Рубашка

Гин любит шить. Об этом не знает ни одна живая душа, кроме брата, а даже если и знает, то языком трепать не будет. Сама Гин из молчаливых, поэтому вряд ли за её спиной рискнут распускать слухи — вместо слов она ответит метко брошенным ножом, что намного эффективнее заткнёт рты. Догадываться может разве что Хироцу-сан, слишком уж внимательно во время последнего задания он разглядывал её исколотые иголкой пальцы. Но обсуждать чужие хобби он не станет никогда, а у Гин есть полное право заниматься чем угодно в свободное время. Когда их с братом завербовала мафия, Гин думала, что больше никогда не станет шить на заказ. Пришить пуговицы, обработать подол, заштопать дырки на локтях и коленях — всё это приносило не слишком много денег, но Гин не роптала и тратила их на еду и лекарства для Рюноске. Теперь у них есть крыша над головой и достаточно средств, чтобы не ходить с липнущим к позвоночнику желудком, но возиться с одеждой Гин всё равно нравится. Она с удовольствием покупает новые вещи, подгоняет их по размеру или вовсе раскраивает, чтобы пошить что-то похожее самой. Резать ткань намного проще, чем плоть человека, а иголка почти не отличается от тех игл, что она прячет в волосах. Для Рюноске сложно выбирать одежду — он вечно чем-то недоволен, хотя по его лицу и нельзя прочитать эмоции; Гин интуитивно понимает, если ошиблась, и в следующий раз учитывает все пожелания брата, даже не высказанные вслух. Больше всего ему идут сине-фиолетовые и жёлтые рубашки, с ними бледная кожа не приобретает трупный оттенок. Гин никогда не объясняет этого Рюноске, только раскладывает перед ним вещи и с внутренним трепетом ждёт его решения. На самом деле, неважно, во что его одевать — любые вещи сразу превращаются в Расёмон. Но никто, кроме Гин, не будет заботиться о том, сыт, одет и жив ли Рюноске вообще. Поэтому он покорно натягивает новую куртку и позволяет укутать шею шарфом крупной вязки, не спрашивая при этом, в своём ли Гин уме и помнит ли, что они — псы и убийцы мафии, а не модели на подиуме. Но однажды он приходит к ней сам в совершенно нелепой рубашке, которая свисает до бедра и похожа на женскую ночнушку. Гин поджимает губы, догадываясь, что сейчас услышит ненавистное «дазайсан», от которого и у неё, и у Хигучи всегда начинается мигрень. Потому что с некоторых пор Дазай занимал все мысли Рюноске, и пусть Гин не собиралась ревновать, её всё равно задевала эта... мания. И рубашка ему совсем не идёт. — Дазай-сан... подарил, — выплёвывает из себя вместе с кашлем Рюноске, и Гин вместо того, чтобы обидеться, протягивает ему руку. — Я поправлю, — заглядывает она в тёмные глаза, говорит тихо и мягко. — Можно? Рюноске трудно расставаться с «подарком»: это видно по тому, как он медленно и неохотно раздевается, долго мнёт ткань пальцами, едва ли не прижимает к впалой груди. Гин совершенно очевидно, что Дазай купил рубашку в первом попавшемся магазине или вовсе украл у девицы, с которой не вышло совершить двойное самоубийство. Рюши — это не мужской стиль точно. Незаметно для Рюноске Гин вздыхает, посылая на голову Дазая все знакомые ей проклятия, и берётся за нитку с иголкой. Придётся очень постараться, чтобы брат не выглядел в этом как бледная моль. Гин любит шить, но терпеть не может заштопывать раны, что оставляет на Рюноске Дазай.