крошечный. Чуя мстительно пнул землю — твёрдый комок промёрзшего грунта упал точнёхонько на макушку Дазая. — Заметь, морды бил я, а в труп его превратил ты. — А кто разнёс весь склад, пока я придумывал план отступления? — Пользоваться ртом по назначению пробовал? — ехидно спросил Чуя. — Ртом говорят, Дазай. И рассказывают напарнику про свои гениальные планы до того, как напарник чувствует задницей, что ему крышка. — Ошибочка вышла. В следующий раз скажу, что плана у меня нет, но ты держись. Левее, Чуя. — Ты его в какую позу камасутры складываешь?! — не выдержал Чуя. — Быстрее, пока сторож не проснулся! Он глухой и слепой, но не до такой же степени. — Ой, — печально вздохнула могила голосом Дазая. — Кажется, я его сломал. У Чуи уже не было сил закатывать глаза — он наугад ткнул черенком лопаты в яму, дождался возмущённого «чуябля!» и тихо рассмеялся. Кармическая справедливость была восстановлена: ненадолго, но Дазаю стало плохо, что уже стоило отмороженных пальцев и грядущего насморка. — Чу-я-я, а ты не хочешь совершить со мной двойное самоубийство? — заискивающе спросил совсем не дух Дазая (а жаль, с его призраком Чуя ещё бы попробовал договориться). — Нет, — отрезал он. — Вылезай оттуда, живо. Я устал, замёрз и хочу жрать, поэтому выметайся из чужой могилы и помоги её закопать. На. Вторую лопату он пихнул в грязные руки Дазая, который прямо светился от удовольствия: ночь, луна, свежая могила — романтика! — Ничего ты не понимаешь в любви, Чуя, — проникновенно сообщил Дазай. — Да-да, — отмахнулся Чуя. — А ещё я маленький рыжий лепрекон с роднёй в Ирландии. Работай давай, придурок. Вдвоём они прикопали плоды своей разгульной ночной жизни, пешком доползли до квартиры Чуи и рухнули на кровать прямо в одежде, не раздеваясь. Наутро Чуя чувствовал себя очень грязным и больным, зато не надо было придумывать для Мори-сана причину прогула. «Дазай» — короткое смс отправилось боссу, и Чуя с блаженной улыбкой растянулся под одеялом. Отчёт он спихнул на Дазая, и потому был возмутительно счастливым маленьким рыжим лепреконом.